улучил момент и подпрыгнув на другом конце запорины, шарнирно укрепленной на створке воротины, выбил зажатый конец палки из скобы. Визжащая масса свиней отшвырнула воротины в разные стороны, кинулась наперегонки к корытам. На одной из воротин, уцепившись руками за верхнюю скобу, отъезжал Сашка. А громадное стадо щетинистых, худых длиннорылых свиней, отшвыривая в стороны более слабых, неслось вперед. Завидев несущееся грозное стадо, пацаны кинулись к забору. Быстро бежать мешала топкая навозная жижа. Замешкавшийся калмычонок от страха присел за корытом, но тут же был отброшен в сторону клыкастым хряком. Пацан еле поднялся, и почти на четвереньках пополз к забору, где пацаны забыв про обиды помогли ему забраться на забор. На заборе калмычонок усидеть не смог, держась за бок окровавленными руками, он кубарем слетел вниз на другую сторону. Пацаны участливо оттащили его под куст и вновь влезли на забор – наблюдать за драками кормящихся свиней. Скоро корыта опустели, свиньи стали разбредаться по загону. Только у одного корыта творилось что-то непонятное. Они рыли что-то у корыта, дрались подобно собакам, вставая на задние ноги, вырывали друг у друга длинные грязно-кровавые куски и ленты тряпья. –Маленького поросенка разорвали! – предположил один пацан. – Дурак! – запротестовал другой. – Калмычонка разорвали, он не успел убежать, за корытом спрятался. Сначала его затоптали, потом разодрали. – Ты че! Врешь! –Да не вру! Сам видел! – надувался жилами на шее пацан. Вон смотри и калмычата видели. Видишь плачут? Жалкуют о своем друге. Сгрудившись на заборе в одном месте, калмычата показывали пальцами на дерущихся свиней, хватались за головы, жмурились и размазывая слезы по лицам грязными ручонками вопили: О, ях, ях, Ока! О, ях, ях, Ока! – Видишь, ихнего друга звали Ойка. – доказывал пацан, – вот они и ревут. Скоро драка свиней прекратилась, они еще порылись в грязи немного, оставив после себя внушительную яму, и разбрелись. А не веривший пацан в неожиданную новость не унимался: Слышь, ребя! А может все-таки калмычонок убежал? Кто с калмыками может разговаривать? Может их как-то спросить? – Да че спрашивать, сожрали его свиньи, вон и тот пацан видел. – Я те бля сожру! – хлестанул кнутом пацана Колька, неизвестно как оказавшийся здесь. – Щас толкану туда к свиньям, тогда узнаешь как жрут свиньи. – Ой, Коля, не надо! – взвыл пацан и кубарем скатившись с забора побежал в кусты. И больше чтоб я тебя здесь не видел! – кричал он ему вдогонку. – А вы чего тут расселись, морды калмыцкие? И он защелкал кнутом по забору, но их пока не трогал. Калмычата горохом сыпанули с забора, и плотной кучкой сгрудились в отдалении, заглядывая за его спину и показывая туда жестами. Колька оглянулся увидел Витьку и Сашку, согнувшихся у куста и что-то разглядывающих. – Че там? – закашлялся он от дыма самокрутки. – Да, вот. – неопределенно развел руками Витька и отодвинулся в сторону. Под кустом скрючившись лежал маленький калмычонок, грязный с окровавленными руками, прижатыми к боку. Зеленые большие мухи деловито ползали по всему его телу. У Кольки враз отвисла челюсть, выпавшая самокрутка оставила пепел на его кисти, держащей кнут, но он этого не заметил. Побелев лицом, он присвистнул: – Вот это да! Но тут же справился с секундной своей слабостью. И досадуя на то, что все видели его растерянность, его, Кольки, которому все нипочем, он рассверипел. Таким его Витька с Сашкой еще не видели. А тут еще в секундную его малохольность напомнили о себе калмычата своими всхлипываниями и вздохами. – Мать вашу в рыло! Предатели узкоглазые, чего ноете? Дохнете тут с голодухи, а я