Когда спустился вечер, Пиоттр отдал приказ разбить лагерь. Чтобы зря не беспокоить раненых, мы поставили две палатки прямо над их санями. Двое из них могли разговаривать и есть, Баррич же по-прежнему не шевелился. Я принес Свифту еду и чай и немного посидел с ним. Но потом я почувствовал, что мальчику хочется побыть с отцом наедине, и пошел прогуляться под звездами.
Ночью на островах не наступает полной темноты, и на небе видны лишь самые яркие звезды. Ночь выдалась холодная, и сильный, ни на минуту не стихающий ветер упрямо швырял в палатки комья снега. Я никак не мог решить, чем же мне заняться. Чейд и принц сидели в палатке нарчески с Пиоттром и ее родными. Они обсуждали победу — но мне было не до праздников. Воины Хетгарда и островитяне, вернувшиеся из плена, тоже отмечали своего рода воссоединение. Я прошел мимо небольшого костра, где Филин спокойно сводил с руки одного из островитян татуировку, изображавшую дракона и змею. До меня донесся запах горелого мяса, потом стоны и наконец — дикий вопль боли.
Обладатели Уита собрались в маленькой палатке, и, проходя мимо, я услышал голос Уэба и успел заметить зеленый глаз кота, выглянувшего наружу. Они конечно же праздновали победу принца. Им удалось освободить дракона, а Дьютифул завоевал расположение нарчески.
Лонгвик сидел в одиночестве около небольшого костерка перед темной палаткой. Мне стало интересно, где ему удалось добыть бренди, поскольку вокруг него витал такой знакомый мне запах. Я уже собрался пройти мимо, но, взглянув на его лицо, вдруг понял, что именно здесь сегодня мое место. Я присел рядом с ним и протянул руки к огню.
— Капитан, — поприветствовал я Лонгвика.
— Капитан чего? — мрачно спросил он, откинул назад голову и тяжело вздохнул. — Хест. Риддл. Дефт. Что можно сказать о командире, который остался в живых, когда столько его солдат погибло?
— Я тоже жив, — напомнил я ему.
Лонгвик кивнул. Затем показал на палатку и проговорил:
— Твой полоумный спит. Он показался мне каким-то растерянным сегодня, и я взял его к себе.
— Спасибо.
На минуту мне стало стыдно, а затем я спросил себя, следовало ли мне оставить Баррича, чтобы заняться Олухом. И подумал, что Лонгвику в его состоянии было полезно иметь кого-то, о ком ему пришлось заботиться. Он поерзал на месте и протянул мне помятую солдатскую флягу с бренди, его личный запас, чтобы скрасить трудные времена, — дар, достойный уважения. Я сделал небольшой глоток и вернул флягу.
— Мне жаль, что погиб твой друг, Голден.
— Да.
— Вы давно с ним знакомы?
— С детства.
— Правда? Мне очень жаль.
— Да.
— Надеюсь, эта сука умирала медленно и мучительно. Риддл и Хест были хорошими парнями.
— Да.
Мы не могли знать наверняка, умерла ли Бледная Женщина и может ли она еще представлять для нас опасность. У нее забрали все — дракона Робреда и ее «перекованных» слуг. Она обладала Скиллом, но я никак не мог придумать, как она его использует против нас. Если она жива, то осталась в полном одиночестве — совсем как я. Я некоторое время сидел, раздумывая, чего мне хочется больше: чтобы она умерла или осталась жива и страдала. В конце концов я понял, что слишком устал и на самом деле мне все равно.
Через некоторое время Лонгвик спросил меня:
— А ты и правда он? Бастард Чивэла?
— Да.
Он медленно кивнул сам себе, словно мой ответ все ему объяснил.
— Больше жизней, чем у кошки, — тихо проговорил он.
— Я иду спать, — сообщил я ему.
— Спокойной ночи, — ответил он, и мы оба невесело рассмеялись.
Я нашел свой заплечный мешок и постели и отнес их в палатку Лонгвика. Олух пошевелился, когда я укладывался рядом с ним, и сонно пробормотал:
— Холодно.
— Мне тоже. Я прижмусь к тебе спиной. Должно помочь.
Я разложил постель, но заснуть так и не смог, меня одолевали самые бесполезные мысли. Что она сделала с Шутом? Как она его убила? Умер ли он полностью «перекованным»? Если она отдала его дракону, почувствовал ли он что-нибудь, когда дракон сдох? Дурацкие, глупые вопросы. Олух тяжело привалился к моей спине.
— Я не могу ее найти, — тихо проговорил он.
— Кого? — чересчур резко спросил я, потому что думал про Бледную Женщину.
— Неттл. Я не могу найти Неттл.
Мне стало невыносимо стыдно. Моя собственная дочь… Человек, который вырастил ее, умирает, а мне даже не пришло в голову ее отыскать.
— Мне кажется, она боится спать, — заявил Олух.
— Ну, я ее не виню.
Я один был во всем виноват.
— Мы возвращаемся домой?
— Да.
— Мы не убили дракона.
— Нет, не убили.
Наступило долгое молчание, и я решил, что Олух уснул, но он вдруг спросил:
— Мы поплывем на лодке?
Я вздохнул. Его детский страх только усилил мое чувство стыда. Я попытался найти в своем сердце сострадание к нему, но оказалось, что это совсем не просто.
— Ты же знаешь, что иначе нам не добраться до дома, Олух.
— Я не хочу.
— Конечно, я тебя понимаю.
— Конечно. — Он тяжело вздохнул и через пару минут проговорил: — Так вот какое оно было, наше приключение. Принц и принцесса поженятся и будут жить счастливо, и у них родится много детей, которые станут отрадой их старости.
