Значит завтра, чуть посветлеет идти в том направлении, – прочертил он рукой вперед. И сделал топориком затес на стволе дерева впереди. Вернулся назад, и стал осматривать деревья и подходы к нему. Везде был чистый снег. Никаких следов. Сбив своим толкачом снег с нижних ветвей ели, под которой решил заночевать, он снял котомку, халат и принялся отаптывать снег у кучи бурелома. Он хорошо помнил советыЕгора, и разгреб снег до земли около самой ели – место для костра. Наломав сухих веточек, вытащил из кармана берестяную книжечку – и вспомнив Церена и ребятишек, пришел в хорошее расположение духа. Вырвав листочек, поджег его, и сунул под ветки, которые сразу занялись веселым огнем. Хорошо-то, как! – заулыбался Максим, подкладывая все больше и больше хвороста. Ветра не было, костер разгорелся быстро, и прямая струя горячего дыма, протыкая вверх заснеженные ветки ели, растапливали на них снег, который комьями стал падать вниз, прямо в костер. Костер шипел, исходил паром, грозя погаснуть. А че, делать? Растревожился Максим, готовя треногу для котелка, чтобы вскипятить чай. Надо дальше от дерева оттащить костер. А спать как? Нет, наоборот, надо подвинуть его ближе к стволу, снег растопится и по наклонным веткам и хвое стечет на края веток. Почему у ствола ели на метра два вокруг от ствола всегда сухо? Потому что дожди сбегают по ее веткам как с крыши дома. Помучишься, научишься! – запел Максим, пододвигая костер ближе к стволу. Точно! Растаявший снег, кувыркался с концов веток, вместе с каплями воды. Максим без отдыха таскал сучья на костер и наметил, куда он его отодвинет на ночь. Натаскивал сучьев и туда. Пока рубил ветки для постели и шалаша, незаметно стало темнеть. Шалаш хоть когда построю, были бы ветки, – торопился он. Ой, спасибо Кольке и Егору, все до минут растолковали. Сам точно шел бы пока светло. А когда на ночлег устраиваться? Вон когда остановился? И то еще не все успел! Век живи, век учись! Натолкав снегом котелок, он устроил его у костра на вырубленной треноге. Так, разведу-ка костер и там, где ему гореть всю ночь. Пусть-ка валежина начинает обтаивать. Дров завались – только не ленись! – Во, как стихами заговорил! – улыбнулся Максим. Уставший, но счастливый, что первый день далекого пути – удался, сидел Максим на пружинистой куче пихтовых веток, ужинал. А чай-то какой вкусный оказался! Таежный! Все было хорошо. Максим долго сидел, ожидая когда горевший костер отдаст больше тепла земле, тому месту, где он должен спать. Он несколько раз специально отходил от костра заходил за деревья и чутко прислушивался. Было тихо. Со стороны место у костра хорошо просматривалось. Страха не было, но беспокойство, что на десятки километров он один на один с тайгой, тяготило душу. И он незаметно перенесся воспоминаниями домой, в родные степи, которые сейчас уже освобождаются от снега и на оттаявших плешинах земли пасутся горбоносые сайгаки, жадно поедая жухлую, прошлогоднюю траву и первые росточки новой зелени. На весеннем солнце греются древние обитатели пустынь – верблюды, презренно и сонно оглядывающие – взбрыкивающих ягнят – сайгачат, вокруг своих матерей. Или лавиной пронесется табун лошадей, казалось бы никем неуправляемый. Но нет! Через километр-другой, вожак табуна – длинногривый красавец, резко вырвется вперед и пойдет наперерез неудержимой лавине, храпящих в беге своих собратьев. И они покорно и незаметно пойдут по кругу, останавливая свой бег. А потом как ни в чем ни бывало остановятся и будут смотреть в степь, откуда через некоторое время вслед за ними прискачут табунщики, в числе которых когда-то был и он, сначала мальчишкой, а потом и взрослым парнем, приезжая на каникулы после учебы. Степь всегда манила своей бескрайностью и необъяснимым вольным ветром. Даже сейчас и часто во сне. Как все это теперь далеко