ели и шалаша. Поднялся ветер. Лес шумел так, что казалось вот-вот рухнет какое – нибудь дерево. Пламя костров и их дым носило по разным сторонам. На душе было беспокойно. Шум от деревьев был такой, что становилось страшно. Максим отгреб костер с нагретой земли и застелив ее ветками, так и сидел зажав в руках обрез и топорик. Подойди сейчас волк – не увидишь и не услышишь. И тут же вспомнились слова Егора: – ежели будет пурга али како ненастье, не опасайся зверя. Он умнее нас. В непогодь зверь в укрытие хоронится и ты его палкой оттуда не выгонишь. Достроив маленький шалашик над постелью он пошел к сосне и взяв горящую палку, сунул ее в кучу сушняка и хвороста под сосной. Подождал пока разгорится новый костер и вернулся на постель. Костер перед ним горел хорошо, а вот валежина, на которой он развел костер была сыровата. Ничего ночь большая, сгорит. Ночью бы проснуться надо и подложить в костры, дров, поправить их, тогда до утра будут гореть, – дал он себе задание. Костер под сосной разгорелся хорошо и уже высоко лизал пламенем сломанный ствол и зависшую на нем ель-сухостоину. Бушующий ветер над тайгой рвал пламя костров на части, сыпал искрами. Будь это летом, опастность пожара была бы неминуема, но в такие снега, дал бы бог, чтобы хоть костры горели. И все-таки, Максим угнетал страх. Спрятаться было негде, он был на виду. От зверя горевшие костры защищали, от человека он был совершенно беззащитен. Из темноты он виден как на ладони. Ладно, бог не выдаст – свинья не съест, – почему-то вспомнилось ему. Морил сон. Сил терпеть уже не было. Залез в шалашик и не заметил как уснул, едва растянувшись на ветках. Казалось и не спал, но вдруг проснулся от сильного грохота. Испуганно вскочил и выхватив обрез метнулся к костру, подпихивая ногами прогоревшие остатки сучьев. А у сломанной сосны творилось невообразимое. Там бушевал настоящий огненно-паровой вулкан. Пламя добралось до зависшей елки на сломе сосны и загоревшись, сухостоина быстро перегорела и под тяжестью основного ствола тяжело рухнула в снег. Ярко горевшее дерево соприкоснувшись со снегом начало шипеть, и парить огромным облаком. Обваливаясь и макушечная часть сломанной сосны – вершина, которая ранее упиралась в землю. И среди шипения гаснувших головешек от снега, который тут же превращался в пар, величественно стояла горевшая основная часть сосны. Этакая свеча, высотой пять – шесть метров, объятая пламенем, в клубах крутящегося ветром пара. Изумительная картина! Ошеломленный грохотом упавших деревьев, Максим стоял и любовался этим зрелищем, напрочь забыв, где он и почему он стоит так опасно у костра, который лижет ему уже валенки. Тьфу, ты! Так и чокнуться можно! Отскочил он от костра и принялся подправлять костер за спиной за постелью. Удивляясь как это порывами ветра, не закинуло искры на его шалаш. Может и закидывало, да ветки сырые сразу не загорятся. А вообще – то ветер с горы, все уносится вниз. Ага, с горы значит Высокой? Это и есть выходит – начало Саян. Не гостепреимно меня встречает владыко Саянских гор. Максим вглядывался в небо, звезд не было видно. Небо лохматилось тучами. Время угадать не удалось. Точно, еще середина ночи. Чувствовал он это и по неотдохнувшему телу. А силы завтра нужны свежие. Подъем затяжной по склону горы, поросшей лесом. Это трудно. Максим прилег, глядя на громадной факел горящей сосны. Сна не было, хотя нужно было спать. В голову лезли разные мысли, но на передний план всплывала одна: – Дети мои там, за горой. Какие они? В воображении рисовались детские фигуры, но лиц он представить не мог. По 13 лет им. Такие как Басанг, Хара, Мазан. Как разговаривают? Молятся? А как? И Максим долго смотрел на свою правую руку поднятую к лицу. На вытянутые два пальца указательный и средний. Его бросило в жар. Он вскочил, присел