– А у меня Иисус Христос, так бабка моя говорила. И еще, говорила, что у всех бог один.
– Правильно говорила, – закивал головой Максим.
Федька крутанул ключом стартер. Мотор завелся сразу.
– Смотри-ка, завелся без рукоятки, значит все будет нормально.
Открыв дверку кабины и высунувшись из нее наполовину, Федор стал сдавать назад машину. Благополучно развернувшись, тяжело груженная машина выбиралась и райцентра. Следом, в метрах ста, шел милицейский газик. Глядя в зеркало, Федор усмехнулся:
– Под конвоем до дому будем ехать, если терпения у них хватит. На Пимскую гору будем тащиться еле-еле, там, наверняка, и обгонят нас.
– Нет, Федя, – отозвался Максим, – Приказ начальника будут выполнять с собачьей верностью.
– А может, Помазов дал приказ где-нибудь в Сосновке вернуть нас, скрутить?
– Нет, они даже близко к нам не подойдут, будут издалека за нами наблюдать.
– А почему, думаешь?
– А это мелкие сошки, а фуфайку твою да дерюгу на бочках они хорошо видят. Соображение-то есть у них. Коль на такое ты пошел принародно, то у многих в памяти осталось. И начальник не дурак, за кресло свое держится. Не дай бог, загорелся бы ты и машина? Людей-то бы погибло, не счесть. Погоны бы с него точно слетели.
И Максим, пытливо глядя на Федора, нерешительно спросил:
– Федя, а неужели ты бы поджег себя тогда?
Федька глянул на него, вытащил из кармана зажигалку и крутанул колесиком.
– Этой штукой?
Максим опасливо покосился на него.
– Слушай, поаккуратнее, здесь все в бензине, гимнастерка еще мокрая, и в кузове пороховой погреб.
– Да, ты прав, тут только дай искру – все взлетит. Однако эта штука, крути ее, не крути, мертвая. Искры из нее не выдавишь. Бензин из нее я слил и графитик выкинул, от греха подальше. Сгоряча, конечно, чего хочешь модно натворить. Так что, в таком положении, это безобидная игрушка, – и Федор, резко покрутив колесиком, сунул зажигалку на колени Максима.
Весело прищуриваясь, Максим оглядел зажигалку со всех сторон и, осторожно покрутив колесиком, отдал назад Федьке.
– Значит, на испуг ментов взял?
– Выходит так. Ты думал, я своей и твоей башкой рисковать собрался? Да еще, вон сколько народу подвалило. Нет, брат, рисковать надо тоже с умом. Правда, боялся одного, как бы менты меня на отстрел не взяли. Вот тогда бы – труба, точно бы взлетели. Да еще боялся, чтобы кто-нибудь поблизости не закурил. Но вроде, у всех ума хватило. Слава богу.
– Точно, – подтвердил Максим.
До тошноты хотелось курить. Сдерживались. В кабине сильно пахло бензином. Курить было нельзя. Останавливаться в дороге тоже не решались. Мало ли какое решение примут сопровождающие?
Так доехали до самого крутого подъема, что есть на всей дороге. На Пимском крутяке неопытные водители часто безнадежно застревали. Высмотрев, что навстречу нет никакого транспорта, Федор заранее разогнал машину и, натужно взревев, грузовик полез зигзагами на крутой и длительный подъем. Только так можно было выкарабкаться на этом участке дороги. На вершину горы взобрались еле-еле, из-под капота валил пар. Мотор перегрелся.
– Вот где гробим машины. Сколь говорил, еще до войны, чтобы сделали дорогу с обход. Пусть будет длиннее дорога, зато спокойнее. Нет, никому не нужно.
Преодолевая последние метры подъема, Федька оскалил зубы и дергался вместе с машиной.
– Ну, давай, милок, давай! Фу! – вытирая пот со лба выдохнул он. Залезли, слава богу! Ну, теперь вниз – сплошное удовольствие.
– А может, ментов подождем? – оглядывался Максим.
– Не зачем. Они, все равно, догонят нас у моста – воду доливать в радиатор придется. Как раз, и мотор поостынет.
– А они чего-то не едут, сломались, что ли?
– Нет! – засмеялся Федька, – Видишь, для разгона на гору где остановились? Как раз, им макушка горы видна. Как мы исчезнем из виду, так они и рванут. А вдруг, мы бы не забрались? Назад бы покатили, могли бы их зацепить. А груз-то опасный. Тут, брат, политика – шкуру свою берегут.
Вниз с перевала скатились без труда. У речушки остановились, хотя мотор и остыл до нормы, но воду в радиатор долить было надо. Это было начало села, весело кричали петухи и лаяли собаки. Хотя была и вторая половина дня, день был солнечный, небольшим морозцем. Зачерпнув помятым ведром воды из полыньи, Федор доливал воду в радиатор. В это время мимо них прошмыгнул милицейский газик и остановился за мотом. Из него быстро выскочил лейтенант и, раскатываясь ногами на обледенелых полосках дороги, подошел к ним.
– Ну, что, герои, доехали? Сломались, что ли?
– Нет, – закрывая пробку радиатора, ответил Федька, – На подъеме нагрелись, вода закипела, долить пришлось. Подъем крутой, тяжело ехать.
– А вас двое, – рассмеялся лейтенант, – Один рулит, другой сзади толкает – все легче машине.
– А ты покажи как в следующий раз, так и сделаем! – оскалился Федька.
– Грамотный, вижу, распустились совсем, – нахмурился лейтенант, – А коли грамотные, подписывай сопроводилку, что доставили вас в целости и сохранности, – и он сунул бумагу Федьке.
