Судьба — страница 4 из 13

и звездочками покрывают землю.

Напротив домики 

в снегурочных снегах стояли, 

и опадающие листья 

казалися 

как полушубки в заячьих мехах. 

И ягоды краснеющей рябины 

одел в чепцы холстиновые 

иней.

В середине улицы 

косматая собака 

валялась на снегу 

уставив в небо нос.

Я цепь к ведру веревкой привязала 

и стала медленно 

спускать валек.

И надо всем стояла тишина.

1946

«Шутки, колечки…»

Шутки, колечки —

ядреные словечки, —

между дел летят,

о булыжник звенят.

ДЕТСКАЯ ПРИПЕВКА

Скорпион, скорпион,

он нанес себе урон —

жало в голову воткнув,

ноги сразу протянув

1954

«Берестяные поля…»

Берестяные поля,

белые березы.

В мглисто-серых небесах

на березовых сучках

птички красные сидят.

«Лежат намятыми плодами…»

Лежат намятыми плодами

снега февральские у ног.

Колоть дрова

привыкла я:

топор блестящий занесешь

над гулким белым чурбаком,

па пень поставленным ребром,

удар! —

и звук, как от струны.

Звенит топор о чурбаки,

и, как литые чугуны,

звенят поленья, и мороз,

и мой топор,

и взмах,

и вздох.

Лежат намятыми плодами

снега февральские у ног,

и утро с синими следами

по небу облаком плывет.

1946

«Стояла белая зима…»

Стояла белая зима,

дыханием снегов

весну напоминая.

Игольчатый снежок

роняли облака.

И, белые поляны разделяя,

река, как нефть,

не замерзая,

текла в пологих берегах.

РУССКИЙ ДЕНЬ

И густо снег летел из туч…

И вдруг зари багровый луч

поверхность мглистую задел —

сугроб в тиши зарозовел,

старинным серебром отяжелели

на бурых бревнах

шапки крыш,

и небеса, как васильки, 

вдруг синим цветом зацвели,

и мощные стволы

вздымались из снегов,

пронзая прутьями сучков

оплыв сияющих сосулек.

И восхищенный взор мой ликовал,

и удивлений дивный трепет

чуть-чуть покалывал виски,—

и плакать можно,

и писать стихи.

Вон крестики сорочьих лап,

как вышивки девичьи на холстах…

И предо мной предстал народ,

рожденный в ярости метелей

и от младенческих мгновений

и до белеющих седин

живущий чуткой красотою.

Храните родину мою!

Ее берез не забывайте,

ее снегов не покидайте.

«Из года в год…»

Из года в год 

хожу я по земле. 

И за зимой зима 

проходит под ногами. 

И день за днем гляжу на снег 

и наглядеться не могу снегами… 

Вот и сейчас 

на черностволье лип 

снег синий молнией возник.

О, сердце у людей, живущих здесь, 

должно она любезным быть 

от этих зим. 

Прозрачным быть оно должно 

и совесть белую, как снег, 

нести в себе. 

Шел белый снег 

на белые поляны. 

И молнии мерцали на ветвях…

АНКА

От весны до осени 

выгоняла Анка 

птиц на просеки — 

возле речки голубой. 

А лицо у Аннушки в веснушках. 

И косица как фасолевый ус. 

И глаза у ней, как синие синицы, 

округлясь, разглядывают мир. 

А вожак гусиной стаи, 

белый, чинный, 

клюв горбом, 

шею вытянет копьем, 

глаз на солнышко скосит 

и гусям, стоящим чинно, 

что-то с гоготом и длинно 

в упоенье говорит. 

И девчонка с хворостинкой, 

в серой кофте, босиком, 

на гусиное семейство 

с восхищением глядит. 

Пух над речкою летит. 

На осоке пух сидит.

МУЗЫКА

Было скрипачу семнадцать весен.

И, касаясь воздуха смычком.

юноша дорогой струн

выводил весну

навстречу людям.