отвечай. – и он яростно замахал кнутом, по забору и кустам. Толпа пацанов слезшая с забора поглядеть на мертвого калмычонка, разбежалась в стороны. –Чтоб я не видел здесь вас больше никого! Свиньи сожрали! А кто докажет? Ты? Ты? Ты? – Наконец силы оставили его, и он опустился на утоптанный бугорок земли. – Коль, дак мы че? Мы ж не видели ничего. Это Васька все проболтал, дак ты его проучил. Пацаны начали подтягиваться к нему, правильно поняв стратегию поведения. – вам пожрать даешь, а вы туда же, свиньи, калмычонок! – Коль, ну мы же всегда за тебя, ничего не выдадим. А тут мы ничего не видели. Ну можно мы будем приходить? А? Ты ж знаешь, у меня мамка давно уж лежит, болеет, – лебезил вихрастый пацан. – Ладно. Совсем маленьких чтоб здесь не было. Они ж еще ходить толком не умеют, не то что бегать, – милостиво разрешил Колька, подобрал свою самокрутку и с хрипом затянулся. Выпустив табачный дым через ноздри, а потом еще и колечками изо рта, что считалось высшим пилотажем, он окончательно успокоился. Поднявшись с земли он щелкнул кнутом почти у самых босых ног пацанов, но не задел никого, чем привел их в восторг. Потом махнул кнутом поверх голов, со звучным щелчком, также никого не задев. Пацанва угодливо хихикала: Во дает, Колян! Мир был восстановлен. Оглянувшись на мертвого калмычонка, где жужжали над ним распуганные мухи, Колька сказал: а этот дохляк с забора упал на ту корягу и пропорол себе брюхо, – и он ткнул кнутом на остро торчащую корягу у забора. – Точно, точно! Мы видели! – поддержали пацаны. – А чего тут эти торчат? – накинулся он на калмычат. – А ну, марш отсюда! И его забирайте отсюда! – показывал он на лежащего калмычонка. Четверо более старших калмычат, исподлобья глядя на Кольку, несмело подошли к своему товарищу и взяв его за руки и ноги, пошли прочь от загона. Остальные младшие побоялись пройти около Кольки и через кусты пошли вскоре к ним. Отойдя немного калмычата остановились, положили на землю своего друга и что-то начали обсуждать. Колька вышел из-за кустов и закричал: Э-э! Давай, давай отсюда! И он махал рукой в сторону громадного оврага, где жители его деревни и райцентра брали глину, и куда валили всякий мусор. Непрестанно оглядываясь, куча калмычат побрела к оврагу, неся горестную свою поклажу. Остановившиеся пацаны, сгрудившиеся вокруг Кольки, вдруг увидели как самый маленький калмычонок, бредущий сзади своих, что-то закричал и начал грозить кулачком. Печальная процессия остановилась и повернулась в сторону загона. Все стояли молча и только малыш что-то кричал и грозил кулачками. – Коль, догнать, поддать им? – заглядывали ему в глаза пацаны. – Не надо! – угрюмо мотнул он головой. – Они ведь тоже люди! Пошли к повозкам. Цвыкнув слюной сквозь зубы он кивнул Витьке: – Поехали на речку за водой, жара наступает. Разок съездим, в корыта нальем, потом бабам в кормоцех. Скупнемся
по пути. Повозки, облепленные со всех сторон ребятней, забывшей моментально о случае в загоне, загромыхали к речке. Пацаны весело болтали, кричали на кидавшихся им вслед собак, продолжали жить. Каждодневные смерти из-за голодной жизни стали привычным явлением для того времени. Дети быстро переключаются на другой ритм жизни, хотя их цепкая память удерживает многое на всю жизнь. Подъехав к речке и загнав повозки в воду, Колька приказал пацанам: -Так, по очереди наливайте бочки, а мы с Витькой пока скупнемся. Вы можете здесь тоже побулькаться. И он с Витькой ушел метров на сто выше, откуда слышались веселые крики купающихся и детворы. Вдоволь накупавшись, они разлеглись на траве среди ребятни, утомленно вытянув руки. Пацан, сидящий рядом с