Тот удивленно воззрился на Максима.
– Даешь, начальник! Сами мы ехали, доехали до места и что-то еще остались кому-то должны.
– Да подпиши, чего тебе? – уже просил он, – Федор Пантелееич! Ведь вздрючка мне будет, если не подпишешь. Сколько времени из-за вас потерял, опоздал ведь в Баджей. Потом, ты ж внештатный сотрудник милиции, должен выручать своих коллег.
Федька совсем растерялся.
– Подписывай, Федя, только прочитай, что там за бумага.
Кривя губы, Федька взял бумагу, долго читал ее, потом помусолил карандаш и подписал. Лейтенант заулыбался, сунул бумагу в планшет и, как мальчишка, катанулся по дороге на раскатанном месте.
– Ну, мужики, счастливо! – крикнул он, отъезжая на газике.
– И тебе тоже! – размягчев, ответил Федор.
Подождав, для приличия, когда уедет дальше от них милицейский газик, они тоже двинулись в гараж.
– Слышь, Максим, как ты думаешь, закончилось все это вот так или что-нибудь придумает Помазов?
– Думаю, сейчас не тронет, но при удобном случае шкуру спустит вдвойне.
– Тоже так думаю. Сейчас он на показуху поработал. Вот-де, я добрый, сказал – сделал, а время придет, найдет причину прижать.
– Ничего, живы будем – не умрем! Лет через сто сдохнем! – захохотал Максим и, хлопнув друг друга по ладоням, они поехали дальше.
– Ты знаешь, Федя, долго это так не будет, скоро придет время – все изменится.
Федька внимательно слушал его.
– Тысячелетиями не правил не один правитель – все смертны. И история не знает ни одного государства, которое также было бы вечным в одних границах. Все меняется.
– Ну, это ты мне можешь сказать, хотя я не все понял, а в другом месте, смотри, пришьют к твоей статье еще что-нибудь. И тогда тебе ничто не поможет, хоть пылай я факелом. А я ведь не всегда рядом бываю.
– Спасибо тебе, Федя! За все спасибо!
– Брось хреновину городить! Для чего живем-то? Помогать друг дружке надо! Вот и весь сказ. Ну, ладно, подъезжаем уже. Где тебе остановить: у клуба, или у поворота?
– В гараже, – буркнул Максим.
– А что, там дела?
– Конечно, дела, машину-то сам дуться будешь, разгружать? – с укором произнес Максим.
– А, не подумал я, не обижайся. Конечно, вдвоем мы мигом разгрузим.
На въезде в гараж их встретил завгар, тут же крутился и участковый.
– Че там выкинул? – без предисловий напустился на Федьку завгар.
– Здорово, Васильич! – радостно заулыбался Федор.
– Здорово, здорово! – угрюмо протянул тот, – Чего там? Давай, рассказывай, куда врюхался? Сам начальник милиции справлялся.
– Ну и чего? – простодушно улыбался Федор.
– А ни хрена я не понял, связь-то у нас какая? Звонил, что ты с Цынгиляевым едешь, надо встретить вас и проверить. А что проверять?
– Ну, наверное, что мы живы-здоровы! – дурачился Федор.
– Ты мне голову не морочь! – заорал завгар, – Рассказывай, что натворил?
– Да, вот! – и Федька протянул ему грамоту, подарок и какое-то удостоверение.
Участковый, по-гусиному, тянул шею, пытаясь прочитать написанное в грамоте, в руках у завгара.
– Чего ты тут в заблуждение вводишь нас, Федор Пантелеевич? – посветлел лицом завгар, – Тут честь такая оказана, понимаешь, тебе и всему нашему предприятию. А ты! Собрание надо срочно собирать, чествовать тебя, массам наглядно провести агитацию, что такие люди у нас работают. Чего в гимнастерке мерзнешь-то? Простудишься.
Машину уже окружили с десяток рабочих, желая узнать, чем же закончился вызов Максима в райцентр.
– Оденься, не мерзни! – опять повторил завгар.
– Не замерзну, не простужусь, закаленный я. Фуфайку свою в мазуте да в бензине измочил, стирать, да сушить неделей не обойдешься.
– Какой вопрос? – оглянулся завгар, – Для таких людей, как ты фуфайки не жалко. Слышь, Колька, – обратился он к парню с гаечным ключом в руках, – Одна нога здесь, другая там: что б через минуту принес фуфайку. Дуй к кладовщику, тащи фуфайку самого большого размера. Да, смотри, что б новую дал. Скажи, я приказал.
Парень убежал.
– Васильич! Тут не обо мне речь, у меня еще есть старенькая. А вот у Максима, смотри, сапоги совсем развалились, а спецовку он до сих пор не получил. Хотя уже валенки вовсю носить надо.
– Да на его участок все я подписывал, и его помню в списке.
– Васильич, ты-то подписывал, а человеку не выдали.
– Как это не выдали? – опешил завгар, – Документы уже закрыли и из кладовой все спецовки развезли по лесосекам. Интересно, – задумался завгар.
– А что там у тебя, Цынгиляев? Выпустили под расписку или как?
Максим молча достал из кармана бумагу и подал ему. Участковый осмотрел бумагу и заулыбался:
– Ну, я ж говорил, что все будет в норме.
– В норме те, кто в форме, – проронил Максим, протягивая руку за бумагой, которую участковый уже начал укладывать в планшет, – Это – мой паспорт, так сказать, мое алиби, и оно должно быть всегда со мной.