тория, – протянул Максим. Сыщик что – то зарисовал карандашом в планшете. Ну, я пошел, все поняли! И он спрыгнул в снег. Снег был выше колена. Сунул ноги в хомуты широких лыж – коротышек, Колька перехватив ружье наперевес, повилял – повилял по сторонам, потом ходко покатился и исчез из видимости наблюдавших за ним мужиков. Тьфу, ты, будто его и не было, одна лыжня осталась! Восторгались мужики. Гошка вытащил пистолет и привязал его на длинный шнурок к ремню. В снег уронишь, хрен найдешь! – констатировал он. А у меня нет шнурка – растерянно сверкал очками сыщик. Зубами помогай держать! – съехидничал Кабан. Лежи! – ткнул его охранник. Ну, что пора? – скомандовал Гошка. Значит так, посерьезнел сыщик. Максим на поляне перед бараком, метрах в двадцати останавливаешься. Мы с Гошей и тобой, кивнул он на охранника, бежим к бараку. Не кучей, а рассеянно. Васильич и Максим охраняют трактор и этого ублюдка. Ну – кА затяни ему покрепче веревки! Кабан недовольно засопел, и скривился: – Вяжи, не вяжи, а без, меня вам там нечего делать! Все поехали! – уселся удобней сыщик. Максим и завгар залезли в кабину и тотчас взревел мотор. Мать моя! – съежился Гошка, – мертвых подымет этот грохот! Гремя и лязгая гусеницами трактор рванулся вниз, по ельнику. Ельник был молодой и пушистый и особой преграды не представлял. Все напряженно смотрели вперед. Вдруг завгар ткнул Максима в бок и показал вперед. Вижу, вижу! – согласно закивал тот. Впереди чернел громадный валун, покрытый не менее громадной шапкой снега. Максим взял правее и буквально в ста метрах в ельнике затемнел сруб постройки. Это была часть настоящего скита, сохранившаяся от пожара. Бревна были толстые, почернелые, дальше пристройка была более светлая. От барака за угол метнулась черная человеческая фигура, потом показалась в пол роста вдали и исчезла. Очевидно, местность там была сильно под уклон. Давай, жми, уйдет ведь! – и Гошка яростно забарабанил ладошками по кабине. Максим понял это – как остановиться и резко остановился. Все сунулись на Кабана. Уйдет, ведь! – заорал Гошка и спрыгнул вниз, ухнув по пояс в снег. Следом вывалился сыщик, так они и барахтались мешая друг другу. Длинноногий охранник прямо с кузова перепрыгнул через них и оставляя после себя проторенную траншею кинулся в сторону убежавшего. Видя что они запаздывают Гошка крикнул ему: – к двери барака бежи, охраняй ее! Гошка с сыщиком более низкорослые с трудом продирались следом, размахивая пистолетами. Дверь барака приоткрылась и оттуда показалась растрепанная женская голова. Увидев вооруженных людей, она ойкнула и резко захлопнула дверь, громыхнув изнутри засовом. Охранник рванул дверь на себя и отлетев вместе с оторванной ручкой – скобой, сбил с ног запыхавшегося Гошку. Не поняв в чем дело, сыщик шедший сзади, увидев поверженных двоих людей, брякнулся плашмя в снег и не целясь выстрелил два раза в дверь. Охранник и Гошка раскорячившись лежали и не делали попытки встать, не понимая кто и откуда стрелял. Они стали расползаться в стороны, готовясь к бою. Прекратить стрельбу! Милиция! Открыть дверь! – надрывая глотку, орал Гошка. За дверью заголосила женщина и стала греметь засовом. Охранник в два прыжка прыгнул за дверь и только она немножко приоткрылась, резко рванул ее на себя. У порога стояла худая, та же растрепанная женщина и отчаянно голосила: Ой, господи, за что же нас? Ни в чем мы не виноватые! Выходи на улицу! – убедительно потряс пистолетом Гошка, поднимаясь. Мелко семеня ногами в каких – то опорках, женщина вышла наружу. Кто там еще? Выходи! Опять заревел он, держась за косяк и прижимаясь к срубу, потом ловко прыгнул за поленицу дров. А ма – ма – минька там! Пусть выходит! Хворая она лежит! Сильней заголосила она. Присмотревшись все увидели, что плачущая женщина – совсем молодая