— А себе? — страшно хотелось вернуться в тот наполненный вампирами лес или вновь тонуть в глубинах проклятого болота…
— Пей. Салодорский чай не дёшев, а он должен быть крепок. Здесь только на одну кружку.
— Тогда пей со мной, — предложила я и сама смутилась своему предложению. Палач и жертва… чай из одной кружки… страшно и горько. Слава богу, что он отрицательно покачал головой.
Я выпила весь напиток до дна, но вкуса даже и не почувствовала. На губах остался лишь привкус горечи, такой же, что и на душе.
— Тёрм, я же видела, как нож пронзил его горло… — я так и не смогла понять, почему король остался жив, но хотела знать почему.
— Многое из того, что мы видим — не то, что есть на самом деле.
— Ты, наверное, не знаешь, — я даже выдавила из себя пренебрежительную улыбку, — магия на меня не действует.
— А кто сказал, что это была магия? — горько усмехнулся полковник. — Магии не было. Был двойник…
Боже, я едва не схватилась за голову. Получается, что я убила ни в чём не повинного человека?! Дура, какая же я дура, надо было заранее присмотреться к его ауре…
— Я знаю, о чём ты думаешь, — Терм едва удерживался от желания коснуться моих волос, — не мучай себя. Он был достоин смерти не меньше, чем Илактрион.
— Ты смеешь таким вот образом отзываться о своём государе? — я постаралась, чтобы это прозвучало как можно насмешливее. — Странная преданность.
— Я не сказал ничего порочащего нашего правителя. Нет ничего странного в том, что с точки зрения врагов наш король заслуживает смерти.
— Возможно, — я решила согласиться, всё равно спор не привел бы ни к чему.
— Мне надо связать тебе руки, — камерлинец ополоснул кружку и вылил остатки заварки на тут же зашипевшие угли. В воздухе пахнуло незнакомой пряностью.
— Надо — вяжи, — мне уже было совершенно безразлично, что будет. Я провалила свою миссию. Король жив. Смерть — спасение от позора, надеюсь, я смогу принять её достойно… — Терм, вы подозревали меня с самого начала?
— Мы знали…
— Что?!
— Мы знали, Авель…
— Но я… но никто, кроме…
— Среди Ваших высокопоставленных чиновников — предатель…
— Но это невозможно… — неужели генерал Ламс нас предал? Как такое возможно? Но теперь думать об этом поздно, хотя и горько осознавать. Как говорит королева, враг лучше друга, потому что он никогда не сможет вас предать. Я была готова расплакаться, но нет у меня ещё достаточно сил, чтобы не делать этого, — Тёрм, позаботься о Верном…
— Хорошо… Прощай, Авель, — он всё же провёл рукой по моим волосам…
— Меня завтра снова поведут к палачу… — я не пыталась вызвать сочувствие, а всего лишь констатировала факт.
— Завтра может и не быть, — Терм отступил к столу, и его сразу словно бы не стало. На его месте стоял грозный полковник тайной полиции. — Стража, — на громкий окрик выглянул всё тот же палач, — увести заключённую.
— Есть, увести, — кат и его помощник быстро вошли в помещение, — непорядок, — глянув на мои освобождённые от пут ноги, пробормотал помощник, но громко выразить своё неудовольствие не осмелился.
Мгновением спустя эта добрая парочка ловко подхватила меня под руки и потащила в тюремную камеру.
Всю дорогу, не переставая, палач бил меня кожаной плетью, бил не по службе, бил просто так, от себя, для души. Местный палач любил свою работу…
Меня бросили в камеру и принесли ужин — кусок чёрствого хлеба и кружку холодной воды. Воду я выпила, а хлеб выпал из моих рук, когда я прислонившись к сырой стене закружилась в водовороте беспамятства.
…я убила невинного человека?..
— Невинных не бывает, — ровный монотонный голос не принадлежит никому, он рождается в моей голове, звенит похоронным колоколом, — едва родившийся на свет младенец уже в чём-либо виновен.
— Наверное, — мысленно соглашаюсь я, чувствуя, как постепенно угасает сознание. Меня закружило в омуте времен, стремительно унося в глубины небытия. И сразу становится так тихо, спокойно, но нет…
— …ты должна мне услугу, — уже другой, смутно знакомый голос доносится сквозь пелену забытья.
— Ты должна мне услугу, — мягкая, но упруго-настойчивая магия проникает в сознание, будоража мои мысли.
— Я помню, — произнести эти два слова оказывается тяжелее, чем одолеть вершину Кирхи.
— Выполни договор, час настал, — требует голос.
— Не могу, — я мысленно развожу руками.
— Печать договора поможет тебе.
— Магия надо мной не властна, — я позволяю себе усмехнуться.
— Девочка, ты слишком мало знаешь о магии, она непознаваема и разнообразна. Магия, несущая зло, не имеет над тобой силы, но магия добра всесильна. Она поможет тебе спастись.
У меня нет сил чтобы сопротивляться настойчивости этого голоса.
— Хорошо… Я постараюсь выжить… — каждое слово даётся с трудом, — выжить, чтобы потом выполнить наш договор.
— Ты не поняла задание — ты должна жить. Спасись — выполни договор и живи.
