было. А куда уж хуже? Вытерпим! – заскрипел он зубами. И вернувшись сознанием в реальность услышал разливы гармошки и разухабистую песню многих голосов из дома напротив. Вот видишь, не так уж и жизнь плоха! – подбодрил он себя. И для этих людей где то в безмерном пространстве прятался Новый Год, уже потихоньку пульсируя, готовясь завести ритмичную пружину жизни еще на один год, потом, на тысячелетия… и на бессчетное количество времени. Это было таинство природы которое никому не разгадать, и человек радовался этому, страшился и погибал. Как вечен и бесконечен мир, так и не досягаемы для познания – многие тайны природы. А люди жили и надеялись на лучшее, забывая свои исковерканные судьбы предыдущими годами. Неожиданными поворотами истории, и непредвиденными нечеловеческими действиями рулевых государства и их раболепных слуг, действующих по своему усмотрению. Как окажется потом – в корне неверными. Но это будет потом. А сейчас всепрощающие человеческие умы и души, собирались в компании, тащили друг к другу скудную снедь, устраивали праздничные застолья. Пили, ели, веселились, дрались. Освобождались от груза печалей старого года, подходили к встрече Нового 1953 года. С надеждой и страхом желая друг другу улучшения жизни. Выпив очередную рюмку, расхлестывали ее об пол – на счастье, застуманивши свое мышление: – А, будь, что будет! С Наступающим! Максим ходко шел по предновогоднему селу и видел и слушал как суетились, перекликались люди, припозднившись с приготовлениями к празднику. Рубили дрова, смеялись. Во многих домах уже вовсю гудели застолья, играли гармошки, плясали пели песни. Навстречу ему попался пьяный мужик, в руке у него была зажата начатая бутылка водки. Увидев Максима он резво растопырил руки, отчего в бутылке бултыхалось содержимое и плесканулось через край. В чистом, морозном воздухе запахло водкой. О! С Наступающим Новым Годом, земляк! – Радостно забрызгал слюной встречный. И Вас, с Наступающим! Всего вам доброго! – Ответил Максим. А вот давай и обмоем это событие! – И встречный дружелюбно протянул ему бутылку. Максим немного отстранился в сторону и улыбаясь ответил: Нет, нет, что вы? Как? Не пьешь? Сегодня – то обязательно надо! Откуда топаешь? – глядя на узел – спросил он. Да, из больницы – махнул рукой Максим. Ну, тем более надо! – Это точно, да нельзя после операции! – схитрил Максим. Ну, тогда извини! А я выпью, и за твое здоровье. И он приложился к бутылке. Потом долго крутил головой и нюхал воротник фуфайки. Во! Такое дело никак без обмыва нельзя! – и он распахнул полы фуфайки. На его груди мерцали и позвякивали два ряда медалей. Третью медаль «Славы» сейчас в клубе принародно вручили. Затерялась где – то во время войны награда, да и я по госпиталям валялся. Вот токо сейчас встретились. Поздравляю, поздравляю, от души! – тряс его руку Максим. Ты че калмык что ли? Ага, – смеялся Максим, – совсем калмык. Это ничего. Я с одним калмыком воевал, молоденький такой был, все к себе звал. Айда, говорит ко мне в гости после войны. Таким маханом, говорит, угощу – пальчики оближешь. И еще кобыльим молоком, каким –то Кумысом – подсказал Максим. Ага, ну махан то куда ни шло, кобылье молоко – извини, не буду. Зря – лечебное очень. Да ну,? А я все брезговал. Убили Бевешку – Бевеш, его звали. Плакал я, знаешь, до сих пор плачу. Он мне свой котелок подарил, трофейный – значит. На поясе он у меня болтался, потерял я вешьмешок. Ну, пуля значит возьми и в котелок попади, а потом у меня еще всякая всячина была. Пробила котелок, сквозь кусок хлеба прошла, всю одежду, и токо шкуру оцарапала. Остановилась. Снайпер, фашист гад, наследства хотел меня лишить, в пах метил. Не вышло. И только отполз я с этого места. – Накрыло минометом, мою лежку, воронка осталась. Выходит два раза меня Бевешка спас своим котелком. А