девка, просто плохо одетая и неприбранная. Кто еще? Выходи! – Есть кто еще? – Повторил Гошка. Некому более выходить, – дрожала девка. Ой, про немую Айсу забыла, но она не может выйти, у нее колода на ногах. Чего мелешь, какая колода? – разозлился Гошка. Смотри мне сучка! – пригрозил он ей. Пошто лаешься дяденька, истину перед богом молвлю! – выпрямившись, глядя в небо синими глазами, она медленно перекрестилась двуперстно. Староверка! – ахнул Гошка и уже не столь строго спросил. А у этой почему на ногах колода? Аспид ее в колоде держит, чтоб не убежала. А убежал туда вниз кто? Сатана, – не моргнув глазом ответила девка. Я тебя про человека спрашиваю, ты правду должна говорить. Молвить навет мне грех, в писании так писано. – отрешенно стучала она зубами. Ты мне по библии кончай мозги пудрить! – мы из милиции, ты должна правду отвечать! Вот я и ответствую истинно! – опять перекрестилась она, воздев глаза в небо. Сатана он, хуже Сатаны! – залилась слезами девка. Ты мне дурочку не городи, по совецки отвечай, молодая ты! А то писанием вздумала тут наводить тень! Не оскорбляй срамными словесами веру мою дяденька, неученая я, не училась нигде, и два года как сняла с меня маминька обет молчания. Хорошо хоть писание святое читать научила. Госпо – ди – и! ткнулась она в снег на колени. Ты, – ты встань; замерзнешь! – зазаикался Гошка. И подтолкнув ее в перед, почти вплотную за ней, шагнул за порог. Резко прыгнув в сторону он выбросил вперед руку с пистолетом, следом за ними заскочил сыщик и залег за бочку. Всем на пол! Лежать! Девка послушно брякнулась на пол. В прирубе был полумрак. Через два окна, в которых кое–где были стекла, а остальные части забиты тряпками и картонками еле проходил дневной свет. Где еще есть окна? Тихо спросил Гошка, тыкая ногу девки, какой – то палкой. Нету–ка, боле, – тотчас отозвалась она. А там что, где топится печь? А тамока маменька хворая лежит, да Айся рядом сидит. Точно? Видит бог, все так. Немного осмотревшись в полумраке они увидели, что находятся по всей вероятности в новом прирубе, захламленным всякой всячиной, бочками, разбитыми ящиками, разным тряпьем. Широкий вход в другую часть очевидно – старую сразу показывал громадную печь, которая топилась бросая огненные всполохи по темным стенам, увешанными старинными иконами. Печь весело потрескивала, попахивало дымком, готовящейся пищей. Ее зев был открыт, довольно высоко от пола на манер старинных русских глинобитных печей. Володя, а дым – то из печки куда уходит? – задал вдруг вопрос Гошка словно они и собрались сюда только чтобы узнать об этом. Так и я смотрю, – тотчас ответил сыщик. Над бараком ни трубы, ни дыма. И не сообразив ничего лучшего, он задал этот же вопрос девке легонько толкая ее в бок. Оглядев растерянное лицо Гошки, она уселась на полу и опять двуперстно перекрестилась, серьезно ответила: – в небеса, дяденька. К Богу. Видя свою промашку, сгоняя со своего лица мистическую гримасу от осознанного, он встал и осторожно стал осматривать все вокруг и шагнул в старый прируб. На топчане, у печи, на ворохе тряпья лежала седая старуха с выразительными глубоко запавшими глазами. Сухие костистые руки лежали поверх лоскутного одеяла. Рядом на низком табурете сидела молодая калмычка. Одна ее нога была «обута» в довольно толстый чурбак, очевидно из березы. Чурбак был толстый и тяжелый и двумя железными хомутами – полосами обнимал ее ногу в какой – то обуви, и замыкался замысловатыми гайками. Сыщик уже освоился в полумраке и журча фонариком – динамкой, внимательно осматривал уцелевшую часть скита. Освещение этой комнаты шло через дыру – отдушку, прорубленную в стене под самым потолком и на ночь задвигалась тяжелой доской. Все углы были в старинных иконах, почерневшие от копоти и времени. На дощатом кривом столике лежала