а ухо, дав какой – то знак и калмычке. Та блеснув глазками как – то боком, хватаясь за стены и косяк проема быстро потащила свою колодку. Увидев Кабана, который нагнув голову исподлобья смотрел на нее и криво усмехался, калмычка быстро схватила полено, и ыкнув приложилась к его голове раз и другой. Ты чего это? Уберите ее, она бешеная! – задергался он на лавке. После очередного увесистого удара по уху, он свалился с лавки лицом вниз, судорожно поводя пальцами связанных за спиной рук. Гоша! Убери ее, затюкает она его! – Кричал сыщик стоя на колене и выискивая что – то под старухиным топчаном. Такой прыти от калмычки никто не ожидал. А она, хрипя и ыкая все размахивала поленом, колотя Кабана по спине и заднице. Стой, стой! – никак не мог подступиться к ней Гошка. Наконец, изловчившись он обхватил ее сзади и оттащил от поверженного бандита. Тот не подавал признаков жизни. Закрыв лицо руками, в углу рыдала, издавая булькающие звуки калмычка. Гошка заглядывал в лицо Кабана, потом позвал сыщика и они вдвоем посадили Кабана на полу прислонив к лавке. Ухайдокала она его! – Ругался Гошка. Он ведь основной вещьдок. Одыбается – и сыщик похлопал Кабана по щекам. У того задрожали веки и он замычал. Снежку ему за шиворот надо, – и Гошка выскочив за дверь, тут же в принес в пригоршнях снега. Приложив ком снега к кровоточащему уху, Гошка сунул ему снега и за шиворот. Кабан закряхтел и открыл глаза. Зачем мочишь снегом и так холодно! – запротестовал он. Ишь, ты, то сдыхал, а тут условия ставит! – ласково оглядывал его Гошка. Сними браслеты начальник убьет ведь она меня! – Обойдешься, ничего еще ласковее – отвечал ему тот. Есть за что значит – убить тебя, коль так боишься! Сейчас отдохнет калмычка, снова пущу ее на тебя. Пусть долбит. Нет, нет! Не имеете права, жаловаться буду! Ага, на том свете. – съехидничал сыщик. Язык ты ей обрезал и в кандалы заковал? А теперь в кусты? Нет, это не я резал, это все Длинный! – задергался он, заваливаясь на пол, пряча голову под лавку. Сквозь приоткрытую дверь, Гошка крикнул: – Цынгиляев, иди–ка сюда, помоги вытащить эту тушу из – под лавки! Максим, стоявший за дверью с охранником тут же, зашел и нерешительно остановился, привыкая к полумраку. Максим, вон твоя землячка, иди побеседуй с ней и не пускай ее сюда, а то она убьет этого ирода. Да, да не пускай ее! – заныл под лавкой Кабан. Максим приглядываясь, шагнул в угол, где сидела калмычка. Опустившись на корточки перед ней, он дотронулся до ее плеча. Она подняла от колен заплаканное лицо и заыкав, разразилась еще большими рыданиями. Чи хальм? (Ты калмычка?) – спросил он ее. Она согласно закивала головой. Сэн, сэн! (Хорошо, хорошо!) Мэндуть! (Здравствуй!) Она в ответ что – то заыкала, показывая себе в рот. Нанд медгден уга. (Я не понял). – растерялся Максим – оглядываясь и наткнулся взглядом на синеглазую девку. Она не может говорить, у нее нет языка – громким шепотом сообщила девка. Как? – еще больше растерялся Максим. Старуха гневно заохала и схватила ее за волосы. Девка послушно опустилась на колени и стала целовать матери руки. Прости, меня мамынька, ради бога! Земно кланялась она. Старуха очевидно устала дергать ее за волосы и девка поднялась с пола и долго застывшим взглядом глядела на иконы, осеняя себя двуперстным крестом и шепча молитву. А по-русски она понимает? Обратился опять к девке Максим. Понимает и даже писать меня учила. Я буду говорить по-русски, может она поможет в нашем разговоре – сказал он калмычке, кивнув на девку. Хорошо? Калмычка согласно кивнула головой, уже немного успокоившись. Как ее зовут? Айса. Откуда она не знаешь? От бога она, как и все мы рабы божьи. Хорошо, это так. А не говорила, то есть на писала откуда она родом? Неведомо мне дяденька. Ну, ладно. А что это у нее на ноге? А Аспид замкнул ее ногу чтобы она