через день разрывной пулей его сердешного шандарахнуло, весь живот разворотило. Тащил я к санитарам его – не дотащил. Умер пацан – до этого все маму звал. Ух! Заскрипел зубами мужик и глухие рыдания давились у него в горле. Мать их в дышло! – хрипел он. Успокойся Андрей, успокойся, много беды война принесла людям, – похлопал его по плечу Максим. Откуда меня знаешь? Вдруг спросил он. Хе, да ты Андрей Шабалин! – сучкорубом в лесополосе, в кедровом работаешь. Точно! – обрадовался мужик. А ты, постойка, постойка – шофер – калмык – Максим! Точно! – хлопнул его Максим по плечу. Так давай, за встречу фронтовой друг! – снова протянул ему бутылку Андрей. Нет, извини. А – а, это у тебя пацаны потерялись в снегопад? Да, да Андрей. Ты меня прости Максим. И он снова забулькал из горлышка бутылки. Потом немного постоял, покачался крепко пожал Максиму руку и пошел восвояси. Через несколько шагов, он пошел строевым шагом, размахивая почти пустой бутылкой и загорланил песню: – Артиллеристы, Сталин дал приказ! И пошел и пошел печатать шаги по хрустевшему снегу, выкрикивая уже непонятно какие слова, приглушенные морозным воздухом. Максим грустно смотрел ему вслед. Вот видишь, хорошо человеку – празднует. А может не найдя душевного равновесия залил горе водкой. Скорее всего так. А завтра, после похмелья будет кататься и дергаться в припадке, с пеной на губах. И никто ему не сможет помочь. Ранение и тяжелая контузия на фронте подарили ему падучую болезнь и он не в силах был совладать с ней. Как не в силах был и отказаться от бутылки. Сейчас придя домой, он точно не найдет никого дома, потому что жена и дети зная его буйный нрав в пьяном виде ушли куда-нибудь, спрятав топоры, ножи и вилки. А он все равно – вооружившись увесистым дрючком пойдет крушить, если не дома, то в подворье все что попадется под руку. Пока не выдохнется. Соседи привыкли к его действиям и спокойно наблюдали, как он шел в очередную «атаку», расшвыряв, налево – направо свои ордена и медали. И нужно было только укараулить тот момент, когда он падал как подкошенный, пружинисто выворачиваемый неведомой силой, хоть в лужу, хоть в снег, постепенно затихая. Тогда ему было все пополам. Страшная гримаса на лице и закатанные глаза под лоб, для несведущих была очередной ошибкой, когда люди видели это: – Все, отдал богу душу, мужик! А знающие люди, его болезнь, тащили его в баню, в конце двора, чтобы не замерз и приговаривали: – Ниче, Андрюха – жилистый, оклемается. И шибко – то и не возились с ним, знали – оклемается, и уходили. Очухавшись от припадка Андрей молча выходил на свое подворье и обведя мутным взглядом вокруг, все устраивал на свои места, подметал, приколачивал, Увидев свою жену – Аниську с синяком или с припухшей щекой, он мотал головой и давя в себе рыдания, подходил к ней и молча становился перед ней на колени уткнувшись в подол юбки, целовал ей руки. Оба молчали. Аниська отрешенно смотрела перед собой и еле шевеля пальцами, ворошила ему волосы на макушке. Это было самое страшное наказание и в то же время – прощения для Андрея. Задергавшись плечами он судорожно всхлипывал и все повторял: – За что? За что? От его рыданий отрешенный взгляд Аниськи становился осмысленным и она начинала мелко подрагивать губами. Потом уткнувшись в его голову начинала голосить: – Не плачь, Андрюша! Не плачь! Ведь не был же ты такой до войны! Я же помню, как ты меня на ру – ка – х но – сил! Ох, будь проклята эта вой – на – а! Трое малых ребятишек некоторое время молча наблюдали рыдающий дуэт родителей, постепенно начинали тоже хныкать. И дружно заревев они кидались к ним в общую кучу; обнимая и успокаивая: – Не плачь, мамка! Не плачь мамка! Отчего сами заводились еще больше, пока прибежавший откуда-нибудь старший первенец, рожденный еще до войны, растаскивал их по сторонам. Держа перед собой огромную кружку воды, он набирал полный рот и прыскал на ревевшую кучу, норовя попасть каждому в лицо и за шиворот. Рев моментально утихал и Аниська первая утеревшись рукавом кофты деловито командовала: – Ладно, погрустили и хватит! Делом надо заниматься! Папанькины награды пособирайте, может где и далеко отлетела какая. Посчитайте, знаете сколько их! Вот так и продолжалась жизнь до очередного припадка.
