, отломилась и стала съезжать с крыши. Калмычка отчаянно завизжала, заглянула зачем-то вовнутрь и выскочила за порог, пустилась бежать к поленнице дров. Лавина снега, набирая все большую скорость, ухнула вниз заполнив собою все пространство до поленницы, взметнув вокруг снежную пыль. Калмычка на миг пропала из вида в снежной круговерти, краем захватившей ее. Она как-то кувырком выкатилась из снежной глыбы и не разбирая дороги, проваливаясь в глубоком снегу кинулась к ельнику. Максим наперерез кинулся к ней и перехватил ее. Она также была полураздета, вся в снегу и отчаянно дрыгвлась, пока он нес ее к трактору, говоря что-то по калмыцки. Скинув с себя фуфайку он накинул на нее. Скит мелко дрожал. Его крыша уже обломилась и отъехала от крыши барака. Затем в нем что-то глухо грохнуло и скит начал оседать вниз, все больше отделяясь от барака. Бревна стен стали выкатываться из пазов. Разломившаяся массивная глинобитная печь, таившая в себе большой жар и тайный дымоход, уходивший неизвестно куда, вдруг выплюнула из себя огромный сноп искр и зашипела паром от попавшего снега. И сразу же освободившийся огонь из тесного зева печи, мощно пыхнул посредине развалившейся основной постройки, будто хлебнул в жажде несколько ведер горючки. Пламя охотно выныривало между толстого настила разваливающегося потолка и мгновенно увеличивалось. На потолке хранились связки смолистой дранки и мотки бородатой пакли, вспыхивающие словно порох. Конструкция скита, очевидно предполагала не только прочную долговечность его, но и быстрое уничтожение, в критическом случае. И сразу огненный вихрь взметнулся вверх через покореженную крышу которую и крышей-то уже назвать было нельзя. Она безформенно разломилась, доски-дранки расползлись в разные стороны, мгновенно загораясь, будто и не лежавшие под мокрым снегом. Все онемело смотрели на рухнувший скит и пожиравший его пожар. Первой опомнилась Фиса: – Мамынька, сгорит! – и кинулась к пожарищу. Мишка-охранник еле успел ее сграбастать почти у двери барака и откатился в сугроб от невыносимого жара. Странное было явление: – Развалившийся скит бушевал огромным пламенем, а пристроенный к нему барак, только дымился через выбитые окна и словно стыдился и не хотел также весело гореть со своим близким соседом. Вдруг, в утробе гудящего пламени, где-то внизу что-то грохнуло и взметнувшийся смерч огня и копоти разделившись надвое – один вверх, другой мощным потоком нырнул в широкий проем барака. Посыпались из окон оставшиеся осколки стекол, всколыхнулась его крыша и с нее скатилась снежная глыба снега. Потом опять глухие удары, послали еще и еще дополнительные огненные волны в барак и он окутался таким же пламенем как и скит. Только более сырые стены его горели дымно и шипя, и как бы нехотя. Фиса голыми коленками стояла в снегу и закрыв лицо ладонями горько рыдала. Мишка-охранник неуклюже топтался около нее, гладил ее по плечу и бормотал: – Ну, вот так вышло, ты молодая, так-то будет лучше среди людей жить будешь. Пожар бушевал на двух уровнях. Пламя над скитом казалось исходило из-под земли и время от времени выбрасывалось толчками словно загорался очередной бочонок с мазутом. А может быть оно так и было. Барак горел с более высоким шлейфом дыма и не так ярко. Страшное дело – пожар, особенно на море и в снежном царстве. Вроде есть вода и снег, которым можно гасить огонь, но разбушевавшаяся огненная стихия, буквально сковывает разум и действия человека. И как правило после первичным бесплодных попыток укротить огонь, люди смиряются и отупело смотрят на завораживающую силу пожара, который пожирает все на своем пути. Так было и на этот раз. Люди все дальше и дальше отодвигались о нестерпимого жара, уворачиваясь от стреляющих в огне головешек и неизвестно чего, летающих куда попало. Не дай бог, в трактор полетят головешки! – забеспокоился Максим и отогнал трактор подальше. В кузове Колька держал на прицеле Кабана, который довольно скалился: – Погрелся хоть на своих вещьдоках тю-тю в небо дымком они убежали. Сиди, сиди,! – тыкал в него дулом Колька. Тебе и этих хватит на тот свет уйти! – кивнул он на мешки и ящики. Не скажи! – Это мое спасение, этим я куплю себе жизнь! – нахально заявлял Кабан. Ниче, ниче, девки тебе помогут на тот свет уйти! – они все про тебя знают! Их-х! Сучки, чего я их раньше не утопил в болоте? – зверел Кабан. Одной ведьмой меньше стало, дотла сгорела, и этих бы туда, будь моя воля! Сиди! – стукнул прикладом по бочке Колька. А то договоришься, что сейчас вместе с трактором тебя там поджарю! Пущу туда трактор, а сам долой – выпрыгну! Понял? Совсем озверел Колька. Кабан съежился, молчал. Он знал, что Колька мог это сделать. Ну, что Гоша? Как бы очнулся от пожарища сыщик. Давай-ка, ехать будем, догорит тут и без нас. А с этими как быть? Кивнул он на понуро стоящих в обнимку девок. Как, как? С собой придется брать, они самые важные вещьдоки! – заорал участковый. Да и пропадут они здесь! Услышав эти слова калмычка побежала к трактору и стала что-то с жаром объяснять Максиму, размахивая руками. Максим внимательно