да сил нет у меня одного на это дело. Докладывал я выше уже не один раз, об этом. Смотрят на меня по – бараньи и молчат. Твой мол участок вот и действуй. А как действовать? Зэк на зэке и один пистолет. И одна голова всего! – захохотал очкарик. И посерьезнев добавил: – завтра бы по горячим следам туда бы надо. Да после встречи Нового будем ли мы способны – выходной ведь официально всем дали. Ладно, с наступающим! Поехали кивнул он шоферу и захлопнул свою дверцу. Воронок медленно выехал из- за угла конторы, пробираясь сквозь магазинную толпу очередников. Люди немо расступились, щурясь от света фар и долго смотрели вслед, воронку. Старухи и старики крестились и забыв о цели своего стояния в очереди пускались в горестные воспоминания: – что вот так же поздно вечером их Митюху или Васеньку скрутили военные люди, затолкали в воронок – и ни слуху ни духу о их сыночках. Э-э-э, Трофимовна, это ж когда было! А сейчас убивцев поймали, говорят шибко важных – повезли, чтоб им подавиться! Да, нам-то все равно, вот эдак же в таком самом воронке и наших отвезли.
Глава 22
Прошло довольно много времени, но Максима никто не звал. Он изучил уже все плакаты, висящие на стенах, неоднократно припадал к щели у неплотно закрытой двери в коридор. Никого. Наконец послышался женский голос, – Смелее, смелее! Вот молодец! Максим снова заглянул в щель, но понять ничего не мог. Он видел женщину в белом халате, которая пятилась к нему спиной и все приговаривала: – Давай, давай! По ее растопыренным рукам можно было догадаться, что за ней кто-то идет. Наконец женщина отошла немного в сторону и он увидел неуверенно идущего за ней мальчугана с забинтованной головой, руками, ступнями ног, Не по росту пижамные больничные штаны внизу были подкатаны вверх, и видно было, что они мешали ходьбе. И еще он шел почему-то на пятках. Ну, вот мы и пришли: – открывая шире дверь в прихожую заулыбалась женщина, и повернулась к Максиму. А тот стоял и растерянно смотрел на худенького мальчишку, у которого светились только глаза, да видны были только дырочки носа и рот, остальное все было забинтовано, с желтыми подтеками. Савар, это ты? Только и догадался спросить Максим. Я, дядя Мукубен! – весело засветились глаза мальчика. Ты уже по-русски говоришь? Ага, – мотнул головой пацан. Молодец! – заулыбался Максим. Я тебе привет принес от всех наших ребят и дяди Церена. Пацан опять мотнул головенкой. Хараша. Давай показывай! Охо – хо! Засмеялась медсестра, – с ним не соскучишься! – Да, он у нас веселый! – И перейдя на калмыцкий Максим объяснил Савару: – что привет – это добрые пожелания. А, все рамка хараша! – в свою очередь засмеялся Савар. Ну, слава Богу, ты я вижу совсем герой! – Обрадовался Максим. Хараша, хараша! – опять засмеялся пацан показывая на свои забинтованные части тела. Сильно болит? – сразу посерьезнел Максим. Как эта? Он уставился на медсестру: – тотка Валка, женица буду! Ой, умора! – засмеялась медсестра. Он хотел сказать: – до женитьбы заживет! Так, мой хороший? Ага, – радостно закивал пацаненок. Засмеялся и Максим, и объяснил по калмыцки Савару: – Тетя хорошая – лечит тебя, кормит, ее наверное зовут – тетя Валя? Так? Ага. И Савар тыча в себя рукой потом в медсестру сказал: – Савар – руска – Саша, тотка Валка, тота Валия! – Ай, молодец! – Легонько прижала его к себе медсестра. Вы поговорите, побудьте с ним, а я в палаты пройду. И она ушла. Ну, как ты тут, рассказывай,? – перейдя на калмыцкий спрашивал его Максим. Да мне – то тут хорошо, кормят и тепло. Только уколов боюсь. Ну, терпи милый, терпи: усадил его на лавку Максим. А вот бабушку жалко и ребят. Им холодно в снегу и на морозе, – вдруг заплакал мальчишка. Что ты, что ты? Растерялся Максим. Бабушка – то старенькая была, старые все умирают, а ребята найдутся, они у кого – то в тепле сидят. Нельзя