Глядя в темный угол палатки, он заговорил снова:
— Власть, амбиции и непреодолимое желание Видящих все перевернуть вверх ногами, пробудить могучие силы и прокатиться на них верхом. Тайны. Вот что убило твоего отца, самого лучшего из людей, каких мне когда-либо доводилось встречать. Именно это убило твоего отца, а потом Верити, человека, которому я служил с гордостью в сердце. Неужели и следующее поколение должно пасть жертвой интриг, которые уничтожат династию Видящих?
Баррич повернулся к нам и неожиданно мне показалось, что он прекрасно видит Дьютифула.
— Положите этому конец, мой принц. Даже ценой жизни Шута. И ценой вашей помолвки. Немедленно, прямо сейчас. Хватит нести потери, они и без того велики. Ведь единственное, что вы можете сделать для нарчески, — это купить смерть для ее родных. Оставьте все как есть. Возвращайтесь домой, женитесь на разумной женщине и нарожайте кучу здоровых детей. Пусть островитяне сами расхлебывают кашу, которую они заварили. Прошу вас, мой принц, плоть и кровь моего дорогого друга. Откажитесь от своей затеи. Давайте вернемся домой.
Его речь потрясла нас всех, но особенно Дьютифула. Он не сводил глаз с Баррича, явно пытаясь переварить его слова. Неужели ему ни разу не пришла в голову мысль, что он может так поступить? Дьютифул посмотрел на всех нас по очереди, а затем встал. Что-то у него в лице переменилось. Я никогда не видел ничего подобного, не знал, что одно короткое мгновение может превратить мальчика в мужчину, но это произошло. Он подошел к выходу из палатки и позвал:
— Лонгвик! — Лонгвик засунул голову внутрь.
— Слушаю, милорд?
— Найди лорда Блэкуотера и нарческу. Я хочу, чтобы они немедленно сюда пришли.
— Что ты задумал? — шепотом спросил Чейд, когда Лонгвик исчез.
Вместо ответа на его вопрос принц Дьютифул спросил:
— Сколько волшебного порошка у нас есть? И действительно ли он может сделать то, о чем говорил Фитц?
В глазах старика загорелся огонек, который так пугал меня, когда я был его учеником. Я прекрасно понимал, что он не до конца знает, на что способна его взрывная смесь, но был готов рискнуть и поставить на то, что у нас все получится.
— Два бочонка, мой принц. Да, думаю, этого хватит.
Снаружи послышался шорох шагов, и мы замолчали.
Лонгвик приподнял полог палатки.
— Мой принц, лорд Блэкуотер и нарческа Эллиана.
— Пусть войдут. — Дьютифул остался стоять, скрестив на груди руки.
Вид у него был суровый, но мне кажется, он с трудом скрывал волнение. Лицо его превратилось в холодную маску. Когда они вошли, он не поздоровался со своими гостями и даже не предложил им сесть.
— Я знаю, что сделала с вами Бледная Женщина.
Эллиана вскрикнула от неожиданности, а Пиоттр лишь кивнул и сказал:
— Когда ваш человек вернулся, я подозревал, что так и будет. Она связалась со мной и сообщила, что не собиралась раскрывать нашу тайну, но поскольку теперь вам все известно, я могу открыто попросить вашей помощи. — Он сделал глубокий вдох и опустился перед нами на колени. Я видел, как тяжело далось унижение этому гордому человеку. — Что я и делаю. — Он склонил голову и стал ждать ответа.
Думаю, до сих пор он никогда и ни перед кем не становился на колени. Эллиана сначала побледнела, но тут же ее щеки стали пунцовыми. Потом она сделала шаг вперед, положила руку на плечо дяди и медленно опустилась на колени рядом с ним. И склонила свою гордую голову так, что лицо скрыли роскошные волосы.
Я смотрел на них и хотел ненавидеть за интриги и обман. И не мог. Я знал, на что пошли бы мы с Чейдом, если бы кто-нибудь захватил Кетриккен. Я думал, принц попросит ее подняться, но он стоял и смотрел на них.
— Она связалась с вами? — спросил Чейд. — Каким образом?
— У нее есть способы. — Голос Пиоттра, который так и не поднялся с колен, прозвучал напряженно. — И мне запрещено их открывать. Мне очень жаль.
— Вам жаль? Почему вы не были честны с нами с самого начала? Почему не сказали, что действуете против воли и вас совсем не интересует ни союз с нами, ни брак с принцем Дьютифулом? Что заставляет вас продолжать оберегать ее тайны? Вам запрещено говорить! Что она может вам сделать такого, чего еще не сделала?
Боль и ярость в словах принца невозможно было передать словами. Теперь он знал, что стал всего лишь оружием в руках нарчески и ничего для нее не значит. Это знание унижало и причиняло ему боль. И я понял, что он позволил себе полюбить Эллиану, несмотря на все их разногласия.
Пиоттр сжал зубы и хрипло ответил:
— По ночам именно этот вопрос не дает мне заснуть. Вам известна только самая последняя и страшная атака, которую она предприняла против нашего клана. Долгое время мы твердо выдерживали ее удары и говорили себе: «Хуже уже быть не может, но мы выстояли под ее ударами. Мы не склонимся перед ней». И всякий раз оказывалось, что мы ошиблись. Что еще она может нам сделать? Мы не знаем. И наше неведение о том, куда будет направлен ее следующий удар, — самое страшное оружие Бледной Женщины.