не убежала. Почему? Для утех он ее здесь держит, мне стыдобно молыть об этом. Пусть Аспид сам расскажет, и она ткнула рукой в сторону Кабана. А что с языком у нее не знаешь? Ой, неведомо мне, рабе божьей, Аспида и Сатану об этом спрашивайте! – залилась она слезами и стала опять креститься. Старуха на топчане заохала, грозно сверкала глазами на дочку. Видно было, что недовольна была рассказами дочери. А где этот Сатана? Убег в нети. Как услышали мы грохот, думали – слава тебе Господи, ниспослал ты на нас наконец кончину света. Ан нет! Тлахтур это пригремел. Так, – размышлял Максим. Так этот Кабан, и есть Аспид? Оглянувшись на мать, девка тайком кивнула головой. Айса что – то горячо ыкала, гримасничала лицом, хлопала ладошами по чурбаку на ноге и показывала в сторону прируба, где находился сыщик, Гошка и Кабан. Что она хочет? Оглянулся Максим на девку. Та отошла от матери подальше и затравленно оглядываясь на нее, зашептала: Чурбак она просит снять с ноги, а ключ – то у Аспида, и она глазами показала на Кабана. Максим поднялся и подошел к Участковому: – Георгий Иванович, у этого Аспида ключ от чурбака, которым он заковал ногу девке, и он пнул Кабана в брюхо. Цынгиляев, ты это брось! Не самовольничать! – оттолкнул он его от Кабана. Убить его мало! – рвался к нему Максим. Пойми сам бы я его убил, да пока нельзя! – Краснел лицом на него Гошка. Понял, морда калмыцкая? Под охраной закона я! Как это? Неприкосновенный я! Важный для государства человек! – Захохотал Кабан, садясь на полу. Заткнись! А то сейчас твоей же портянкой кляп тебе вгоню в рот! – рассердился сыщик. Не имеете права! Молчать! – рявкнул сыщик. Кабан съежился и замолчал. Старуха и девка – приглядывают за калмычкой, они многое должны знать, на правах старожилов, – продолжал Максим. Ой, не виноватые мы! – вывалилась на середину пола из – за печи девка и поползла на коленях в угол с иконами. Это он – Аспид с Сатаной заставляли нас с маминькой караулить ее и прятать разную потребу и узорочье! А если говорят, убежит она, то будут насильничать нас. Убегала она однова, так маминьку снасильничали, лежит с тех пор горемычная! – зарыдала она сильнее. А я в болоте схоронилась, есть там место ни для кого недоступное. С голоду чуть не сгибла, клюковкой пробавлялась токо. Да скоро поймали ее, опять сюда привели и ногу еще большим чурбаком заковали. А где ключ от чурбака? А у Аспида. Нет у него ничего – обыскивали мы его. Девка все еще стоя на коленях нерешительно посматривала на мать. Старуха тоже изредка посматривала на дочь испепеляя ее такими же синими глазами. Мамынька, прости меня Бога ради, не могу я молчать и хранить тяжкую тайну! Ключ Аспид положил под изголовье мамыньки и приказал хранить, пригрозил убивством. Гад он ползучий! Завизжала девка. Согласно заыкала и закивала головой и калмычка. Кабан отвернулся, и готов был опять спрятать голову под лавку. А как зовут тебя? – спросил сыщик. Девка опешила и зашарила глазами по стенам. Раба божья я, а эти и кто бывает здесь, кличут меня как хотят, а больше – Эй! Мать – то как зовет? А мамынька уже двадцать лет обет молчания держит, ни разу от нее словечка не слыхивала. Как родилась я стало быть не по воле божьей, а по случаю насилия над ней вот этим! – И завизжав она кинулась к сидящему на полу Кабану с кочергой. Сыщик преградил ей путь. А он и меня грозится снасильничать. А так – то Фисой нареченная я, да имячко – то свое никогда не слыхивала от ма – мы – ы- ньки! – заголосила она. А откуда знаешь, что тебя Фисой зовут? А на богослужениях святой отец Онуфрий – за здравицу мое имячко произносит. А где отец Онуфрий сейчас? Допытывался сыщик. А неведомо мне дяденьки и не можно мне об этом молыть. – поясно поклонилась она всем в пояс. Старуха буквально бесилась на топчане. Прости меня Господи! За грехи мои! Бухнулась