слушал ее, задавал кое-какие вопросы. Потом неожиданно побледнел: – Ты знала моих жену и детей? Айса утвердительно закивала головой и показывая на свой живот, растопырила два пальца и стала показывать рукой меряя от скита все выше и выше, остановила свою руку у своего плеча. Они живы? Где они? Калмычка пожала плечами, махнула рукой куда-то в болото, потом на бушующий пожар и вытянув трубочкой губы затянула: – У-у-у-у! Пу-пу-пу?! Паровоз? – догадался Максим. Она радостно заулыбалась. Стали подходить к трактору и остальные. Мишка-охранник практически тащил, упирающуюся Фису. Максим кинулся к Гошке. Георгий Иванович, дай пожалуйста клочок бумаги и карандаш, моя землячка знает где моя семья – жена и дети! Ага, щаз-з! – зло выдавил участковый. Может тебе отдельную комнату выделить? Уж больно льнет к тебе эта немая! Давай-ка, Цынгиляев договоримся: – делай сейчас что я тебе скажу. А потом когда снимут с нее показания, и если она останется на воле, то делайте себе чего захочется! Понятно? Товарищ капитан! Спецпереселенец Цынгиляев! Все ясно? В кабину и поехали! Васильич! Куда тебя садить? Видишь, этих куриц тоже приходится брать с собой, они почти раздетые. Куда, куда? Кряхтел завгар, влезая в кузов. Конечно их в кабину! Мишке охраннику стоило больших трудов, чтобы затолкать Фису в кабину трактора. Она прижалась к Айсе и всхлипывая как малое дите, расширенными глазами смотрела на пожарище: – Мамынька, моя родная, прости меня грешную! Бесперечь твердила она. Наконец все расселись по местам и Гошка пошептавшись с Колькой и сыщиком определил: – давай едем туда, к выходу из-подземелья, узнаем что там с тем человеком и тогда домой. Николай, давай Максиму дорогу показывай! – приказал Гошка. Колька пересел в левый край кузова и свесившись к кабине стал объяснять Максиму куда ехать. Кабан нервно ерзал около бочки и жалобно скулил: – Руки отмерзают, развяжите ради бога! А хрен с ним, с твоими руками, воровать больше не будешь! – злорадно отвечал Гошка. Не имеете права! – ныл он. Имеем, да еще как! Сейчас подъедем к болоту, спустим тебя туда, иди гуляй! Кабан притих. Максим угрюмо сидел за рычагами трактора, изредка поглядывая на прижавшихся друг к другу девок, согревшихся в тепле. Они сонно колыхались на сиденьи, обессиленные свалившимися событиями сегодняшнего дня. Объехав гору-бугор по тракторному следу, Максим остановился. Чего остановился? Подъезжай ближе к дыре! – Заорал Чиков стоя во весь рост. Трактор стал разворачиваться полукругом, чтобы подъехать вплотную к зияющей чернотой дыре под бугор, откуда шли лыжные следы в разные стороны и глубокие следы и канавы к колее трактора. Но все следы колеи не доходили до мелкого кустарника с ноздристым рыжеватым снегом. Куда гонишь в болото? – нехорошо закричал Колька на Гошку и остервенело застучал кулаком по кабине: – Стой! Стой! Правее бери! – заорал он. Максим и без него почувствовал что-то неладное и резко крутанул вправо. Но было уже поздно. Кэтэшка задом по самый кузов провалилась сквозь снег, одновременно накренившись вправо. Давай, Максим жми! В болото нырнем! – орал Колька. Оглянувщись он увидел, что зад трактора оседал вниз куда быстрей, чем он двигался вперед. Кубарем выкатились из кузова Гошка с сыщиком и тянули за собой завгара, который зацепился за что-то своей одеждой. Грязная жижа со снегом переливалась через задний борт кузова, подтопив Кабана по самые плечи. Ух, ух! – округленныими глазами смотрел он на жижу и пытался встать вместе с привязанной бочкой горючего. Мишка пытался развязать его, но тщетно. В грязевой жиже это ему не удавалось. Счет шел на секунды. Вот уже только голова Кабана с выпученными глазами торчала из снежно-грязевого месива. Помогите! – заорал он и через секунду, только булькающие пузырьки лопались уже над его головой. Мишка-охранник по пояс в жиже хватанул своими ручищами под завгара и оборвав полу его полушубка вывалился вместе с ним из кузова. Их тут же оттащили от трактора Гошка и сыщик. Наклоняясь все больше вправо, трактор уже почти завалился на дверцу кабины, к которой прижались сморенные сном девки и не чувствовали никакой беды. Колька метнулся по кузову в их сторону и пытался открыть дверцу кабины. Дверцу перекосило и заклинило. Прикладом он вышиб стекло и ухватив Фису за волосы потянул на себя. Та в ужасе закричала и мертво ухватившись за скобу в кабине не отпускала ее. Грязевая жижа уже наполовину заполнила кабину. Айса была под ногами Фисы и было непонятно жива она или нет. Трактор вдруг почти лег на правую гусеницу, а левая со страшным звоном гремела, выбрызгивая из себя налипшую вонючую грязь и снег. Колька едва успел перебраться на левую сторону кабины, обжигаясь о выхлопную трубу, которая зашипев и булькнув раз другой скрылась из виду. Трактор заглох, остановилось вращение гусеницы. Максим, прыгай, вылазь! – пытался открыть его дверцу Колька. Дверца тоже не открывалась, Максим ничком лежал в полузатопленной кабине. Спрыгнув на гусеницу, которая уже погружалась в трясину, Колька, по колено в грязи шибанул прикладом по дверце, которая тут же открылась.