И была весна изумлена,

что пред нею —

тоненькой и ломкой —

люди, умудренные делами,

затаив дыхание, сидят,

что глаза у них

от звуков потеплели,

губы стали ярче и добрей

и большие руки па коленях,

словно думы,

в тишине лежат.

«И когда я от долгой дороги…»

И когда я от долгой дороги

присела на камень,

положив на пенек

карандаш и бумагу,

я увидела город фиалок.

Вздымали стебли, словно сваи,

над мхом резные терема

с одним окошком посредине,

и ярко-желтая кайма

легла лучом вокруг окна,

на фиолетовых стенах

стелясь округлыми коврами…

1947

«Когда стоишь ты рядом…»

Когда стоишь ты рядом,

я богатею сердцем,

я делаюсь добрее

для всех людей на свете,

я вижу днем —

на небе синем — звезды,

мне жаль ногой

коснуться листьев желтых,

я становлюсь, как воздух,

светлее и нарядней.

А ты стоишь и смотришь,

и я совсем не знаю:

ты любишь или нет.

КОЛЬЦО

Я очень хотела 

иметь кольцо,

но мало на перстень металла,

тогда я бураны,

снега и метель

решила расплавить

в весенний ручей

и выковать обруч кольца из ручья,—

кусок бирюзовой

московской весны

я вставила камнем в кольцо.

В нем синее небо

и дно голубое,

от мраморных зданий 

туманы скользят.

Огни светофора

цветными лучами

прорезали площадь

в глубинные грани,

и ветви деревьев

от множества галок,

как пальмы резные,

средь сквера стоят.

Спаяла кольцо я,

надела я перстень,

надела, а снять не хочу.

«Утверждаются на земле…»

Утверждаются на земле

любовь и камень.

Люди делают из мрамора

вещи,

изображая в камне себя,

сохраняя в форме

движения сердца.

Камень — это стоящее время,

а любовь — мгновение сердца,

время в камне.

«Здоровенные парни…»

Здоровенные парни 

мостят мостовую. 

Солнце их палит лучами, 

шей медью покрывает, 

ветер пылью овевает 

четь насмешливые лица.

А девчонки у машин, 

вея желтые пески, 

словно камешки роняют 

проголосные стихи:

«Мастер наш, Иван Петрович, 

носит давнюю мечту: 

голубыми тротуарами 

асфальтировать Москву».

А старый мастер, 

могуч да широк, 

грудь как колокол, 

в белой рубахе, 

сидит на коленях посреди 

мостовой,

камень к камню в ряды кладет, 

как ткач шелка,

мостовую ткет.

Долго я стою перед ними, —

вижу в них я корни всходов 

будущих культур и музык.

ПЕСНЯ

Люди, 

а люди! 

Знаете ли вы 

русскую песню, 

когда сердце ее 

облегла тоска 

и бытья бесконечная степь 

изрезана дорогами неудач? 

И в грусти несказанной, 

неизмеренной, 

неисхоженной, 

сидит русский 

и поет свою песню…

Но  если душа твоя 

с птичий носок, 

а мысли твои 

с вершок, 

если жизнь 

как нора ужа — 

не видать тебе 

песни лица.

А видели ли вы, 

когда гневы идут 

по сердцу ее? 

В шлемах свинцовых, 

в сапогах, в подковах, 

на железных конях, 

в ременных крестах 

несут гневы 

русские кары 

в стальном штыке, 

в большом кулаке, 

в меткой пуле, 

в заряженном дуле. 

Идут гневы русские 

без дорог проторенных, 

без тропинок сеченых 

по степям душ наших.

Но если душа твоя 

с птичий носок, 

а мысли твои с вершок, 

если жизнь как нора ужа — 

не видать тебе 

песни лица.

А восхищались ли вы, 

когда русской песне 

море по колено?

…запоет гармонь, 

я взмахну платком, 

небеса в глазах 

голубым мотком. 

А народ кругом 

на меня глядит. 

Голова моя 

серебром блестит.

«Да присохнет язык к гортани…»

Да присохнет язык к гортани 

у отрицающих восточное 

гостеприимство! 

И жило много нас 

в тылу,