— А вам ни разу не пришло в голову сказать мне, что речь идет о ваших родных, которые попали к ней в плен? — сердито спросил Дьютифул. — Неужели вы думаете, что я отказался бы вам помочь?
Пиоттр медленно покачал головой.
— Вы никогда не приняли бы ее условия сделки. Вы слишком для этого благородны.
Принц не обратил внимания на странный комплимент.
— А каковы были условия сделки? — сурово спросил Чейд.
— Если нам удастся заставить принца убить дракона, — голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, ответил Пиоттр, — она убьет Эртр и Косей. Их муке и позору будет положен конец. — Он поднял голову и смущенно посмотрел на меня, но потом все-таки нашел в себе силы и честно добавил: — А если мы доставим ей вас и смуглого человека живыми и невредимыми, она отдаст нам тела наших родных, чтобы мы могли вернуть их в материнскую землю.
Я искал в себе искру гнева, но находил только отвращение. Не удивительно, что они так обрадовались, когда увидели Шута, который поджидал нас на Аслевджале. Нас продали, точно скот.
— Могу я сказать?
Эллиана подняла голову. Возможно, она уже давно носила в себе глубокую печаль, но я не видел раньше стыда, который теперь читался на ее лице. Она словно снова превратилась в маленькую девочку, но в ее глазах застыла тоска умирающей женщины. Она посмотрела на Дьютифула и опустила голову, не в силах видеть боль, которую он не скрывал.
— Мне кажется, я могу вам многое объяснить, — продолжала Эллиана. — Я уже давно не одобряю этого отвратительного обмана. Но долг перед семьей требует, чтобы я попыталась вам объяснить, почему мы… Моя мать и сестра… необходимо, чтобы… чтобы мы… — Она замолчала, потом вскинула голову и с трудом проговорила: — Наверное, я не смогу… вы не поймете, как это важно. Они должны умереть, а их тела должны вернуться в мой материнский дом. Для женщины Внешних островов, для дочери клана нарвала, иначе быть просто не может. — Она сжала перед собой дрожащие руки. — Так что благородного решения все равно не было.
— Садитесь, пожалуйста, — спокойно предложил Дьютифул. — Мне кажется, мы все оказались в одном и том же месте.
Он имел в виду вовсе не палатку.
Мы все подвинулись, чтобы освободить место для Блэкуотера и нарчески — в палатке было тесно. Когда Пиоттр и Эллиана уселись, Баррич вытащил из мешка мою рубашку и набросил мне на плечи. Я с трудом сдержал улыбку. Что бы не происходило вокруг, он не мог позволить мне оскорбить даму, сидя перед ней с голой грудью. Внук рабыни, он всегда лучше меня разбирался в правилах хорошего тона.
Эллиана сидела, опустив плечи, и я услышал в ее усталом голосе стыд.
— Вы спрашиваете, что еще она может нам сделать. Много. Мы не знаем наверняка, кто ей принадлежит. Вот уже много лет она охотится за нашими мужчинами и юношами. Наши воины уходят из дома и не возвращаются. Мальчики пастухи исчезают прямо с полей, принадлежащих клану нарвала! Она крадет детей, и постепенно членов нашей семьи становится все меньше. Одних она убила. Другие вышли погулять, а вернулись бездушными чудовищами.
Эллиана искоса посмотрела на Пиоттра, который уставился в пустоту.
— Мы собственными руками убивали детей, принадлежащих клану, — прошептала она, и принц тяжело вздохнул, услышав ее слова.
Эллиана на минуту замолчала, потом собралась с духом и продолжала:
— Хения жила в нашем доме много лет, а потом предала нас. Мы до сих пор не знаем, как им удалось захватить мою мать и сестру. А раз наши враги смогли забрать их, значит, нам всем грозит опасность. Наша Великая Мать очень стара, и ее ум то и дело гаснет, точно свеча на ветру, — да вы и сами видели. Ей уже давно следовало передать свои знания моей матери. Однако моей матери здесь нет. Вот почему Великая Мать остается на своем месте, пытаясь поддерживать порядок в нашем доме — разумеется, настолько, насколько позволяют ее годы. Возможно, она показалась вам жалкой. И тем не менее, если мы ее лишимся, сердце нашего материнского дома будет полностью уничтожено. Моя семья прекратит свое существование. Мы и так очень сильно пострадали из-за отсутствия моей матери и волнений, которые возникли. Что такое материнский дом без матери?
Она задала свой вопрос, словно не ждала на него ответа, но принц неожиданно выпрямился и спросил напряженным голосом:
— В таком случае, если бы ты приехала в Баккип и стала моей женой, разве ты не оставила бы свой материнский дом?.. Я имею в виду, кто стал бы Великой Матерью, когда пришла бы твоя очередь?
В глазах Эллианы вспыхнул едва заметный огонек гнева, и она презрительно ответила:
— Ты же видел, моя кузина считает, что эта роль достанется ей. И пытается убедить окружающих, что она принадлежит Лестре по праву, а не потому, что я готова перестать быть нарческой. — На мгновение в глазах девушки вспыхнул яростный огонь, который я видел на ее родном острове, но она лишь махнула рукой и печально вздохнула. — Ты прав. Я отказалась даже от надежды стать тем, для чего рождена, когда согласилась выйти за тебя замуж. Такова цена, которую я должна заплатить за смерть моей матери и сестры, чтобы положить конец их мучениям и позору.