Ну, я прочитал уже около шести, и все они ссылаются на еще одну под названием «Питер Дженкинс и формула футбола», что звучит весьма многообещающе. Так что именно ее я хотел прочитать следующей.
Я закончил с полом так быстро, как мог. Затем, идя протирать мамины книги, я остановился у детских полок и быстро окинул взглядом блестящий красно-коричневый ряд книг о Питере Дженкинсе в поисках «Питера Дженкинса и формулы футбола». Проблема в том, что все они выглядят одинаково. Я пробежал пальцами по корешкам, думая, что найду книгу где-то седьмой в ряду. Я знал, что видел ее здесь. Но ее не было. Та, что находилась на нужном месте, называлась «Питер Дженкинс и волшебный игрок в гольф». Я пробежал пальцами до самого конца, и ее по-прежнему не было, и «Тайны директора», похоже, не было тоже. Вместо этого стояли три издания одной книги под названием «Питер Дженкинс и скрытый ужас», которую я никогда прежде не видел. Я вынул одну из них и пролистал ее, и она оказалась почти идентичной «Тайне директора», но не совсем – например, летучие мыши-вампиры вместо зомби в шкафу, и всё такое, – и я поставил ее обратно, чувствуя себя озадаченным и глубоко разочарованным.
В итоге я взял одну наугад, прежде чем отправиться протирать мамины книги. И мамины книги тоже отличались – едва заметно. Они выглядели прежними: с большими желтыми буквами «ФРАНКОНИЯ ГРАНТ» на обложке, – но некоторые названия были другими. Толстая книга, которая раньше называлась «Женщины в кризисе» была по-прежнему толстой, но теперь называлась «Аргументы за женский пол», а тонкая в мягкой обложке называлась «Материнское остроумие», вместо «Используем ли мы интуицию?», как я помнил.
Именно тогда я услышал, как дядя Альфред, насвистывая, торопится вниз по лестнице, чтобы открыть магазин.
– Хэй, дядя Альфред! – позвал я. – Ты продал всего «Питера Дженкинса и формулу футбола»?
– Не думаю, – ответил он, врываясь в магазин с обычным обеспокоенным видом.
Он пронесся вдоль детских полок, бормоча насчет того, что теперь надо всё переделывать, и меняя очки. Он вгляделся в ряд с книгами о Питере Дженкинсе. Он наклонился посмотреть на книги внизу и встал на цыпочки посмотреть на верхние полки. Затем он отступил, выглядя таким разозленным, что я подумал, миссис Поттс убралась и здесь.
– Только взгляни на это! – с отвращением произнес он. – Треть их изменилась! Это преступление. Они взялись за крупную деятельность, даже не задумываясь о побочных эффектах! Конрад, выйди на улицу и посмотри, осталась ли улица прежней.
Я подошел к двери магазина, но насколько я мог видеть, ничего… О! Почтовый ящик вниз по дороге стал теперь ярко-синий.
– Видишь! – сказал дядя, когда я сообщил ему. – Видишь, какие они! Множество деталей теперь будут другими – ценных деталей. Но разве есть им дело? Они думают только о деньгах!
– Кто? – спросил я.
Я не мог понять, как кто бы то ни было может делать деньги, изменяя книги.
Он указал большим пальцем наверх и в бок.
– Они. Эти извращенцы-аристократы в Столлери, говоря до грубости откровенно, Кон. Они делают деньги, вытягивая вероятности. Они смотрят и, если видят, что могут получить большую прибыль от одной из своих компаний при условии, что пара вещей чуть-чуть изменится, тогда они выкручивают, выдергивают и тянут эту пару вещей. И их не волнует, что вместе с ними меняются и другие вещи. О, нет. И на этот раз они зашли слишком далеко. Ненасытные. Бессовестные. Если они продолжат в таком духе, люди заметят и начнут возмущаться, – он снял очки и протер их, на лбу от злости выступили капли пота. – Будут проблемы. По крайней мере, я надеюсь на это.
Так значит, вот что означало «вытягивать вероятности».
– Как они меняют вещи? – спросил я.
– С помощью могущественной магии, – ответил дядя. – Более могущественной, чем ты или я можем вообразить, Конрад. Будь уверен: граф Рудольф и его семья – весьма опасные люди.
Когда я, наконец, поднялся в свою комнату, чтобы почитать книгу про Питера Дженкинса, первым делом я выглянул из окна. Поскольку я находился на самом верху нашего дома, я видел Столлери лишь как отблеск и сверкание в том месте, где зеленые холмы складываются в каменистую гору. Я с трудом мог поверить, что кто-нибудь в этом высоком мерцающем месте мог обладать силой изменить множество книг и почтовые ящики здесь, в Столлчестере. Я по-прежнему не понимал, зачем кому-то это могло понадобиться.
– Это потому, что если изменить некоторые вещи, которые могут произойти, – объяснила Антея, подняв голову от своих книг, – чуть-чуть меняется всё. В этот раз, – добавила она, уныло переворачивая страницы своих записей, – они, похоже, совершили большой скачок и вызвали сильное изменение. У меня здесь выписки из двух книг, которые, кажется, больше не существуют. Неудивительно, что дядя Альфред раздражен.
Мы привыкли к изменениям на следующий день. Иногда было сложно помнить, что почтовые ящики раньше были красными. Дядя Альфред сказал, что мы и помним-то только потому, что живем в этой части Столлчестера.