и по времени и по расстоянию. И увидит ли он все это вновь? Максим задумчиво смотрел в костер, который уже было пора сдвигать в сторону, туда к горевшей валежине. Он осмотрел лыжи-коротышки, они были в нормальном состоянии. Сушить не надо было. Сгоняя с себя сонное состояние, большой палкой он принялся сдвигать горящие сучья дальше. Шипел снег, исходил паром. Непросто было отгрести раскаленные угли. Чтобы не устроить пожара, в собственной постели, он тщательно просмотрел, оставшуюся золу на месте бывшего костра, и разровняв ее равномерно по горячей земле, стал застилать ее пихтовыми ветками. Второй костер, став единственным, ярко пылал в метрах двух от постели. Навалив в него еще больше сучьев, Максим стал сооружать над своей постелью маленький шалаш, с метр высотой. Уперев рогатулины друг в друга, он обложил их ветками. Получалась небольшая нора. Как логово у зверя, – подумал он. Так советовал Егор. Для сбережения тепла. Положив котомку в изголовье, а лыжи по бокам, он вполз в шалаш и растянулся. Вспоминая: – все ли при нем? Все, ли сделал? Блаженно потягивался. Да вроде все, вспоминал он советы лесников. Даже портянки, подсушил у костра, переобулся заново. И только сейчас почувствовал как страшно устал. Вспомнилось, почему-то, как при первом знакомстве с Цереном, на вопрос как им тут живется в ссылке? Старик вынул трубку из рта и ответил: – одни люди послали сюда нас на гибель, другие помогают нам спастись. Мудро сказал старик. Вот и его, Максима, жизнь тоже безжалостно швырнула на погибель, и был на волоске от нее. А поди ж ты, остался живой. И кто знает? Если бы не случай на болоте, в Горелой балке, был он здесь, и вообще додумался бы до такой затеи, в поисках детей? Скорее всего нет. И письмо. Ведь как-то сразу после той трагедии появилось. И люди: – Колька, Егор, Прокопыч, Гошка, Катерина. И наверное очень многое значил – Трофим. В итоге все они помогли ему в этом походе. Дал бы бог, только бы дойти туда! Ведь и там есть какие-то люди? Как они поведут себя? И на память пришла своя, калмыцкая поговорка: – Мернэ сээг меддг, Темрин сээг давталж меддг. (Качество коня познается в беге, качество железа – в ковке). И засыпая, он увидел убегающий в степь табун лошадей. И он, мальчишка, вцепившись в гриву своего скакуна, босыми пятками поддавал ему по бокам, и никак не мог догнать табун. Серебряными волнами колыхался степной ковыль, и всюду краснели цветы – дикие тюльпаны, и синели медунчики, в колокольчиках которых трудились пчелы.
Проснулся Максим внезапно, от сильного холода. Несколько секунд он продолжал лежать, осмысливая свое положение. Нащупал на груди обрез, нож, топор – все было при нем. Приоткрыл один глаз, другой, было темно. Костер прогорел? Вот это да! Вот причина холода и тревоги. Чуть сдвинулся вперед, приподнял голову. Точно! Костер почти погас. Потрогал под собой ложе из веток. Оно было теплое. Жалко было выползать. Остынет. Но сверху было холодно, ноги не подогревались костром. Сколько же времени? Максим не чувствовал усталости, почти выспался. Наверное часов пять, судя по небу. Оно чуть начинало светлеть. Все равно костер надо оживлять, – и Максим выполз наружу из своего укрытия. Подойдя к кострищу, он увидел, что середина костра выгорела очевидно давно, но по краям остались недогоревшие сучья, на концах которых мерцали огоньки. Он поспешно сгреб все эти головешки в кучу, которые тут же задымились и вспыхнули. Через несколько минут ярко пылал хороший костер, а Максим сидел на краю своей постели и поглядывал на светлеющее небо. Потом приспособил к костру котелок со снегом, готовясь к раннему завтраку. Не хочется еще есть, а надо. Днем некогда рассиживаться, идти надо. А дни короткие. Немного поев и попив чаю, стал собираться, уже было довольно светло. Шалаш разваливать не стал. А вдруг назад