она опять колени, потом встала и подошла к Айсе и присела на что – то около нее. А вот тот кто убежал кто он все – таки? – опять спросил ее сыщик. Сатана он, сказывала я вам. А почему он убежал? Грехов много на нем, душ загубленных. Да и бумагу потаенную хранилища скитского узорочья у мамыньки отобрал. Душил ее, грозился в болоте утопить, да не успел, тут тлахтур загремел. Испужался и ноги унес. Он бы и нас загубил с Айсой, да времечка у него не хватило. Многих они с Аспидом в болото поспущали, невинных. Царствие им небесное! – закрестилась и заплакала опять Фиса. Врет она все! – Она сумасшедшая! – заколыхался Кабан. Я сам все драгоценности сдам! Заявляю об этом! Никто их кроме меня не найдет. А тот кто убежал, он Сявка, бестолковый, он не разберется в бумаге! Я вас сюда привел и еще раньше заявлял о драгоценностях. Я, я первый! Уже катался в истерике Кабан. Значит где – то есть хранилище, в котором хранятся драгоценности, так? – допытывался сыщик. Знамо, дяденька, есть! А где это, не знаешь? Неведомо мне, запамятовала по малолетству. А ты знала? А как же? Бывала даже там. Токо маленькой совсем девочкой с отцом Онуфрием. Подземное царство там. И как говорил отец Онуфрий: – в невинном детстве токо можно показать это лалы и узорочья, чтобы всю жизнь они мерещились и светили как звезды на небе. – мечтательно закатила она глаза. Вот видишь, начальник! – Она полоумная, ничего не знает! Тайну спрятанных драгоценностей знаю только я и сдам их государству для восстановления народного хозяйства. Пиши протокол! Ишь, как заговорил! – Сыщик стал тихонько совещаться с Гошкой. Тем временем Максим трудился над снятием колодки с ноги калмычки. Хитроумные гайки можно было отвернуть только специальным ключом, который Фиса, взяла из – под подушки матери после долгих убеждений. Калмычка внимательно наблюдала за действиями Максима. И как только он раздвинул с ноги половинки чурбака в стороны, стала яростно тереть ладонями высвобожденную ногу. Потом выхватила ключ из рук Максима, и отворив дверь швырнула далеко его в снег. Да ты, что? Ведь это важный вещьдок, – спохватился Чиков. Но было уже поздно. Калмычка что – то заыкала, замахала руками и мгновенно схватив чурбан – колодку запустила его в Кабана. Только чудом это тяжелое сооружение не раздробило ему голову, зацепившись скобой – хомутом за потолочную подпорку. Ты мне это брось, а то сейчас наручники тебе одену! – и Гошка убедительно потряс ими. Оттеснив ее к старухе велел здесь сидеть. А Кабан, оставленный без внимания на какие – то секунды, вдруг прытко вскочил, и шибанув плечом дверь, попытался выскочить наружу. И выскочил бы, но Максим успел подставить ему подножку и он всей тушей брякнулся на порог. Помешали связанные сзади руки, а то неизвестно чтобы было. За дверью прижатый к стене охал охранник. Потирая ушибленный лоб, он сконфуженно вылез из – за двери и так рванул Кабана за голову, затаскивая его назад, что тот дико закричал: Сколько можно терпеть эту падаль?, швырнул он его на пол и вышел из барака. Нервно вихляясь и помахивая пистолетом к нему подошел сыщик и согнувшись ткнул пистолетом в шею: – Или ты показываешь тайник, или продырявлю тебе башку – при попытке к бегству. Все! – терпение возиться с тобой кончилось! Ты, что начальник? – Наливался краснотой, таращил тот глаза от натуги. Конечно покажу! Где? – надавил ему дулом сыщик сильнее на шею. Под старухиным топчаном люк, – хрипел Кабан. Больно! Нету там никакого люка, сочиняешь! – давил еще с большей злостью сыщик. Только сейчас сам проверял! Хорошенько надо смотреть, на то он и тайник – хрипел Кабан. Покараульте его! Крикнул он Гошке и Максиму, и отогнав Айсу и Фису от старухи вновь стал журчать фонариком под топчаном. Вооружившись кочергой, сыщик разгребал разный хлам на полу и действительно увидел, очертания