на корточки, соединил ладони у лба и стал горячо молиться: Мало знал молитв великий грешник – Мукубен. Ой как мало! И вот когда его душа и сознание страстно желали общения с Богом, он растерялся. Не знал как читать молитвы. А ведь столько лет жил рядом с Цереном, который каждый день читал молитвы. А я дурак! Напыщенно думал, – что грамотный, веру предков своих знаю, соблюдаю. Во-во! Соблюдаю! Подражаю! Но не знаю! Горе-то какое! В отчаянии воскликнул он. – И уткнулся лицом в колени, плечи его тряслись в рыданиях. И вдруг, из темноты, из далекого тумана, он увидел спокойный образ матери и себя стоящего на коленях, уткнувшегося ей в подол. Он был уже первокурсником, приехал на каникулы. Был праздник. Участвовал в скачках его друг – Бембя – лучший наездник их улуса. Уже в конце заезда, лошадь опрокинулась и ударила копытом его в висок. Бембя умер не приходя в сознание. Мукубен от горя чуть не сошел с ума. И утешая его, мать ласково сказала ему: Помолись сынок, легче станет! Не знаю, мама я молитв! – неутешно рыдал сын. А ты от чистого сердца поведай Просветленному Будде, о своих страданиях и озарение придет к тебе. И многострадальный друг твой, уйдет в лучшую жизнь. Своими, простыми словами, помолись. Найди в себе силы для достижения кармы собственного Просветления. Неграмотная была мать, но мудрая. Говорят, умерла где-то по дороге в Сибирь. А кто-то сказал, что еще дома умерла при погрузке в вагоны. А Цаган, что писала Цаган? Что-то все перепуталось в голове. Господи! В каком бы образе ты не был: – Будда, Христос, или в другом названии! Помоги мне! Больших страданий и испытаний мне уже не перенести! Помоги увидеть мне моих детей! Пусть не будет тяжким грехом, если для спасения детей моих мне придется произносить молитвы чужой веры и осенять себя крестом. Максим двуперстно перекрестился и зажмурившись сжался. Ожидая гнева Божьего. Шумел также ветер, сыпал искрами от горящей сосны. Глянул на небо. Темное небо также лохматилось тучами. Не разверзлось! Опустошенный, чувствуя себя ничтожеством, он встал, протер лицо снегом и долго безучастно смотрел на высокий факел горевшей сосны. Скоро рухнет и она, – подумал он и лег на свою хвойную постель. Уснул мгновенно. Проснулся когда уже было светло. Ветер стих, но небо не прояснилось. Все костры догорели, кроме того, что горел факелом. Да и тот стал неузнаваемым. Торчащий обломок сосны сгорел, очевидно время от времени обваливаясь крупными головешками на снег. Остался краснеющий жаром пень. Вот и все, что осталось от той буреломной картины. Да осталась половина сухостойной ели с вывороченным корнем. Вот и хорошо, сейчас чай как раз приготовим! – И Максим поставил на раскаленный пень котелок набитый снегом. Снег таял быстро, Максим тут же добавлял нового. Скоро кипяток был готов. Максим заварил чай. Кашу варить или похлебку, было просто некогда. Быстро поел, попил чаю, остальной вылил в свою помятую фляжку в дорогу. Колькину фляжку с водкой пока не трогал. Берег. Быстро собрался, огляделся, постоял немного и пошел по косогору, постепенно поднимаясь вверх. Идти было намного труднее, чем там, внизу. Снег здесь был намного рыхлее, лыжи проваливались глубже. Кругом стояла вековая тайга, во многих местах непролазная, буреломная. И все время в гору, вверх. Ориентир – Черный хребет с его седловиной просматривался хорошо. Ни на какие деревья лазить для ориентира не надо было. Единственно, что беспокоило – это как бы не пройти дальше чем нужно по склону горы, чтобы попасть точно между Высокой и Малой горой. Солнце выглянуло в разрывах между туч пару раз и наглухо исчезло. Судя по солнцу, была уже середина дня. При пасмурной погоде можно не угадать наступление сумерек. Темнота может накрыть неожиданно. Так же неожиданно вдруг стал просматриваться просвет между