Зберовский кончил перелистывать блокнот.
- Машина у вас со спасательной; вы туда будете возвращаться? - спросил Шаповалов.
- Туда, - ответил Зберовский.
- Ничего, если я с вами поеду?
- Пожалуйста, конечно.
Позже, когда они уже ехали по городу, Шаповалов сказал: он собирается еще раз поискать потерянные ящики - хотя бы выяснить, куда они девались. Он не был в тех местах все эти шесть лет. За успех не ручается, но сделает все, что в его силах…
3
Машина остановилась у «дома приезжих», у маленькой рудничной гостиницы. Григорий Иванович вышел. Прощаясь, Шаповалов спросил разрешения повидаться с ним сегодня вечером либо завтра утром.
Весь облик рудника уже не прежний. Даже старые дома выглядят по-иному, и люди на улицах идут незнакомые, и здания спасательной станции совершенно не узнаешь. Перестроенное, оно стало двухэтажным, оштукатурено снаружи, стены белые.
Лаборатория спасательной теперь на втором этаже.
Начальник ее - пожилой человек в полувоенной одежде - встретил Шаповалова не очень приветливо. Смотрел с подозрительной настороженностью. И вникнуть в дело по-хорошему не захотел. Отвечал одно: работает он здесь недавно, что кому-то удавался синтез углеводов - сомневается, а об имуществе своей лаборатории посторонним лицам справок выдавать не может.
Шаповалов решил побеседовать с парторгом спасательной станции. Нашел его в аппаратном зале. Парторг оказался рядовым спасателем нынешней дежурной смены; он был занят испытанием кислородных противогазов - видимо, только что полученных с завода. Противогазы, еще с заводскими пломбами, лежали на длинном-предлинном столе.
Он продолжал работу. Шаповалов, стоя рядом, рассказывал, в чем состоит его задача.
- Интересно про Пояркова… Я думал - просто штейгер. Смотри ты! - удивился парторг. - Вот не знал… Вы нам бы в стенгазету заметку про него!
- Я помощи прошу, - тихо, но настойчиво проговорил Шаповалов.
- А почему же именно ко мне пришли? Требуйте в лаборатории!
Шаповалов объяснил, что суть вопроса здесь, так сказать, неуловимая. Формально говорить об этом, требовать - нет никаких обоснованных данных. Все потеряно; никому ничего толком не известно. Но если в корень посмотреть, то речь идет о розысках чрезвычайно важного открытия - для науки важного, а значит, и для государства. Вот приехал ученый…
- И кто, как не мы с вами, должны подумать, помочь ему, сделать все, что от нас зависит, - не лишь бы как, а по партийной совести?
Замолчав, он стоял выжидательно, собранный, подтянутый. Парторг встретился с ним взглядом и опустил глаза; в раздумье начал будто рисовать гаечным ключом по брезентовой сумке с инструментами.
- Видишь ты, какая вещь, - сказал он наконец. - Тут старые работники могли бы быть полезны. А люди же у нас, как на подбор - кто год работает, кто два… Мало старых-то.
В просторном аппаратном зале, в другой его стороне, находилось еще несколько спасателей, занятых каким-то делом.
Парторг окликнул одного из них:
- Игнат Матвеевич! Поди сюда!
Оказалось, что Игнат Матвеевич как раз один из старейших: на спасательной он уже шесть лет. Он помнит сарай, в который, по мнению Шаповалова, были вынесены ящики. Сам даже участвовал в сносе этого сарая. Ветхую постройку сломали. Однако про ящики, бывшие там, Игнат Матвеевич никогда не слышал. В лаборатории же, как он считает, все недавно служат; вот разве лаборантка Оля Петрусенко чуть подольше остальных.
Около них остановились еще двое или трое, вступили в разговор. Парторг подошел к стенному телефону:
- Лаборатория?… Петрусенко Олечка не там?… А, Олечка! Ты не могла бы спуститься на минуту в аппаратный зал?…
Появилась лаборантка - молодая девушка в коричневом халате. Пришла, глядит с наивным любопытством.
А они уже разговаривали целой группой. Стояли у стола. Принялись ей наперебой втолковывать о Пояркове и про неведомо куда девавшиеся, ценные для науки вещи.
Олечка только отрицательно качала головой: нет, про эти ящики она ничего не знает.
Шаповалов перечислил, какие именно предметы содержались в ящиках. Нет, на Олечкиной памяти не было ничего такого.
- Ты сколько лет у нас работаешь? - спросил ее Игнат Матвеевич.
- Почти три года. - Она переступила с ноги на ногу. - Мне можно уйти?
Парторг с вопросом посмотрел на Шаповалова. Олечка пошла к дверям. Возле порога обернулась. Вдруг что-то осенило ее.
- А банки были не с притертыми пробками?
- С притертыми, - насторожившись, ответил Шаповалов.
- Такие у них кубики стеклянные на пробках, чтобы удобно открывать… ну, за которые берут рукой?…
- Кубики! - воскликнул Шаповалов. - Совершенно точно, кубики!