– Говоря до грубости откровенно, – сказал он, – половина Столлчестера думает, что почтовые ящики всегда были синими. Так же думает и вся остальная страна. Король, возможно, называет этот цвет «королевским синим»[1]. Игры с разумом, вот что это такое. Дьявольская алчность.
Это происходило в счастливые старые дни, когда Антея еще была дома. Думаю, мама и дядя Альфред считали, что Антея всегда будет дома. Тем летом мама сказала как обычно:
– Антея, не забудь, что Конраду нужная новая школьная форма на следующий семестр.
А дядя Альфред был полон планов по расширению магазина, как только Антея закончит школу и сможет работать полный день.
– Если я вычищу кладовку напротив моей мастерской, – говорил он, – мы можем расположить там кабинет. Затем мы можем поместить книги туда, где находится кабинет… возможно, достроить дополнительную часть во двор.
Антея никогда ничего не отвечала на эти планы. В течение следующего месяца она была очень тихой и напряженной. Затем она повеселела. Она радостно работала в магазине весь остаток лета, а в начале осени повела меня купить новую одежду, как в прошлом году, если не считать того, что одновременно она купила вещи и для себя. А потом, когда я уже месяц ходил в школу, она уехала.
На завтрак она спустилась с маленьким чемоданом.
– Я ухожу, – объявила она. – Завтра я начинаю учебу в университете. Я еду в Ладвич на поезде в девять двадцать, так что попрощаюсь сейчас и возьму что-нибудь поесть в поезде.
– Университет! – воскликнула мама. – Но ты недостаточно умна для этого!
– Ты не можешь, – сказал дядя Альфред. – Есть же магазин… и у тебя нет денег.
– Я сдала экзамен, – ответила Антея, – и получила стипендию. Это дает мне достаточно денег, если я буду бережлива.
– Но ты не можешь! – хором воскликнули они.
И мама добавила:
– Кто будет присматривать за Конрадом?
А дядя Альфред сказал:
– Слушай, девочка моя, я рассчитывал на тебя в магазине.
– Чтобы я работала задаром. Знаю, – ответила Антея. – Что ж, сожалею, что разрушила ваши планы насчет меня, однако, знаете, у меня есть собственная жизнь, и я всё устроила сама, поскольку знала, чтобы вы оба помешаете мне, если я расскажу. Я годами заботилась о вас троих. Но теперь Конрад достаточно большой, чтобы самому о себе позаботиться, и я собираюсь уехать и построить свою жизнь.
И она ушла, оставив нас таращиться друг на друга. Она не вернулась. Понимаете, она знала дядю Альфреда. Дядя Альфред провел немало времени в мастерской, устанавливая чары, которые навсегда удержат Антею дома, когда она вернется в конце семестра. Антея догадалась, что он так сделает. И просто отправила открытку, написав, что остается с друзьями и никогда к нам не приблизится. Она посылала мне открытки и подарки на дни рождения, но в Столлчестер не возвращалась много лет.
Глава 2
Из-за ухода Антеи всё ужасно изменилось – куда хуже любых изменений из-за деятельности графа Рудольфа в Столлери. Мама неделями пребывала в дурном настроении. Не уверен, простила ли она Антею вообще.
– Такая хитрая! – всё время повторяла она. – Такая коварная и скрытная. Не вздумай становиться таким же, Конрад. И не жди, что я стану бегать за тобой. У меня есть работа.
Дядя Альфред тоже долго был раздражителен и ворчлив, но повеселел, когда установил чары, которые должны были удержать Антею дома, как только она вернется. Он приобрел привычку хлопать меня по плечу и говорить:
– Ты-то ведь не подведешь меня вот так, Кон, правда?
Иногда я отвечал:
– Вряд ли!
Но чаще всего я изворачивался и не отвечал. Я страшно скучал по Антее целую вечность. К ней я мог пойти, когда у меня возникал вопрос или когда мне было грустно. Если мне случалось упасть или пораниться, у нее всегда наготове был пластырь и утешение. Если мне было скучно, она придумывала мне интересные занятия. Теперь, когда она ушла, я чувствовал себя потерянным.
До сих пор я не замечал, как много Антея делала по дому. К счастью, я знал, как обращаться со стиральной машиной, но постоянно забывал включить ее, а потом обнаруживал, что мне не в чем идти в школу. Я вечно попадал в неприятности из-за грязной одежды, пока не привык помнить. Мама просто продолжала, как раньше, складывать одежду в корзину для белья, но дядя Альфред строго следил за видом своих рубашек. Ему пришлось платить миссис Поттс, чтобы она их гладила, и он без конца ворчал, как много она за это берет.
– Ингредиенты для моих экспериментов нынче стоят целое состояние, – повторял он. – Где я возьму деньги?
Кроме того, Антея занималась покупками и готовкой, и именно здесь мы пострадали больше всего. Неделю после ее отъезда мы жили на кукурузных хлопьях, пока они не закончились. Тогда мама попыталась решить проблему, заказав двести замороженных пирогов с заварным кремом и забив ими морозилку. Вы не поверите, как быстро надоедает есть пироги с заварным кремом. К тому же мы постоянно забывали заранее вынуть очередной пирог, чтобы он оттаял. Дяде Альфреду приходилось размораживать их магией, отчего они отсыревали и у них портился вкус.