аверное втоптана вторая рукавица, вытягивал он шею стараясь найти ее. Найду и схожу в барак, разузнаю что там и как, – окончательно решил он. Разглядывая истоптанный снег, он наконец увидел вторую рукавицу, наполовину присыпанную снегом. Завгар спрыгнул с гусеницы трактора в рыхлый снег и нагнувшись за рукавицей, услышал за спиной зашуршавший снег. Так полусогнувшись он и оглянулся в сторону кабины и увидел как оттуда высунулась неясная фигура человека и хекнув от усердия, опустила ему на затылок увесистый кол. Больше завгар ничего не запомнил. Ткнувшись головой в снег и окрашивая его кровью хлынувшей из носа, он так и остался сидеть на корточках, словно прислушиваясь к чему – то. До его сознания смутно дошло; что вдруг взревел мотором трактор и крутнувшись на месте, отпихнув его в сторону огромным валом снега рванул назад, вверх откуда они приехали. Он не слышал как стреляли через окна Гошка и сыщик, и не видел как выпрыгивали они через них, подбегая к нему. Вытащив его из спрессованного вала снега, который и не позволил раздавить его трактором, они наперебой стали тормошить его приводя в чувство. Завгар замычал, поморщился и охая открыл глаза. Живой? Ну, слава богу! – Известил Гошка и стал стряхивать с его лица и шеи снег, и снегом же вытирая окровавленный нос. Васильич, дорогой очухайся! – просил сыщик. Мы виноваты, оставили тебя одного! Кто это был? Кто? Хрен в пальто…, – вяло ответил завгар и закрыл глаза. Вот это уже лучше, в сознании значит, – бормотал сыщик, вталкивая ему в рот горлышко фляжки со спиртом. Глотнув раз – другой он закашлялся и зло ругнулся: – В гроб ее! – Голова разламывается, морщился завгар. Чем он тебя, что еще болит? – ощупывал его сыщик. Дрыном по башке и трактором пытался раздавить, съюзил, вишь, на глубоком снегу, не получилось, – охал он. Бошка – то хоть цела? Цела, цела, внуков еще женить будешь! – радовался сыщик. Как же так, дядя Петя? – виноватился Гоша. Зачем оставили тебя одного? Ты мне технику верни! Уже на полном серьезе приказывал завгар. Верну, верну, давай – кА вставать будем, – взял он его подмышки. Стоп – стоп, нельзя поднимать! – вмешался Максим снимая с себя фуфайку, и подстилая ее под завгара. Васильич! У тебя солидное сотрясение, заглядывал ему в глаза Максим. Полежать надо. В кабине надо было сидеть, и не было бы такого – вставил Гошка. Ты еще овиновать меня! Охрану вооруженную надо было оставить у трактора. Ты в тепле сидел, а я на морозе мерз, вот и досиделся! – Обхватил завгар голову руками. Да, моя промашка чего там, прости Васильич! Прости, – заморщился он. Как перед бабой буду отчитываться? – беспокоился завгар. Ей ведь ухаживать за мной! Ну уже, чего – нибудь сочини тете Нюре. Хрен ей чего сочинишь, она получше вас все сыскные дела ведет. Ладно, дядя Петя, главное живой! И Гошкин взгляд уперся в охранника – Мишку, несмело стоящего в отдалении. Корякин! – сразу взъерепенился Гошка, – ты где должен был быть на охране? Ну, на улице и за трактором поглядывать. Не поглядывать, а охранять! – заорал участковый. Ну, охранять. Ты не нукай! Я под суд отдам тебя за уход с поста! Человека вывели из строя! – тыкал он на завгара. Трактор угнали! И чем ты прикажешь добираться домой? Снежок – то по пояс! Мишка молчал, глядя вниз и пошевеливал покрасневшей от холода рукой с пистолетом. Бандюгу упустили, трактор проморгали, человека чуть не загубили. Сдай оружие, оно теперь тебе абсолютно не нужно! И Гошка решительно почти вырвал пистолет из его рук. По подписке Кабанова на свою ответственность взял из кутузки у дежурного. Без разрешения начальника милиции. И упустили, – печалился протирая очки сыщик. Вот уже влип, так влип! Как бы самому не сесть вместо него! Все сочувственно смотрели на него и молчали. Георгий Иванович! Ты вот пистолет отобрал, а вон ведь кто – то крадется