в тепле сразу, если обморозился – серьезно вставил Савар. А Цебек совсем маленький, а у Санана рваные валенки и он без рукавиц – опять заревел пацан. Ко мне пацан заходил, который привез меня со своей мамой в больницу и все рассказал; что не нашли моих братьев и до самой весны не найдут, пока снега не растают. Охо – хо! Тяжко вздыхал Максим, легонько обнимая за плечи мальчишку. Все ты понимаешь, не буду обманывать тебя. Плохо все вышло, но давай будем надеяться, что может быть ребята в другую деревню попали и живы. По деревням – то много наших калмыков вот их и приютили. И знаешь, они за зиму подрастут, сильными станут, как начнете бороться или наперегонки бежать, точно тебя наборят и обгонят! Ну, чего замолчал! – испугался? Пытаясь развеселить Савара и сменить тему разговора заглядывал ему в глаза Максим. Ну, чего ты, Савар? – мальчишка молчал. Не смогу я бегать и бороться, – мрачно выдавил он. Почему? – выдохнул Максим. Мне мальчик литовский сказал, он тут лежит с поломанной ногой. Он слышал как дяденька врач кричал в слушалку и говорил, что пальцы надо обрезать на руках и ногах, а то будет как эта – гин… ган…, забыл я как это. Ты, что? В ужасе прошептал Максим. Это не про тебя говорили, мальчик что – то напутал. Нет, он по русски хорошо говорит и понимает и сказал, что про Калмычонка говорили. А тут один я – калмык. У Максима затряслись руки и он стал шарить по карманам. Достал кулек с сахаром: – смотри-ка, что у меня есть, ешь – гостинец для тебя. Мальчишка заглянул в кулек и уставился на Максима. Ах, да я забыл! – глядя на забинтованные кисти рук мальчишки – Максим сам полез в кулек, достал небольшой кусочек сахара и осторожно сунул ему в рот. А это убери, там мало, чтобы всем ребятам было и дедушке Церену. Что ты, что ты, у нас есть! – замахал руками Максим. Это тебе! Всем надо, – чмокал губами пацан. Когда поспим, тотка – тота Валия сказала, тщательно выговаривал он слова, – будет праздник; этот, который с дедушкой Морозным, боюсь я его он сильно морозит? Нет, нет, не бойся, он живой, он человек! Он подарки детям приносит. Вот – вот, сказала она – подарки вкусные принесет. А как мне есть? У ребят не будет? – расстроился пацан. И к нам он придет, тоже принесет! Уверил его Максим. Нет, к нам он не придет, мы калмыки, плохо живем – заключил пацан, отодвигая кулек локтем к Максиму. Убери в карман. А это что у тебя за пазухой? Ой, совсем забыл – хлеб, целая булка! – заметил Максим. Понюхай совсем свежий, дать тебе? Ага, только нос не нюхает. Щипай маленькими кусочками и давай мне в рот, маленько поем. Тут дают хлеба, даже с добавкой можно.
Максим отщипывал небольшими кусочками и пихал ему в рот. Савар задумчиво жевал и все просил: – рассказывай! О чем? Все рассказывай. И Максим уже ничего не скрывая рассказал как хоронили бабушку, какие бедные люди на Десятом. Как заезжали в Муртук – завозили калмычек – мать с дочкой, как они плакали. Все рассказал Максим Савару, как ровне, как взрослому. Тот посасывал хлеб и больше интересовался как искали пропавших ребят. Когда он узнал, что нашли его шапку – горько заплакал. Лучше бы Цебека и Санана нашли. Молча плакал и Максим. Ладно, дядя Мукубен, мне хоть и обрежут пальцы, я буду живой, а ребят не будет. И знаешь Петика, который привез меня в больницу, принес мне букварь – книга такая, и литовский Римантас – учит меня говорить по книжке. Я хочу в школе учиться, а теперь мне обязательно надо. Хорошо, хорошо, мой родной! – прижал о себе он мальчишку и его резанула мысль; – А где же его сын? Дочь? Жена? Может быть и они в таком положении? Боже, мой! Боже мой! Покачиваясь вместе с малышом. Максим так расстроился, что не заметил как подошла медсестра. Она тихонько постояла, потом кашлянула. Ну, что, давайте будем прощаться, а завтра снова приходите. Хорошо? Спасибо, спасибо