деревьями. И вот тебе раз! Максим вышел из полутемного леса на громадное безлесное пространство, слепящее глаза снежной белизной. Вот это да! Ужаснулся Максим и стал растерянно оглядываться. Да все правильно! Вот напротив синеет седловина Черного хребта. Как раз напротив! И подняв голову он зашарил глазами по громадной снежной пустоте, понизу окаймленной лесом и новорачия голову влево задохнулся. О, хархен! (О, Боже!). Так это же та самая Высокая гора! Там где кончалась сплошная снежная полоса, просматривались заснеженные скалистые выступы, разных оттенков. А вершины горы просто не было видно из-за недостатка обзора с того места, где он стоял. Да и низкие тучи как раз накрывали собой верх горы. Вот это да! Высота какая! А как ее преодолеть? А зачем? – тут же запротестовал внутренний голос. Нужно идти вокруг горы, до ее соединения с Малой и пройти между ними на ту сторону, за горную цепь. А там вниз, влево и держа Высокую гору все время за спиной, пошел вперед. И через пару суток и Лысая гора. А у ее подножия или рядом где-то – скит. Наизусть прогонял в мозгах Максим дальнейший путь. Там ладно, а тут – то как? Снежное безлесное покрывало, уходило вдаль, насколько хватал глаз. А сумею ли я его пройти до сумерек? А если нет? Где останавливаться на ночлег? Широкая полоса леса, опаясывавшая гору с низу, от самой долины и до этого места, потянется ли она до того места, где застанут меня сумерки? Неизвестно. Вот в том-то и дело. Придется идти по открытому пространству рядом с границей леса. Если что, катануться чуть ниже, найти что-то буреломное для костра? И поглядывая на величественное творение природы, спрятанное под темными тучами, он катанулся по снежному полю, к которому извилисто примыкала громадная площадь тайги, простиравшаяся от самой болотистой долины. Снег на открытом пространстве был жесткий, лыжи не проваливались. Очевидно, солнечные дни, на открытом пространстве, мягчили снег, а ночь чуток примораживала его. Как-никак, весна вступала в свои права.Глава 39
Оставшиеся часы до остановки на ночлег, Максим ходко шел по снежному безбрежью. Пытаясь как можно быстрее выяснить: – где же наконец то место, откуда можно будет идти на проход между Высокой и Малой горой. Брюхо Высокой горы никак не кончалось. А может быть эта заснеженная голая лента так и тянется по высокой цепи гор? – Ошарашено остановился он. И стал внимательно вновь разглядывать и гору и вспоминать, что ему показывали с седловины Черного хребта Егор с Колькой. Нет, должно быть хорошо видно Малую гору, она в сравнении с Высокой, действительно Малая. Проехать я ее не мог и потеряться она не должна. Только вот возможно не дойду я до нее сегодня. Погода портится. Тучи нахмурились еще больше, вдобавок с горы пополз туман вниз. Лицо сек мелкий снежок. Искать место для остановки, для ночлега надо. Если пойдет снег, да еще будет туман, ничего не увижу. Максим быстро скатился к лесу, в поисках буреломных мест. Ничего подходящего не было. Наконец он увидел довольно толстую сломанную ель с облетевшей хвоей. Ага, сухая должна быть, давно сломана, – постукал по ней обухом топора. В пяти метрах лежала, по всей видимости кедрина, тоже без хвои и что интересно – спиленная пилой. Вот это да! Здесь когда-то был человек? – заинтересовался и в то же время насторожился Максим. Недалеко от почернелого торца ствола кедрины, торчал пень от нее с шапкой снега наверху. Максим толкачом сгреб снег, потом очистил место рукавицей и убедился: – да это место, где росла кедрина. Срез был тоже черный. Года три-четыре назад срезали дерево. Чуть дальше увидел остов шалаша. К стволу толстой елки наклонно были прислонены несколько палок. Что-то помешало, человеку пытавшемуся остаться здесь на ночлег или отдых воспользоваться шалашом. Он даже был недостроен. Что делать?