сюда. Где? – завертели все головами. Ложись! Скомандовал Гошка. Держи свою пушку, но знай потом придется разбираться с тобой серьезно. Где, кто? – Да вон снизу мелькает чья – то голова. Спрятавшийся за небольшой елкой Максим привстал и внимательно разглядывал движущуюся фигуру, с каждым шагом видневшуюся все больше и больше. Да это Николай! – объявил Максим, но только какой – то ободранный. За ним вроде никого нет, если не пустили его вместо приманки, под дулом. Да, ты что? Может ползет кто – то за ним по снежной траншее? Не должно быть! – бормотал Максим, Сам он засомневался и спрятался не увидев трактор. Значит и у него есть в чем – то опасения? – вставил Гошка. Колька наобум не пойдет. Ага, ага, поднялся, шапку на ружье одел, водит по сторонам. Узнаю разведчика, – продолжал комментировать Максим. Так один он или с кем- то? – допытывался Гошка. Выходит один, если опасается. Так зови его сюда! Максим вышел из-за елки и крикнул: – Коля, давай сюда! Колька моментально поднялся и опять исчез. Не верит он. Покажись ему сам Георгий Иванович! А пулька не прилетит? Ну, стою же я, ничего. Кряхтя Гошка поднялся и не успев махнуть рукой, тут же поднялся Колька уже в шапке и довольно близко к бараку. Очевидно он полз по траншее. Давай сюда! – хватит играть в кошки – мышки,! – небрежно крикнул Гошка, отряхивая себя от снега. Поднялись и остальные. Весь в снегу подходил Колька, (но в каком виде). Белый его масхалат стал грязно – серый и висел на нем клочьями. Лицо было потное и грязное, на щеке красовалась кровоточащая царапина. Где тебя носило? Ждали тебя, понимаешь! Не вовремя ты появился, задание провалилось, – как – то неуверенно – виновато, отчитался Гошка. Да я сам чуть на тот свет не провалился!, – озлобился Колька. И он начал рассказывать: – Сначала все шло нормально. Мой круг вокруг со скитом должен был замкнуться к вашему приезду. Но человек сбежавший из скита перед вашим приездом разрушил все. Во – первых я не ожидал его встретить так рано, и рассчитывал сделать засаду у черного пня. Любой идущий от барака – скита вокруг бугра, с одной стороны прижат болотом и мимо черного пня никак не пройдет. Но он успел раньше меня, и стало быть стал королем тропинок. Болото зимой не замерзает, хотя присыпано снегом. Бурлит, парит. Только сунься и сквозь снег уйдешь в трясину, с концом. Ну, значит, не успел я дойти до Черного пня метров двести, вижу выскакивает из-за него на лыжах – сохатинках Убогий, с ружьем наперевес и лихо катит в мою сторону. Ну, думаю, на ловца и зверь бежит. А почему Убогий? – спросил сыщик. Да малоумный он вроде, косит глазами, да все улыбается. Бормочет что-то он все. Побирался все время, насобирает харчей, да и пропадет недели на две. Спрашивают его: – где ты живешь? – А он смеется: – У бога за пазухой! И начинает просить: – Подайте бога ради калеке малоумному! Подают. Потом люди стали замечать: – где появится Убогий, жди значит вскорости ограбления. Но как – то не придавали этому серьезного значения. Да, совпало так! – Куда ему! – махали на него руками. Я то и раньше слышал, что он в скиту родился, да тоже как – то не задумывался. Ну родился, да родился. А он оказывается вот такой пакостливый хорек, на черта схожий. Ну, вижу, значит бежит, я и рот раскрыл, никогда не видел его с ружьем и на лыжах. И морда зверски веселая! А как в бараке сказали что он Сатана! – вставил сыщик. Точно! – мотнул головой Колька. Лучшего названия для Убогого не придумаешь. Ну, думаю, сейчас ты у меня попляшешь. И выскочил я ему наперерез. Он увидел меня и спокойно стал ждать. Даже ружье не поднял для выстрела, а стал отступать к самому краю болота. Заволновался я даже за него, крикнул: – Не ходи дальше, дурак, утонешь в болоте! Он радостно закивал головой и что – то забормотал. И оставалось – то мне до него метров двадцать, как