Уж как-то так получилось: он занял слишком много места в ее мыслях. Она оправдывается перед собой особым уважением, которое у нее вызывает его действительно достойная борьбы научная идея. В его идею она свято верит. База пищевого изобилия будущих времен - это заводская переработка древесины. Неудача с опытами не поколебала Лиду. Однако она больше думает не о подробностях преобразования клетчатки, а о самом Григории Ивановиче Зберовском.
Область личных чувств - ненужный пережиток, вроде аппендикса. Но что поделать, если такая область существует? Умей владеть собой, не дай чему-либо из сокровенной области подняться на поверхность!
И, глубоко запрятав тревогу и тоску, Лида наблюдает за Зберовским.
Ей мучительно видеть его угнетенным, без улыбки, без порывистых движений. Подойти бы к нему… Нет, ей нельзя подойти: сдуру можно выдать себя.
Потом Лида перестала понимать, что с ним происходит.
Едва ударили ноябрьские морозы, Григорий Иванович точно ожил вдруг. Весь сразу изменился. Позавчера смеялся с первокурсниками, вчера шел бодрой, стремительной походкой, взяв палку и портфель под мышку, - глаза сияли синевой. Сегодня крикнул, заметив Лиду вдалеке:
- Приветствую вас, Лида! Как ваш дипломный проект?
В его настроении наступил крутой перелом.
Особенно большим открытием в науке этого не назовешь, но шаг вперед он сделал. Шаг полновесный и для промышленности ценный. Сделанное обнаружилось внезапно, пришло к нему как неожиданный подарок.
Все детали прошлогодних опытов были тщательно записаны. Дома, в своей комнате, он уже в который раз перелистывал таблицы измерений, наблюдений и отсчетов. Искал одно - искал причину неудачи, а нашел другое.
Каждый опыт начинался с подсобной операции: путем гидролиза из древесины получали смесь простейших сахаров. Гидролиз шел при разной концентрации кислот, при разных давлениях и температурах. И именно здесь, во вспомогательном процессе, Зберовский вдруг увидел такие высокие показатели, какие никем и никогда еще не были достигнуты.
Ему вспомнились его собственные прежние мысли о гидролизе. Старые догадки чудесно подтвердились, образовав систему стройных и твердо обоснованных положений.
Зберовский тотчас принялся писать.
Через какой-нибудь месяц была готова статья, озаглавленная: «О технике гидролиза клетчатки».
Номер журнала, где она заняла не один десяток страниц, вышел в марте. В марте же Государственное научное издательство обратилось к Григорию Ивановичу с просьбой, не согласится ли он развить и расширить эту статью до масштабов книги. Он согласился.
Но почему все-таки главное в опытах не удалось? В чем может быть ошибка?
Дома на столе - первые листы рукописи книги. Наступает вечер, по-весеннему розовый, прозрачный; похрустывает лед на лужах. Григорий Иванович пошел в соседнюю кооперативную столовую, наспех пообедал. После обеда остановился на тротуаре. Постояв, повернул не домой - налево, а направо - в институт.
Чертежный зал залит светом. До сотни студентов склонилось над своими чертежными досками. Рейсшины, готовальни, флакончики с тушью. В дальнем углу - Лида, и, кроме нее, еще пять-шесть из участвовавших в прошлогодних опытах.
Когда Зберовский появился на пороге, его никто не заметил. Он посмотрел, подумал. Тихо отступил назад. Вздохнув, прикрыл за собой дверь.
И вот он один взбегает по лестнице. Проходит мимо безлюдных аудиторий.
Чтобы разобраться в сущности ошибки, нужен хотя бы единственный опыт.
Приборы давно сняты со столов и как попало свалены на полки шкафов.
Прихрамывая, Григорий Иванович заметался от стены к стене. Стал переносить все то, что ему понадобится для работы. Вытирал тряпкой пыль. Устанавливал электрические нагреватели. Возле раковины складывал множество стеклянных сосудов и сосудиков, которые необходимо мыть. Засучил рукава. Приготовил щетки-ерши разных размеров.
- Значит, вертится Земля? - раздалось за его спиной.
Из коридора заглядывает директор института.
Он, как всегда, в красноармейской гимнастерке. Немолодое лицо его холодновато и неподвижно, жесткая складка у губ. Но смотрит он сейчас - и это противоречит выражению лица, это только в глазах - с приязненной, какой-то одобряющей улыбкой.
И он сказал:
- С гидролизом-то у вас неплохо получилось!
- Эффект гидролиза - попутно, между прочим…
- Я понимаю, что попутно.
В лабораторию директор заглянул без определенного намерения. Он просто проходил по этажу и услышал - поздним вечером в комнате кто-то работает.
А о Зберовском у него не дальше, чем вчера, был телефонный разговор. Один из крупных академиков, самых видных ученых страны, позвонив в институт, справлялся у директора, что представляет собой доцент Зберовский.
Теперь, в лаборатории, директор подумал о вчерашнем звонке академика, однако рассказать Зберовскому об этом не счел нужным.
- Так! - проговорил он вместо этого. - Штурм не удался - надо перейти к осаде. Ну, желаю вам будущих побед!