раскрытая церковная книга старинной печати. Книга была очень ветхая с желтыми листами. Когда сыщик хотел полистать ее, старуха заохала одышисто засипела, выражая неудовольствие, а сидевшая калмычка замотала головой и замычала: Ыа – а, ыа – а! Сыщик тотчас отдернул руку, поняв, что это запрет. Свисающее одеяло с топчана касалось почти пола, он захотел посмотреть; – Что же там? Показывая пистолетом и журча фонариком, он сказал девке: – Ну–ка, отодвинься, мне посмотреть надо! Девка послушно поднялась и надсадно дыша, задергалась оттаскивая в сторону ногу с чурбаком. Широко раскрыв глаза сыщик смотрел на эту несуразную конструкцию и не мог сообразить ничего по этому поводу. Он участливо спросил: – Ногу поломала? Калмычка разразилась рыданиями, отрицательно замотала головой и что – то мычала. Она корчила гримасы, махала руками, показывала на дверь, непристойно хлопала себя между ног, в пах. Сыщик понял, что кто – то был виноват, что на ноге у нее красовалась колодка. Кандалы! Прожгла его мысль. Ты понимаешь меня, слышишь? Он показал на свои уши. Она тотчас согласно замотала головой. А почему не разговариваешь? Ыа-ы! промычала она разинув рот и пальцем тыкала туда, призывая посмотреть. То, что увидел сыщик, направив туда луч фонарика, помутило его сознание. У калмычки не было языка. У самой гортани ворочался черный, уродливый комок. На шее, под нижней челюстью виднелся огромный рваный шрам. Ты родилась так? Ыа-ы,ы! Отрицательно замотала она головой, и схватив с припечника большой нож – кесарь, которым очевидно кололи с поленьев лучины, замахала у своего лица. Тебе отрезали язык? – ужаснулся он. Ыа-ы-а! замахала она опять ножом и разрыдавшись застучала им по чурбаку на ноге. И колодку надели? Кто? Калмычка с ножом качнулась в сторону двери, ыкая и показывая руками, что это кто – то большой и толстый. Его нет здесь? – она замотала головой, указывая на дверь. Нож положи, успокойся! Она послушно положила его на место! Мы поможем тебе, не печалься! Старуха недовольно заохала. Опешивший Гошка, так и стоял столбом посреди прируба. Наконец он очнулся: – слышь, Семеныч, Кабанкова сюда надо! Давай, – вяло согласился он, что – то обдумывая. Растрепанная девка бессильно стояла, прислонившись к косяку широкого проема, теребя занавеску, которой он занавешивался, отделяя старую часть скита от новой пристройки. Гошка вышел, велел охраннику сбегать за угол барака, посмотреть: – Что там? Вскоре тот вернулся и доложил: – За углом никого, а дальше вниз уходит глубокая снежная траншея, по ней и убежал тот, кого видели. Ну, что там? – кричал с трактора завгар. Давай, Кабанкова сюда! Пусть Цынгиляев с охранником доставят его сюда, а ты Васильич, останься в кабине, трактор присмотри. Гошка то и дело заскакивал в барак и выбегал обратно, наблюдая как выгружают Кабана. Оказалось выгрузить бандита из кузова было не так – то просто. Он вцепился в проволоку, которая была привязана бочка с соляркой и ни в какую не хотел ее отпускать. Вот он барак, ищите, что хотите, А туда я не пойду! – рычал он. Пойдешь! – Хряснул его кулаком между глаз охранника. С помощью завгара они вывалили из кузова тяжелую тушу Кабана и поволокли его по снегу в барак. Завгар остался у трактора. Максим с охранником дотащили бандита до двери и распутав ему ноги стали заталкивать его вовнутрь. Неожиданно он поднялся на ноги и опершись плечом о косяк двери радостно осклабился! – ну, вот и я! Представление начинается! Иди, иди! Заталкивали его мужики в прируб. Михаил! – Ведешь наблюдение на улице, за трактором тоже, – приказал Гошка. Слушаюсь! – и охранник вышел на улицу. Во – во! – заржал Кабан, смотри трактор убежит! Кабан по хозяйски уселся на лавке и обстукивал валенки от снега. Увидев его, девка мышкой юркнула за печку к матери и что – то зашептала ей н