я услышал под собою затрещали ветки и стал проваливаться снег. Не было ведь тут болота, это точно я знал, а вот провалился в какую – то яму. Зацепиться было не за что. Единственно так это то, что я раскорячил ноги со своими лыжами – сохатинками и бороздил по краям ямы. Шурф это старинный оказался, слышал я, что где – то у скита, и у болота золотишко в старину добывали. А что шурф, так это точно оказалось, сохранились некоторые распорки – поперечины, лестницы наверно раньше держали. Ну лестниц конечно, уже не было, а поперечники кое – где остались, хрупали – ломались когда я на них падал, тем и смягчали они мое падение. Ушибался конечно изрядно, но живой вот остался. Боялся одного: – упаду думаю на дно, а там – грязь – трясина как в болоте. Удивился даже когда на дне оказался. Сухо там было. А ведь болото рядом. Еще одна заморочка – разгадки требует. Глянул я вверх – Убогий над дырой стоит, зубы скалит – радуется. Стрельнул вниз два раза, но думаю больше для острастки. Запел что – то божественное и исчез. Пока я пришел в себя, охал да ахал, время шло. Стал обмозговывать: – как быть? Спички были, стал чиркать, оглядываться. Чиркал-чиркал и дошел до соображения. Пламя все время гнется в одну сторону. Подниму выше – горит прямо, опущу ниже – гнется влево. Поковырял ножом слизь стенки, нашел дырку, стал расширять ее, вынимать камни. Проход сделал. Полез, по проходу, который шел наклонно вверх, в сторону от шурфа. Тащу лыжи, ружье, – тащить тяжело и бросить жалко. Полз – полз и уперся башкой в стену. Все. Хода дальше нет. Посидел, запаниковал сначала, потом успокоился, а спички – то уже кончались, светить – оглядывать нечем. Пообвыкся в темноте, и вижу махонькую дырочку сквозь которую свет божий проходит. Ага, думаю, – значит выход недалеко. Начал потихоньку опять стенку разламывать, вылез опять дальше. Оказался в каком – то подземелье, вроде как в пещере, которая выходила на свет божий. Большая дыра светлая. Только хотел туда идти, оглянулся в другую сторону, вижу свет как от фонаря мотается и шум какой – то. Я назад в темноту, притаился. И мимо меня напевая какую-то божественную стихиру, тащит волоком по земле тяжелую поклажу Убогий. Вот те на! Что с ним делать? Ловить? Нет думаю, погляжу что он дальше делать будет. А он отволок тяжесть к выходу и опять почти бегом назад в глубь подземелья. Ну, думаю сейчас рвану к выходу! А вдруг, там кто еще есть? Как тут быть? И что он таскает, надо бы знать? И тут меня точно кувалдой по башке осенило. Подземелье это точно из – под скита идет. Напрямки под бугром недалеко, где только этот выход? Это вокруг бугра далеко. Пока я размышлял, опять показался свет фонаря, и опять Убогий тащил по земле еще более тяжелый ящик. Он уже не пел святые стихиры, а тяжело дышал и так гнул матом, что чихнуть хотелось. Вот тебе и Убогий – богомолец! И тут опять меня ошарашило: – один он значит в этом подземелье, коль сам таскает тяжелые грузы. Нет помощников стало быть. И грузы знать тайные и ценные, коль в подземелье сохраняются. Выждал я момент, когда он поставил фонарь и застрявший ящик в камнях с натугой вытаскивал, повернулся ко мне спиной. Тогда и окрестил его прикладом по затылку. Обмяк Убогий и перестал пыхтеть и материться. Связал я его и вон из подземелья! Оказалось никого нет на выходе, только поклажа лежит, которую натаскал Убогий. Огляделся я по сторонам, вижу лыжный след сверху идет, ну буквально в трех метрах от выхода. Пригляделся – мой след! Это когда я туда бежал, стало быть. А откуда знал я тогда, про этот выход? Снегом все запорошено и елка пушистая у самого входа растет. Да и летом бывало я тут проходил, не замечал. Ну и второй след сюда снизу уже подходил, это Убогого лыжня была, после того, как я в шурф провалился. Ну стал я поклажу разглядывать какую натаскал, в мешках и я