"Живи, живи, живи…", — эхом разносится в моём мозгу. Затем это же слово звучит призывным набатом, пелена, окружающая моё сознание рассеивается, я сжимаю зубы и пытаюсь вынырнуть на поверхность — к грани отделяющей жизнь от смерти…
Я вернулась в реальность с криком неимоверной боли. Всё тело скрутило судорогой, а изо рта хлынула кровь…
— …хорошие сапоги, — открывший дверь охранник бесцеремонно стащил с меня обувку, — тебе они уже всё равно ни к чему, — словно оправдываясь за свой поступок, проговорил он, — пошли.
Добрый пинок в ребра, должный повлиять на мою расторопность, только прибавил мне злости.
"Я еще отомщу".
Ещё один удар. Я закашлялась и поднялась на ноги.
— Топай, топай, — «дружеский» толчок в спину. Под босыми ступнями ледяной пол. Каждый шаг даётся с трудом, меня качает, но я упрямо иду вперёд. А что собственно остаётся делать? "Похоже, сегодня меня ведут куда-то ещё, — сознание машинально анализирует происходящее. Поворот к камере пыток остался позади. — Казнь? Неужели так быстро? Лучше было бы умереть ночью…" Кажется, выход во двор здесь, во дворе плаха, но меня ведут дальше…
Казнь отменяется…
Когда меня втолкнули в кабинет, он стоял у окна.
Связанные за спиной руки уже потеряли всякую чувствительность.
В тишине было слышно, как в ожидании приказа сопит охранник.
— Развяжи.
Мой сопровождающий повиновался.
— Можешь идти, — этот голос не может принадлежать человеку. Голос мраморной статуи — ровный, без тени эмоций. Охранник вышел.
Холодно. "Я не чувствую боли, я не чувствую боли". Только холод и лед, обжигающий босые пятки.
— Почему ты не умерла? — в его голосе прорвалась… боль? Что это? Отзвук сострадания?
Ненависть… Куда делась моя ненависть к камерлинцам? Мой палач, я должна была бы ненавидеть его, но… не могу.
— Почему ты не умерла?
— Ты бы хотел этого? — я попыталась улыбнуться разбитыми губами.
Со стороны улыбка, наверное, показалась жуткой. Его передёрнуло.
— Да, я так хотел.
— Ты приказал подсыпать яд в чашу с водой?
— Нет, это был чай, я сам положил туда листья кусары1, - он отвернулся. Значит кусара… вот почему я не почувствовала вкуса…
— Спасибо, — снова долгая пауза, — но мне пока ещё рано умирать…
— Ты не понимаешь, — полковник стоял ко мне спиной, его шпага лежала на столе, а я уже чувствовала кисти рук. Один шаг вперёд, едва ли он успел бы защититься, — теперь тебя ждут долгие мучительные пытки и ещё более мучительная, ужасная смерть.
Я это знала и без него, но умирать по-прежнему не хотелось.
Он шагнул к окну.
Шансы увеличились.
Схватить шпагу, пронзить своего мучителя и бросится вверх по лестнице. Выйти наружу мне не дадут, но зато я смогу умереть, сражаясь…
Он нервно пожал плечами.
Шпага так близко, протянуть руку и убить…
Именно этого он и хотел. Хотел, чтобы я завладела оружием, а там кто кого. У него на поясе нож, при его ловкости и силе шансы почти равны. Терм хотел меня убить или умереть сам… Нет, я не доставлю ему такого удовольствия, я буду жить столько сколько отведено судьбой, и он будет жить… и пусть… пусть страдает…
— Почему ты не умерла раньше? — он снова повторил свой вопрос. — У тебя было столько возможностей…
— Наверное, потому, что я люблю жизнь… — ответила я тихо, — и потому, что… — я не стала продолжать. Может быть действительно было бы лучше, чтобы я умерла… Он… он мой палач… которого я…
Смешно.
Смешно и страшно.
— Ты не знаешь, на что способны наши палачи, — злость и отчаяние сквозит в его голосе.
— Знаю, — работу их палачей я еще не лицезрела, зато видела работу наших…
— Тогда сделай, как велит Илактрион, возможно он дарует тебе лёгкую смерть.
— Ты печёшься о моей смерти? Так убей меня! Возьми свою шпагу и убей!
Пауза и…
— Не могу.
— У тебя даже на это не хватает мужества, полковник.
— Не называй меня полковником…
— А как же тебя называть? Палач, Тёрм?
— Замолчи!
— Ты призываешь меня к молчанию, ты боишься правды?
— Авель, ты не понимаешь, что значит пробыть один день в пыточной камере. Ты покушалась на жизнь короля. Даже я не смогу защитить тебя.
— А Мейхель?
— И Мейхель тоже, у нас… у нас есть свои обязательства… Сделай, как просит король… тогда он, возможно, дарует тебе лёгкую смерть, — Тёрм повторялся.
— Возможно — слишком неопредёленное слово, чтобы обменивать его на предательство.
— Разве это предательство? Ты только расскажешь правду.
— Правду… Тёрм, а ты сам всегда говоришь правду?
— Я, но…
— Моя правда — это предательство всего того, ради чего я жила. Моя правда — повод к войне. Я не готова поступиться тысячами жизней ради одного лживого «возможно».
— А если король даст твёрдое обещание?
— Ты считаешь, одна легкая смерть — равноценный обмен на право начать войну?
— А если мы сможем уговорить короля отпустить тебя?! — неужели он и в самом деле думает, что я поверю в это и пойду на измену?