Колькой, перекидывая камешки в руке, спросил: Утопленницу видел? – Где? – испуганно подскочил Колька. –Да вон за поворотом, недалеко от ваших водовозок, – рассмеялся пацан. Прихватив одежду они с Витькой пошли назад и увидели своих пацанов на противоположном берегу реки. Сразу за изгибом реки прибитая течением к берегу, на мелководье лежала нагишом утопленница. Судя по небольшому размеру тела, это была девчонка лет 13-14. Худющая с остренькими торчащими в стороны грудями. Зацепившиеся за куст черные волосы в косичках удерживали ее голову под свешивавшейся травой с берега, так что лица ее не было видно. На смуглом ее теле были видны кровоподтеки и царапины, особенно на плечах и бедрах. Подошедшая баба с коромыслом и ведрами, полными мокрого белья, поставила ведра на землю. С ней было несколько девчонок, с мокрыми волосами. Они очевидно купались где-то дальше. – Чего зенки пялите? – напустилась она на пацанов, – травой хоть бы прикрыли несчастную! Пацаны живо стали рвать траву и кидать на утопленницу, но трава в основном падала в воду и уносилась течением. – Не надо в воду кидать, вытащить ее надо на берег. Баба смело вошла в воду и стала отцеплять волосы девчонки от куста. Отцепив волосы, она повернула ее лицо вверх и все ахнули: Калмычка! Баба закачала головой: Она горемычная! Изнасильничали ее бедную, а потом утопили! – Да ну! – вытаращили глаза девчонки. –Вот и ну! Сколь говорю не шастайте одни по кустам, жулья полно всякого! И эта за ягодами очевидно пошла, вот и нашла себе конец. А может и сама кинулась с горя в воду. – Да ниче, она ж калмычка, не наша же! – заржал какой-то пацан. – Ах, ты сученок вражий! – взъярилась баба. – Ее мать рожала, как и тебя скотину! Только ты живешь, а ее в чужбину привезли неизвестно за что и жизни лишили. Я тебя сейчас сама в луже утоплю и задницу прежде нахлещу! И схватив застрявшую в воде ветку она кинулась к кучке пацанов. – Ты че, тетка! – в страхе заорал мосластый подросток и резво перескочив речку, скрылся в кустах. Жидковат, Кузя, наложил в штаны! – смеялись пацаны. – Сволочи, гады, чтоб у вас поотсыхало все на свете! Дочка ж это чья-то! Ах ты Господи! – сморкалась и плакала баба, возвращаясь по мелководью от неудавшейся погони. –Чего стоите! Вытаскивать ее на берег надо! – заорала она на всех стоящих. – давай бери ее за руки! – кивнула она Кольке. – Незаразная она. Часа два назад живую ее еще видела. Ох, грех на моей душе! – засмущавшийся Колька нерешительно подошел, но брать руки девчонки-утопленницы никак не хотел. – Да бери ты, что ли? – закричала опять баба. И они наконец вытащили девчонку на берег. Причитающая баба вместе с девчонками укрыли травой бедра и грудь утопленницы, а Колька ощерившись растопив руки, долго глядел на них. Потом долго полоскал их в воде. А баба скомандовала девчонкам: быстро добежите до милиции, скажите что утопленница лежит тут. Да не говорите, что калмычка она, а то могут не приехать, а она бедная будет лежать туту гнить. Жара, мухоты вон сколько. А остальное, мол, не знаем что и как. При упоминании о милиции Колька с Витькой засобирались к своим повозкам. Быстро долив бочки с водой, заспешили назад к ферме, сопровождаемые толпой пацанов, которые на подъемах дружно подталкивали повозки. Уже въехав на основной подъем дороги, встретились с милицейским бобиком. Притормозив у самой повозки, милиционер, сидевший на заднем сиденье, спросил: Э, мужики, кто там на речке утонул? – А мы не видели! – почти хором ответили пацаны. – Понятно, даже если знают, хрен скажут, – ткнул он в спину водителя, – давай, двигай, только время теряем. И машина запылила вниз, к речке.