Я интуитивно сообразил, что происходит.
Дьютифул, они просто развлекаются напоследок. Эллиана перестала быть одной из них, но сегодня они будут ее всячески дразнить. Ты здесь ни при чем. Возможно, такое поведение является частью церемонии посвящения в женщины. — А потом без особой необходимости я добавил: — Будь осторожен. Повинуйся Эллиане и тогда ты ее не посрамишь.
Я не понимаю, чего она от меня хочет, — беспомощно признался он. — Смотрит на меня косо, но продолжает держать за руку, словно это веревка, сброшенная ей в воду во время бури.
Его слова доходили до меня так же четко, словно я сидел рядом с ним. Девушка, дразнившая Эллиану, была выше и немного старше. Я уже достаточно знал о женщинах, чтобы понимать: возраст является не единственным фактором при достижении зрелости. Действительно, если бы не распущенные волосы, я бы принял ее за женщину. Лестра продолжала изводить Эллиану:
— Тебя с ним связали, чтобы никто другой не мог его поиметь, а ты даже не осмеливаешься с ним поцеловаться!
— А может, я пока не хочу его целовать. А может, я жду, пока он докажет, что достоин меня.
Лестра покачала головой. Колокольчики в ее волосах зазвенели, когда она насмешливо проговорила:
— Нет, Эллиана, мы слишком хорошо тебя знаем. Ты и раньше была самой тихой и пугливой из нас. А теперь ты стала тихой и пугливой женщиной. Ты не осмеливаешься его поцеловать, а он слишком робок, чтобы проявить инициативу. Он просто розовощекий мальчик, который делает вид, что стал мужчиной. Разве не так, принц? Ты такой же робкий, как Эллиана. Быть может, я смогла бы научить тебя дерзости. Он даже не смотрит на ее груди! Или они такие маленькие, что их не видно!
Я не завидовал Дьютифулу. И не мог помочь ему советом. Усевшись на низкую каменную стену, служившую границей фруктового сада, я поднял руки и потер щеки, как человек, который слишком много выпил. