га он заметил девочку в бедной одежде, а может быть, она сама к нему подошла с просьбой о милостыне. Да только он понял, что не одному ему тяжело в этой жизни, привел девочку в свою комнату, накормил, помог чем мог, проводил домой. А утром узнал, что Довженко оплатил учебу нескольким лучшим ученикам из собственных средств и он сам среди этих счастливчиков.
С началом войны Евгений Матвеев пошел в военкомат записываться на фронт. И его направили в Тюменское военно-пехотное училище, по окончании которого оставили преподавать. В училище присылали добровольцев, среди которых были и люди в возрасте, и студенты, и колхозники, и рабочие, и интеллигенция, а папа в числе других преподавателей в сжатые сроки обучал их военному делу. Кстати, одним из курсантов папы был композитор Александр Зацепин.
Однажды в училище случилась такая история. На фронт отправили очередную партию курсантов, а взамен прислали новых добровольцев, с которыми отец даже познакомиться еще не успел. Тут вдруг нагрянула комиссия с проверкой. Потребовали, чтобы Матвеев продемонстрировал, чему научил новобранцев. Начальник училища стал объяснять, что эти добровольцы только поступили – они еще ничему не обучены. Но никто в ситуацию вникать не стал, и папе пригрозили трибуналом. Матвеев тогда первый раз в жизни выпил водки. Пришел в офицерскую столовую, где все уже знали о произошедшем инциденте, и там ему налили стакан. Папа его выпил и пошел к себе. Думал: «Трибунал так трибунал, значит, отправят в штрафбат. А это даже хорошо – повоюю». Дело в том, что с начала войны папа написал множество рапортов с просьбой, чтобы его отправили на фронт, но всякий раз получал отказ – его не отпускали из училища как хорошего специалиста и победителя всех самодеятельных смотров. И однажды начальник училища показал отцу стопку своих рапортов с той же просьбой и сказал: «Знаешь, Женя, если мы уйдем на фронт, то все они (новобранцы) в первом же бою погибнут. Ты хочешь этого?» Этот же начальник и спас Матвеева от трибунала, «достучался» до какого-то генерала и все ему объяснил. Совсем недавно после смерти мамы в ее личных вещах я нашла отцовскую медаль «За боевые заслуги», которой он никогда не хвастался, мы, дети, о ней даже не знали; и мамину медаль «За трудовую доблесть» – она ее получила за работу на оборонном заводе во время войны.
Переехав в Москву, папа практически сразу начал сниматься – но сперва это были небольшие роли. Потом были значительные, хорошие работы в картинах «Искатели», «Дом, в котором я живу», «Жеребенок». А всенародную любовь ему принесли фильмы «Поднятая целина» и «Воскресение», которые снимались практически одновременно. Главным претендентом на роль Макара Нагульнова в «Поднятую целину» был Сергей Лукьянов, известный по роли Гордея Ворона в «Кубанских казаках». А Матвеева пригласили попробоваться на другую главную роль – председателя колхоза Семена Давыдова. Но оказалось, что папа всю жизнь, с тех пор как прочитал этот роман Михаила Шолохова, мечтал сыграть именно Нагульнова – он был близок ему по темпераменту. И всю ночь, пока ехал на пробы в Ленинград, Матвеев «примерял» образ Нагульнова на себя: придумывал, какие у него должны быть брови, какая прическа – продумал все детали. А уже на киностудии уговорил режиссера Александра Иванова сделать пробу и на эту роль. И его утвердили на Макара Нагульнова! Для папы это был очень тяжелый, хотя и счастливый период. Одновременно в Москве он снимался у Швейцера в «Воскресении», в Ленинграде в «Поднятой целине», а в Малом театре выходил в спектаклях. Театр очень неохотно отпускал артиста Матвеева на съемки, поэтому за папу шли нешуточные бои между театром и двумя киностудиями.
После выхода на экраны этих фильмов у папы появилось море поклонниц. Популярность была бешеная! У нас под дверью до самого недавнего времени кто-то все время оставлял букеты роз. А в годы наивысшего успеха вся лестница была заполнена букетами от поклонниц – цветы с записочками лежали на каждой ступеньке. Особо экзальтированные девицы не давали проходу папе и на улице. Из Малого театра после спектаклей Матвеева выводили через черный ход в чужой одежде, чтобы только его не узнали. Но если его замечали, вся толпа поклонниц бросалась на машину, не давая ей проехать. Какие-то девушки круглосуточно названивали по телефону, постоянно трезвонили и в дверь. Бабушку это ужасно бесило, потому что звонки будили меня. Тогда бабушка выскакивала на лестничную площадку и «разбиралась» с поклонницами. Она была женщиной довольно суровой, к папиной славе относилась спокойно. Однажды (мы еще на Соколе жили) бабушка послала отца за картошкой. Моя мама сказала свекрови: «Мама, не надо Жене идти в магазин, все-таки он уже известный артист, его узнают. Я сама схожу». «Кто это известный артист?! – возмутилась бабушка. – Это он для кого-то известный артист, а мне он – сын!»
Письма от зрителей приходили мешками. Самый большой успех у папы как режиссера был после фильмов «Любовь земная» и «Судьба», мы тогда всей семьей читали письма, чтобы помочь папе. Обычно уже по первым строчкам становилось понятно, дельное это письмо или нет. Писали люди самых разных профессий, и попадались очень интересные письма с отзывами, впечатлениями, пожеланиями. А были примерно такого содержания: «Нам все очень понравилось, пришлите денег…» А если случалось какое-то событие: юбилей, присвоение звания или премии – телеграммы летели без остановки. Папе было очень неловко перед почтальонами, которые через каждые пять минут шли к нам один за другим, поэтому он говорил: «Да не бегайте вы так часто – соберите все поздравления и в конце дня сразу все приносите!»