Спустя несколько дней Григорий Иванович был сверх всякой меры обрадован, получив письмо от знаменитого ученого.
Академик хвалит статью «О технике гидролиза клетчатки». Называет ее очень своевременным трудом - и для развития науки и непосредственно для народного хозяйства, где с каждым годом растет потребность в дешевых моносахаридах - в глюкозе, например.
Академик пишет и о старых, полемических статьях Зберовского. Вопросы, в них поставленные, безусловно интересны, и было бы грешно исподволь не заниматься ими.
В конце письма был назван губернский город, далекий от Москвы, в котором, по решению правительства, создается новый университет. Там сейчас, видимо, было бы проще всего взяться за новую проблему - за поиски возможностей превращать клетчатку в сахарозу и крахмал.
Туда уже подбирают научные кадры. Объявлен конкурс на замещение должностей. Если это устроит Зберовского и он подаст свои документы на конкурс, его кандидатура будет автором письма поддержана.
Могли ли у Григория Ивановича возникнуть хоть какие-нибудь колебания? Конечно, нет. Все нужные бумаги он тотчас послал по почте.
Весна кончалась. Выпускники защищали дипломные проекты. Чувствовалась близость отъездов, расставаний, встреч. Одни - на практику. У других за рубежом диплома - вот, стоит руку протянуть - начнется изумительно прекрасная самостоятельная трудовая жизнь.
Среди весенней суматохи по институту распространился слух, будто бы доцент Зберовский тоже покидает Москву. Говорят, его куда-то пригласили продолжать свою научную работу.
С лязгом поворачивая из-за угла, к остановке подходят трамваи. Задержатся на несколько секунд, покатятся по улице дальше. Их много сменилось. А Лида стоит на булыжной мостовой и пропускает трамвай за трамваем. Вместо ее постоянной кожаной куртки на ней летнее платье. Погода пасмурная, сырой ветер, как бывает после майских праздников, и Лиде холодно. Она злится на себя за то, что вырядилась так.
Наконец она увидела Зберовского. Поздоровавшись, решительно пошла с ним рядом.
Спросила, правда ли, что он куда-то едет для продолжения работы над клетчаткой. Он ответил: точно еще неизвестно, но он на это надеется. Тогда Лида, глядя в сторону, сказала: через две недели она получит диплом инженера; ей хотелось бы участвовать в дальнейших опытах; нельзя ли и ей поехать на службу туда, где пойдут его опыты?
Зберовский удивился:
- Ведь вы же конструктор, механик?
- Ну что ж, что механик! Разве нет литературы, по которой я могу учиться? Может, только моя помощь прошлой зимой оказалась вам бесполезной…
Покраснев, она смахнула внезапно побежавшую по щеке слезу.
- Господь с вами, Лида, голубчик! - воскликнул Зберовский. - Наоборот, я счастлив работать с такой помощницей, как вы!..
Они вошли в вестибюль института. Здесь их беседа прервалась. Григория Ивановича позвали в кабинет директора, а Лида заспешила вверх по лестнице.
Директор поднялся Григорию Ивановичу навстречу. Подал руку и странно медлил, посматривая со свойственной ему полуулыбкой - улыбались одни глаза. После паузы объявил:
- Позвал поздравить. Телеграмма. Вы утверждены заведовать кафедрой органической химии!
3
Новых зданий не успели построить. Но молодому университету отдали все лучшее, что нашлось в городе. Университет занял и бывший губернаторский дом, и бывшее дворянское собрание, дома бывшего кадетского корпуса и института благородных девиц, и еще несколько других, составлявших два квартала в центре главной улицы. Это были отличные дома в стиле прошлого века - массивные, с колоннами у фасадов, с треугольными фронтонами сверху. К университетским зданиям примыкал старинный парк.
Особенно весной - да, впрочем, и во всякое время года - аллеи парка теперь заполняла студенческая молодежь. Тут готовили зачеты, разговаривали, спорили. Сидели кто поодиночке с книгой, кто в кругу приятелей. Смеялись, пели песни. Казалось, этот парк и создан для студентов. Уже ничто здесь не могло напомнить о прежних губернаторских прогулках.
А губернию переименовали в область.
Пора первых трудностей постепенно оставалась позади; жизнь университета вошла в свое русло. Сюда приехало немало талантливых ученых. Государство не пожалело средств на лаборатории, библиотеки. И новый областной университет в короткий срок хорошо поставил учебу студентов и уже начал проявлять себя дельными научными трудами.
Еще несколько лет назад Советское правительство объявило конкурс на лучший способ производства синтетического каучука. В результате конкурса первое место занял способ академика Лебедева. Чтобы проверить этот способ, был построен маленький опытный завод; способ оказался удобным. В СССР тотчас же возникла надобность строить уже большие такие заводы.
В тридцать первом году остро стоял вопрос о сырье: по способу Лебедева каучук должен делаться из спирта. Многим из советских химиков тогда пришлось задуматься, как обеспечить новую промышленность сырьем. Сама собой напрашивалась мысль о гидролизе клетчатки: полученные из дерева простые сахара можно сбраживать и перегонять в обычный спирт. Надо было срочно создать производство больших количеств спирта из опилок и других отходов древесины.