А сколько их было семей с такой жизнью или еще худшей, затерянных в необъятных просторах Союза, особенно в таежной, заснеженной Сибири? Знал один Бог. И никому было непонятно, кто устраивал эту жизнь на земле с ее прелестями и подлостями кто руководил всеми поступками людей? От которых душа рвалась на части и казалось, не было выхода из бесконечного круга. До дома уже было недалеко и прежде чем свернуть на косогор, Максим увидел перед конторой яркие разноцветные лампочки по случаю Нового Года. Тут же находился и клуб, где стояла нарядная елка призывно маня через окно. У конторы и у клуба толпилось много народа. Магазин, что у конторы тоже был открыт, но очереди уже не было. Продукты наверное уже разобраны, очевидно больше забегали в него за водкой. На душе у Максима стало еще тоскливей. Все – таки праздник, а тут такое сотворилось. Все равно надо скорей домой. Отряхнув снег с валенок он осторожно потянул на себя дверь и зажмурился от яркого света в избе. Посреди избы, под потолком висела электрическая лампочка. Под ней на полу был перевернут фанерный ящик и около него на чурбачках сидели ребятишки и внимательно разглядывали книжки. Мутул листал и что – то рассказывал. Перед печкой невозмутимо сидел Бадмай, курил трубку и смотрел на ребят. Все были так поглощены новым занятием, что и не заметили как вошел Максим. А он осматривал убогость избенки, которую раньше в потемках не очень было видно. Первым заметил Максима Мутул. И выставив к лампочке свое солнцеподобное лицо, улыбаясь сказал: – А у нас праздник, дядя Мукубен! Свет подарили к Новому Году и подарки принесли, вон на окошке лежат. Действительно на подоконнике обледенелого окна лежала горка толстых кульков из серой бумаги. А это что? – Кивнул он на книги. Учительница приходила – важно ответил Басанг и книжки подарила. А Мутул с ней даже по-русски разговаривал! Он даже буквы ей показал в этой книжке! – перебил его Мазан. Ух, сколько он их много знает! Ну, молодцы, ребята! А свет – то кто подарил? С интересом рассматривая проводку, улыбался Максим. Мальчишки наперебой стали рассказывать: – А дядя такой худой, высокий из гаража, который все время кашляет. Начальник главный гаража! – выкрикнул кто – то. А – а! Васильич! – обрадовался Максим. Ага, ага! Так вот, он привел другого дядю, тот лампочку повесил, а потом надел на ноги какие – то железки и залез на столб, где провода. Свет как загорится! А Мазан – как испугается! Чуть в подполье не залез! – смеялись пацаны. А как свет загорелся худой дядя принес этот ящик, а в нем целое богатство! И хлеб и подарки! Хлеб мы немного пощипали, а подарки не трогали, только понюхали и посмотрели. Ты знаешь, там и конфеты и пряники. Вот это да! Тебя ждем! Ох, вы мои хорошие! А книжки как вам принесли? Да тетя такая красивая, молодая принесла. Так вкусно от нее пахнет! Да не тетя она – учительница!, заспорили пацаны. Ну, хорошо, хорошо! А еще когда дядя подарки раздал, то поздравил с этим… ну, с Новым Годом. А где он живет? Кто? Ну, этот Новый Год! Там, на небе! – ткнул пальцем он вверх. Ребятишки, задрали головы вверх и сощурившись смотрели на лампочку. И она оттуда? Максим переглянулся со смеющимся Бадмаем и утвердительно мотнул головой: – Оттуда! Ух, ты! Здорово! С неба подарок! – загалдели пацаны. Ну, что дорогие мои, у меня тоже есть подарок. Я только что пришел от Савара, он слава Богу живой