Наверное, он слышал эти слова тысячу раз в своей жизни. Менестрели именно так заканчивают свои баллады о героях.
— Может быть, — осторожно ответил я. — Может быть.
— А с нами что будет?
В палатку вошел Лонгвик, который принялся устраиваться на ночлег. По тому, как он двигался, я понял, что он прикончил свою флягу с бренди.
— А мы будем жить дальше. Ты вернешься в Баккип, чтобы служить принцу. Когда он станет королем, ты будешь с ним рядом. — Я хотел нарисовать для него счастливый конец. — Ты будешь жить очень хорошо и всякий раз, когда пожелаешь, будешь получать пирожные с розовой глазурью и новую одежду.
— И Неттл, — с довольным видом добавил он. — Неттл теперь в Баккипе. Она научит меня строить приятные сны. Так она мне сказала. Еще до драконов.
— Правда? Это хорошо.
В конце концов довольный Олух уснул, и вскоре я услышал его ровное дыхание. Я закрыл глаза и подумал, не научит ли Неттл и меня «строить» приятные сны. Я не знал, хватит ли у меня смелости вообще с ней встретиться после всего, что я с ней сотворил. Думать о ней мне не хотелось. Потому что тогда мне пришлось бы рассказать ей про Баррича.
— А ты что будешь делать, Фитц Чивэл? — Голос Лонгвика, прозвучавший в темноте, словно опустился ко мне с неба.
— Не я, — тихо ответил я. — Я вернусь в Шесть Герцогств и буду Томом Баджерлоком.
— Но мне кажется, довольно много людей знает твой секрет.
— Думаю, они все умеют держать язык за зубами. И, уважая волю принца, не станут болтать.
Он повозился, устраиваясь поудобнее.
— Некоторые сделают это, если их попросит лорд Фитц Чивэл.
Я невольно рассмеялся, но потом все-таки сумел проговорить:
— Лорд Фитц Чивэл очень это ценит.
— Отлично. Только я думаю, что это неправильно. Ты заслуживаешь лучшего. А как же слава? Как насчет тех, кто знает, что ты сделал и кто ты на самом деле, и уважает тебя за то, что ты совершил? Разве ты не хочешь, чтобы тебя помнили?
Мне не потребовалось много времени, чтобы придумать достойный ответ. Кто из нас не играл в эти игры, сидя поздно ночью у камина и глядя в мерцающие угли? Я так часто бродил по дороге возможностей, представляя, что могло бы произойти, если бы моя жизнь сложилась иначе, что знал все ее перекрестки и опасные повороты.
— Я предпочитаю, чтобы люди забыли вещи, которые, по их представлениям, я сделал. И отдал бы все, чтобы самому забыть свои поражения.
На этом наш разговор закончился.
Наверное, мне все-таки удалось заснуть, потому что я проснулся в серых предрассветных сумерках. Я осторожно выбрался из-под одеял, стараясь не потревожить Олуха, и поспешил к Барричу. Мой Уит поведал мне, что главный конюший от нас уходит. Он умирал.
Я отправился к Дьютифулу и Чейду и разбудил их.
— Мне кое-что от вас нужно, — сказал я им. Дьютифул сонно выглядывал из-под своего одеяла, Чейд же медленно сел, по моему голосу он почувствовал, что случилось что-то серьезное.
— Что?
— Я хочу, чтобы группа Скилла попыталась вылечить Баррича.
Когда оба промолчали, я добавил:
— Немедленно. Пока он не ушел от нас слишком далеко.
— Остальные поймут, что вы с Олухом не те, за кого себя выдаете, — сказал Чейд. — Именно по этой причине я не стал просить вас излечить мою рану. Впрочем, Баррич находится в гораздо более серьезном положении.
— Знаешь, на этом острове все мои секреты вылезли наружу — так или иначе. Если уж так вышло, я хочу сделать что-нибудь полезное. Например, отправить Свифта домой, к Молли, вместе с его отцом.
— И ее мужем, — едва слышно напомнил мне Чейд.
— А ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, я не понимаю, какие могут быть последствия?
— Иди разбуди Олуха, — сказал принц и отбросил в сторону одеяло. — Я знаю, ты считаешь, что мы должны спешить, но мне кажется, его нужно сначала как следует накормить. На пустой желудок Олух не может ни на чем сосредоточиться. Да и утро не самое лучшее его время. Так что давай хотя бы дадим ему позавтракать.
— По-моему, нам нужно хорошенько все обдумать… — начал Чейд, но Дьютифул его перебил:
— Фитц впервые меня о чем-то попросил. И я не намерен ему отказывать, лорд Чейд. Он получит то, о чем просит. Причем немедленно. Ну, насколько это возможно. Как только Олух позавтракает.
Дьютифул начал одеваться, и Чейд со стоном отбросил свои одеяла.
— Вы ведете себя так, будто я сам не подумал о том, чтобы помочь Барричу. А я подумал. Чивэл закрыл Баррича для Скилла. Неужели все, кроме меня, об этом забыли? — устало спросил Чейд.
— Но попробовать все же стоит, — упрямо заявил Дьютифул.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем был готов завтрак для Олуха. Пока он медленно и старательно поглощал его, я попытался объяснить Свифту, что мы собираемся сделать. Я боялся слишком его обнадеживать, а с другой стороны, хотел, чтобы он понимал, чем мы рискуем. Может так случиться, что измученное болью тело Баррича не справится с нашими попытками излечить его и он умрет. Мне не хотелось, чтобы мальчик думал, что я его убил.