пойду и на него наткнусь? Или кому-то пригодится? Посмотрел на догорающий костер. Засыпать снегом не стал. Сам погаснет. Пожара быть не может. Кругом снега. Еще раз по-хозяйски осмотрел место, пощупал себя и поглядев на засечку – приметину, что делал вчера, заширкал лыжами по снегу. Морозец был небольшой, чувствовалось, что день будет ясный. Часа через два ходьбы, Максим залез на дерево и определил, что идет верно, но скоро крупный лес неожиданно оборвался и пошло чахлое мелколесье. Начали попадаться мелкие кочки присыпанные желтоватым снегом. В болото влез! Ужаснулся Максим. Нет, лучше обойду! И он долго шел по своему следу назад. Почти час потерял, досадовал он на себя. Выйдя назад к крупному лесу, он до обеда шел его краем. Нужное направление было потеряно. Он опять влез на дерево и долго всматривался, определяя нужное направление. Чахлое мелколесье тянулось очень далеко. Чтобы его обойти сегодняшнего дня не хватит. А вот узкий перешеек, возвышенная гряда. Может быть через нее можно проскочить болото? И наметив на противоположной стороне темнеющую полосу леса, он пошел, сокращая путь. Снег по обе стороны гряды был крупчатый и желтоватый. Максим сошел немного вниз и потыкал палкой по одной из кочек. С нее сразу слетела глыба снега, точно шляпка гриба с тонкой ножки. Кочка качнулась и из-под нее забулькала вонючая грязь. Ты, смотри и морозы, болото не берут! Хотя некоторые кочки были замерзшими и не качались. Значит, местами есть подобные ловушки, в которые можно провалиться. И поднявшись на гряду, Максим быстро заскользил дальше. Время перевалило за полдень, надо было во что бы то ни стало дойти до спасательного леса, темнеющего впереди. На ночевку здесь останавливаться негде. Чахлые деревца и редкие кусты не обеспечат дровами на костер. Да и шалаш не из чего построить. К тому же чувствовалось газовая вонь, исходящая из болота. Нехорошо болела голова. Дурак, – корил себя Максим. Надо было идти в обход болота. Ну и пусть, что лишние сутки! Зато было бы безопасно. Ну, осталось с километр не более! А гряда все сужалась, сужалась и когда до леса осталось каких нибудь двести метров, исчезла совсем. Вот тебе на! Растерянно оглянулся Максим назад. Назад до темноты он не успеет дойти. И впереди непонятно что! Что это? Черная колыхающаяся громадная кочка среди грозного желтого снега. Кочка фыркает, мотается из стороны в сторону, шлепает ушами-лопухами по жиже. Лось! Разглядел Максим в «кочке» горбоносую морду. Сюда прет, меня сбросит с гряды! – мелькнуло у него в голове. А где лопаты-рога? Залез ему в голову глупый вопрос. Да, сбросил же он их зимой! Тут же выскочил ответ. А это что? По бокам этого грязевого канала, который все ближе и ближе образовывался к Максиму, от работающих передних ног животного, крались почти на брюхе четыре серых пушистых волка. По два с каждой стороны. Кого стрелять? Волков или лося? Убью волков, лось сюда выскочит, затопчет меня, сбросит со своего пути в болото. Он очевидно знает эту спасительную гряду и наверно бы прошел, если бы не волки. А обороняясь, наверное оступился и влетел в трясину. Вон от самого леса не видно же грязевого канала? Значит, и я бы смог пройти. А теперь, как быть? Держа в одной руке нож, а в другой обрез. Максим пятился назад и чуть не падал. В силу своего устройства лыжи-сохатинки назад не скользили. А лось-сохатый, упорно пер вперед и через какие-то десять метров будет здесь. На твердой гряде. А уж имея твердую опору под ногами, он повоюет с волками, да и с человеком, если тот станет на его пути. Максим лихорадочно соображал, что же делать? В стволе был «жакан», – это точно он знал. Страшно закричав: – а ну, назад, скотина! Он почти не целясь выстрелил в голову исполина. Очевидно, сохатый уже задними ногами доставал твердый грунт гряды, уходившей в болото. Выб