*****
Несмотря на холод, Колька разогрелся и шел довольно ходко. Не переборщить бы, не вспотеть сильно, а то потом в мокрой одежде трудновато будет на морозе, – рассуждал он, зорко оглядывая местность. По его замыслу, он шел наперерез угнанному трактору, и пока не был уверен, правильно ли выбрал направление. Если Кабан, или кто другой, угнавший трактор, был в контакте с Убогим, после их приезда в скит, значит все правильно. На тракторе хотят увезти ценности, хранившиеся в подземелье. Этому делу Колька постарается помешать. Но если угонщик трактора захочет просто убежать, а ценности предназначались кем-то увезти в другое место, тогда – провал. Не судьба! Так можно не поймать угонщика, прозевать ценности в месте с Убогим, которого надо обязательно сдать властям. Он много чего знает. Рассуждая так, он делал лишний крюк, чтобы убедиться: – не прошел ли здесь трактор. Пока было все правильно. И только когда он взобрался на затяжную горку, с которой как на ладони виднелась вся местность вместе с бугром, к которому прилепился скит, он удовлетворенно вздохнул: Его путь нигде не пересекался с тракторной колеей, которая рыхлилась внизу и прошла между этой горкой, на которой он стоял и трехлапой сосной. А трехлапая сосна прижалась к обрыву, который желтел своей почвой и возвышался наполовину высоты трехствольного дерева. Из-за этого сосна и была прозвана трехлапой. Обратный путь трактора обязательно должен был пройти здесь. Только после узкого прохода между обрывом и трехлапой сосной от болота был возможен в разные стороны. Был еще один путь-миновать этот узкий проход, но по нему трактор зимой не пройдет, больно уж буреломный и крутой. Да и на него нужно было много времени. А у угонщика трактора времени было в обрез. Он это знал. Знал это и Колька. Подойдя ближе к трехлапой сосне Колька внимательно оглядел рыхлую колею, идущую вниз к болоту. Трактор прошел только туда, назад не возвращался, ободранная кора одного ствола, показывала то же самое. Нормально! – изрек Колька и сняв лыжи – коротышки повесил их за спиной, вместе с ружьем и тощим вещьмешком. Он покарабкался вверх и хорошо устроился на толстых сучьях одного из стволов сосны, надежно закрытой мохнатой хвоей. Только бы возвратился назад Кабан, не свалился бы случайно в болото, я ему живо накину намордник. Колька еще точно не знал, как будет выуживать беглеца из трактора. Но одно знал: – надо его взять и вернуть трактор. И он его возьмет! Стоя за стволом дерева он выбирал удобную позицию для наблюдения. Мешала густая хвоя. Обламывая мешавшие веточки, он зорко оглядывал конец бугра из-за которого должен был показаться возвращающийся трактор. А вдруг, не пойдет назад? Что – нибудь другое придумал угонщик? Тогда все будет понапрасну, и что делать он не знал. Терзаясь сомнениями он не сразу понял, когда из-за бугра вверх, в воздух стали выбрасываться кучки темных облаков. Так это дым из трубы кэтэшки выпрыгивает! – Осенило его. Труба-то выше трактора, а из-за бугра трактора пока не видно. Так, так! – темные облака толкаясь вверх движутся левее, к концу бугра. Ага! Вот он и показался родимый! Рокота трактора пока не было слышно. Было далеко. Черный кубик кэтэшки натужно выбросив очередную порцию дыма из трубы, карабкался очевидно на полную мощь. И наконец, до его ушей докатился рокот мотора. Кэтэшка ныряла в промоины, занесенные снегом и рокот то нарастал, то стихал. Не застрял бы! Колдобин там всяких полно, – беспокоился он. Как тогда к нему подбираться? Но трактор, слава богу, пер, что называется, на всех парах. Ишь, ты! Даже восхищался Колька, – Лихо катит! Интересно, как бы я тут ехал? Давненько уже не ездил, – рассуждал он. И совсем успокоившись, даже забыл зачем он тут притаился. А трактор ревел, все сильнее, из-под гусениц веером во все стороны вылетали снежные струи. Уже видны были очертания трактора, но определить кто был в кабине было невозможно. Трактор мотался из стороны в сторону, вверх-вниз и сквозь замороженное стекло угадать человека не удавалось.