Вам! – кланялся Максим. Вот, – смущенно улыбнулся Максим – хлебом его угощал – мало ест, говорит, – хорошо здесь кормят. И он засунул надщипанную булку хлеба снова за пазуху. Да, стараемся поставить людей на ноги. И его поставим. Все будет хорошо – заулыбалась медсестра. Ой хорошо бы! – воскликнул Максим. А тебе Саварчик – спать пора, а еще и укольчик перед сном надо поставить. Ой, тотка Валка! – заныл пацан – укол нету! Вот видишь, сразу понял . Максим обнял на прощание малыша и тот заковылял около стенки, придерживаясь за нее, то локтем, то плечом. Ну, что до свидания! С Наступающим Новым Годом! И вас, засмущался Максим, – совсем забыл. Подарок бы вам, да ничего нет, совсем засмущался он. А в прочем есть! И он вытащил пачку чая. Вот чай будете пить – нас вспоминать. Ну, что вы, при вашем положении какие подарки! – смутилась медсестра. Нельзя отказываться сегодня грех! Серьезно сказал Максим. Спасибо вам, вижу что от души! От души! – мотнул головой Максим. Не печальтесь, это еще хорошо, что так с вашим сынишкой. Могло быть и хуже. Да, да, – кланялся Максим. Вот тут нам люди кое – какие вещи принесли, не новые конечно, но носить можно. Я знаю у Вас дома, еще дети есть, – вот возьмите узелок. Да, вы что Валентина! Стыдно мне! Лечите, ухаживайте за моим пацаном и еще подарок! Не надо так! Максим совсем смутился. Ладно, я знаю вас – Мукубен – Максим, и знаю какой крест вы несете. Извините, что здесь мало и приподняв узел она впихнула в его руки. Спасибо, Валя! Не буду отнекиваться. А что, правда, что есть угроза пальцам рук и ног моему мальчишке? Ничего не могу сказать, развела она руками. На днях его увезут в районную больницу, может даже завтра. Положение серьезное Вы здесь ничем не поможете. Поверьте нам. Верю. Спасибо. И Максим немигающим взглядом провожал Савара, ковылявшего по коридору. Что, ж пойду, спасибо за все! И так нарушил больничный режим. Добрый ночи! И Максим вышел за дверь. Постоял еще с минуту, слыша как медсестра запирает дверь и пошагал в свою сторону. Поздний вечер был морозный, хрустел снег под ногами, небо было звездное. Во всех домах горел свет и топились печи, дым от которых втыкался в небо почти прямо. А мерцающие звезды, казалось перемигивались, отсчитывая последние часы и минуты уходящего Старого года. Тяжелый и нерадостный был год уходящий. А что принесет Новый? Да есть ли разница между Старым и Новым Годом? Небо вечное, время – вечное. Какие там года, в сравнении с вечным мирозданием? Так – пылинки. Придумал человек для себя, вехи отсчета, чтобы не запутаться в земной жизни. И если передвинуть Начало Нового Года и конец старого на какое – то время, ведь ничего не изменится. У разных народов – разные даты, и ничего – все живут. – рассуждал Максим спешно шагая домой. Но увлеченный всеобщими разговорами о Новом годе, трудовыми вахтами и он спешил все – таки хоть как – то обозначить встречу этого праздника. Еще с детства он помнил предновогодние школьные елки с подарками с дедом Морозом и Снегурочкой. Ну, а про студенческие годы и говорить нечего. Это был вообще – счастливый волшебный мир – Именно на новогодней елке, на втором курсе института познакомился он с Цаган, со своей женой. И они порхали вокруг елки, дурачились и смеялись. Кругом бурлили хороводы. Хотелось, чтобы праздник Нового года не кончался никогда. И праздник новогодней Любви у них был долго. До самой войны, до самой разлуки. А потом – боль и тоска. Ух ! – мотнул головой Максим стряхивая с себя, тяжелые воспоминания. Ну, а теперь вот так! Продолжал непроизвольно рассуждать Максим. Теперь напоминанием о Новом годе приносит мне только боль, а от этого никуда не уйдешь. Все люди суетятся – встречают. Как это у русских? – С волками жить – по волчьи выть! Вот и приходиться жить так как есть. Что ж, проживем, хуже бы не