Одна настырная поклонница была явно со странностями: она писала письма, которые подписывала то Лида Матвеева, то Лида Бондарчук. А в один прекрасный день раздался звонок в дверь. Тогда у нас гостил мамин отец, а папа в эти дни был в командировке на съемках. Дед открывает дверь, перед ним стоит незнакомая женщина с какими-то баулами. Из кухни вышла мама, спрашивает женщину: «Кто вы? Вам кого?» Та отвечает: «А мне Евгения Семеновича». Мама говорит: «А Евгения Семеновича нет – он уехал в киноэкспедицию и скоро не вернется». – «Ничего, я не тороплюсь, я его дождусь. Я же приехала к вам жить». Мама никогда ни в какие дебаты с папиными поклонницами не вступала, поэтому с этой «мадам» пришлось разбираться деду – он ее выдворил. Я потом эту женщину наблюдала какое-то время у нас в подъезде, она сидела со своими котомками на подоконнике в холле, и мне ее по-человечески было очень жалко…
Мне с детства все говорили, что я очень похожа на папу. У нас была фотография, где мы с ним стоим в Киеве на набережной Днепра и смотрим в одну сторону, повернувшись к камере практически одинаковыми профилями. В Киеве папа снимался в картине «Ярость». А я жила в его номере и, пока папа снимался, бродила по городу. Мама в это время была на гастролях с Большим театром в Италии. А маленький братишка остался в Москве под присмотром маминого брата: бабушки уже не было в живых. Андрей младше меня на 10 лет. Папа мечтал о сыне, очень просил маму подарить ему наследника. И, когда Андрей появился, папа не мог нарадоваться. Мы с отцом тоже были друзьями. Но если долгожданному Андрюше позволялось почти все, со мной папа бывал требователен…
На съемочную площадку он взял меня с собой лишь единожды. Я в то время бредила театром и кино, и, чтобы показать мне «ужасы» актерской профессии, папа поволок меня с собой на съемки в какие-то песчаные карьеры под Киевом. Солнце печет, жара неимоверная – я там чуть не испеклась… Вернулись со съемок в гостиницу, папа спрашивает: «Ну что, не передумала становиться актрисой?» А я вредная девушка была, говорю: «Нет, не передумала. Мне все очень понравилось!» Но папа очень не хотел, чтобы я шла по его стопам. С детства я серьезно занималась фигурным катанием, но у меня часто случались ангины. В очередной раз я лежала дома с высоченной температурой, когда позвонили с «Мосфильма» и пригласили попробоваться в фильм «Человек, который сомневается» в паре с Олегом Далем. По сценарию была нужна десятиклассница, что совпадало с моим возрастом. Такое я пропустить не могла и зимой поперлась на киностудию с температурой под 40, никому ничего не сказав. А пробу снимали на улице. Причем по сценарию мы с Далем – в летней одежде, а на улице мороз! Как я приехала домой, не помню. Даже грим не смыла, замертво упала на кровать. В этом фильме вторым режиссером была женщина, которая работала с отцом на картине «Воскресение». И надо же было такому случиться, что в тот же день, случайно встретив его на «Мосфильме», она сообщила: «Женя, а у нас сегодня пробовалась твоя Светочка, да так успешно!» Папа, знавший, что я в эти дни даже в школу не хожу из-за болезни, бросился домой, разъяренный влетел в мою комнату со словами: «А ну, кинозвезда, вставай!» Мама испуганно засуетилась: «Женя, оставь ее в покое, не трогай, ты же видишь, она в полуобморочном состоянии». А он: «Да я ее сейчас вообще прибью!» Он, конечно, меня никогда не бил и даже не кричал, но папа мог и тихо сказать так, что запомнишь на всю жизнь…
Вместо съемок я месяц пролежала в больнице с ангиной, потом мне вырезали гланды, и еще полгода в больнице я лежала с тяжелейшей ревматической атакой. Выписали меня оттуда с пороком сердца и вердиктом: про фигурное катание придется забыть. Не представляю, что испытал папа, когда об этом узнал – ведь он вообще от любого медицинского термина вечно готов был в обморок упасть.
После школы я готовилась поступать в театральные вузы. Например, во ВГИК меня обещал принять очень уважающий отца Борис Бабочкин – его коллега по Малому театру. Подготовила я программу, и папа решил сам меня прослушать дома. Я прочитала. Мне он ничего не сказал, но я подслушала разговор родителей. Мама спросила: «Женя, ты считаешь, что у Светы способностей нет?» «Она очень талантливая, – был ответ отца, – но неужели, Лида, ты хочешь, чтобы она умерла? С ее сердцем она не выдержит такой сумасшедшей нагрузки! Все! Этот вопрос я больше не обсуждаю!» Я, как полагается, закатила истерику, а потом втихаря подала документы в несколько театральных вузов. В Щепкинском училище курс набирал Михаил Иванович Царев из Малого театра, и он, конечно, рассказал обо мне папе. Тогда отец обзвонил все вузы и сказал: «Когда придет моя дочь, гоните ее поганой метлой!» Своего он добился: в итоге я поступила на филологический факультет МГУ и своим образованием довольна.