Чуть порозовев, она сказала неуверенным голосом: не знает, это - то, что ищут, или не то… Но когда она поступила в лабораторию работать, в большом шкафу на нижней полке стояло много банок с такими пробками. Говорили, будто в них вещества совсем ненужные. Слипшиеся порошки. И вот, если понадобится банка, лаборанты оттуда выбирают, какая по размеру подходящая, высыпают порошок из нее в мусор, вымывают как следует, и пожалуйста - пустая, чистая и с притертой пробкой! Теперь их мало там. Штук пять-шесть с порошками-то осталось: плохие, пробок не открыть. В горячую воду клали, и ничуть не помогло. Так крепко приросли, молотком не отобьешь! Наверно, очень старые…
- Где они? Где, где оставшиеся?…
- Да я же говорю: в большом шкафу на нижней полке.
- Сейчас?!
- Ну да, все время. И сейчас!
Шаповалов кинулся к телефону, вызвал «дом приезжих», профессора Зберовского. Сказал, что ему удалось напасть на след кое-каких веществ из лаборатории Лисицына и что он просит Григория Ивановича тотчас зайти на спасательную станцию.
Все, кто до этого участвовал в разговоре, теперь молча переглядывались. У одних - улыбка, у других - серьезные лица. Каждый прислушивался к беседе Шаповалова с профессором. Чувствовалось, все довольны неожиданным поворотом дела.
А Шаповалов, повесив телефонную трубку, попросил парторга и лаборантку Олю пойти с ним вместе к начальнику спасательной станции. Тот, очевидно, знает цель приезда Зберовского. Надо, чтобы он срочно велел принести уцелевшие банки хотя бы к себе в кабинет.
Кабинет оказался закрытым. Кто-то крикнул, что начальник сию секунду вернется. Они остановились в парадном вестибюле - в комнате с колоннами, где Шаповалов был впервые; сейчас он обвел взглядом вестибюль.
Вдруг увидел мраморную доску у стены.
Золотыми буквами по мрамору написано, что в 1914 году команда этой станции погибла, героически оказывая помощь пострадавшим на руднике «Святой Андрей».
Сам того не замечая, Шаповалов сделал несколько шагов к доске. Прищурился, внезапно ощутив, как у него бьется сердце.
Торжественно и строго - по алфавиту - шел список погибших на «Святом Андрее» членов команды.
В середине списка значилось:
«Галущенко…
Кержаков…
Поярков Владимир Михайлович, штейгер».
4
Как было условлено, следующим утром Зберовский привез уцелевшие банки в лабораторию Шаповалова. Банок сохранилось только пять. Григорий Иванович с волнением разглядывал их. Он решил теперь же, до отъезда из Донбасса, разобраться, какие в банках вещества. Чтобы проделать эти исследования и анализы, лаборатория угольного треста ему казалась достаточно пригодным местом. Он заметил там хорошие приборы. Понравился ему и Шаповалов, кстати охотно согласившийся помогать при опытах, - молодой, но, видимо, грамотный химик и вообще человек, вызывающий к себе симпатию.
- С чего же начнем? - спросил Зберовский.
- Да пробки открыть бы - на первый случай…
Шаповалов вышел, принес из соседней комнаты чистый халат.
- Не хотите? - предложил он Григорию Ивановичу.
Зберовский снял пиджак, надел халат, привычными движениями завязал тесемки на рукавах.
Так началась их работа.
Обернув стекло толстым слоем листовой резины, они зажимали каждую банку в слесарные тиски; пробки - одна за другой - наконец их усилиям поддались.
Сперва почти не разговаривали. Действовали оба тихо и сосредоточенно. Но сразу между ними установилось молчаливое взаимопонимание, и была слаженность во всем, что они порознь делали. Мысли их, вероятно, шли общим ходом.
Зберовский произнес вполголоса:
- Бюксы…
А они у Шаповалова уже готовы; он тотчас подает профессору сияющие чистотой стаканчики.
- Шпатель, - едва успел сказать Зберовский.
У Шаповалова же в руке, откуда ни возьмись, три шпателя (такие плоские ложечки) на выбор: металлический, фарфоровый и роговой.
Не задавая никаких вопросов, он подошел к аналитическим весам и принялся взвешивать пустые перенумерованные тигли. Григорий Иванович оглянулся, увидел его за весами.
- А, - проговорил он, - я как раз подумал, навески делать надо.
И о результатах работы, когда они стали намечаться, Шаповалов и Зберовский сообщали друг другу коротко, на понятном им обоим, профессиональном языке:
- Смотрите, осадок!
- С сернистым аммонием?
- С сернистым, да…
- Вот оно что!
Через несколько часов выяснилось: в четырех банках были простые реактивы, из таких, что могут встретиться в любой химической лаборатории. Реактивы эти никому ни в каком отношении не интересны. По названиям их не только невозможно определить, в чем состоял секрет Лисицына, нельзя даже построить хоть какую-нибудь шаткую догадку.
Все внимание теперь сосредоточилось на пятой банке. Тут было органическое вещество, по всем признакам, весьма сложного состава.
А не одно ли это из таинственных веществ, главных в работе Лисицына?
Григорий Иванович рассматривал под микроскопом несколько его крупинок. Подумал: вероятно, за многие годы вещество отчасти испортилось - вон заметны следы разложения, видны отслоившиеся рыхлые пластиночки другого цвета. И еще Григорию Ивановичу бросилось в глаза, что оно первоначально было приготовлено, скорее всего, в виде мелких зерен; впоследствии же зерна слиплись в общий твердый комок.