Главное было то, что в кабине он был один. Может на сиденье кто лежит или в кузове? Содержимого кузова не было видно, кабина была намного выше. Изредка виднелась в задке кузова подпрыгивающая бочка когда морда трактора ныряла в очередную яму. Вроде один! – напрягся зрением Колька, держа в одной руке ружье. Высовываться из-за ствола дерева он уже не стал, боясь быть замеченным и сосредоточенно смотрел вниз. Вот уже правая гусеница зацепила у корня сосну, а другой вгрызлась в мерзлую желтизну обрыва. Натужно заревев кэтэшка заерзала на месте, протискиваясь между деревом и обрывом. Сосна задрожала, посыпалась хвоя, снег, едкий дым из трубы, душил дыхание и слезил глаза. Снежный ком с веток гулко упал на верх кабины и посыпался в кузов. И как только кузов оказался под ногами у Кольки, он по кошачьи мягко вместе с осыпающимся с веток снегом прыгнул в кузов и растянулся на мешках и ящиках. Еще прыгая, он увидел: – в кузове людей не было. Рев мотора и дикий крик тракториста, шлепающиеся комья снега с дерева на Кольку, подействовали на Кольку угнетающе. А в кабине, перекрывая рев мотора зверел угонщик: – Давай, давай, падла, в гроб твою мать! – Поощрял он кэтэшку. Трактор буквально по сантиметру лез вверх, в тесном проходе. Изорванная траками гусеницы сосна уже не дрожала, а щербатилась смолистым боком, с валяющимися вокруг щепками. Другая гусеница елозила по обледенелому боку обрыва и никак не могла найти опору, чтобы протолкнуть трактор дальше. Накрытый снежным слоем и хвоей, Колька чуть приподнял голову и увидел, как из кабины высунулась голова тракториста. Потное перекошенное от злобы лицо было опущено вниз, наблюдавшее за бешено крутящейся в холостую гусеницей. Э-э, в рот, в нос! – взревел Кабан(а это был он) и откатил трактор назад. Ну, давай! Взревел опять он и рванул в неподдающийся проход. Трактор стукнулся о сосну, потом об обрыв и дернувшись влево – вправо, как пробка из шампанского, выскочил на свободу. А, сука, то-то! Радостно завизжал Кабан и трактор побежал быстрее, выскочив на довольно ровную местность. Колька зорко поглядывал на дорогу, по которой кэтэшка бежала без натуги, звонко гремя траками. Кабан бесновался от радости и орал песню: – Мы смело в бой на власть Советов, и даже не умрем в борьбе за это! Ишь ты! – дивился Колька нахальности Кабана. Да тебе только за искаженную эту песню – десяток лет тюряги полагается. Ниче-ниче, сейчас мы тебе поможем вспомнить правильные слова песни, – оскорбился он, – поглядывая почему-то на выхлопную трубу, от которой исходил противный запах от таявшего на ней снега. Заднее стекло и крыша кабины были завалены свалившимся снегом с сосны и поэтому видеть что происходило внутри кабины не было никакой возможности. Ясно было одно: – Кабан ликовал, празднуя победу. Глянув вперед, Колька ужаснулся: – кэтэшка бежала уже по снежной целине свернув вправо от прежней колеи: – В тайгу метит, где-то там настоящий, действующий скит есть. Потом его оттуда не выкуришь! И резво вскочив на колени, он быстро снял из-за спины свой тощий вещьмешок, ружье и лыжи. Скатав в трубочку мешковинный чехол ружья, одев рукавицы, он быстро метнулся к выхлопной трубе, заткнул ее. Несколько секунд трактор со сбоями еще поработал, пробежал по инерции метр-другой и остановился, мотор заглох. Наступила мертвая тишина, в которой раздался гневный голос Кабана: – Растуды тебя! Неужто горючка з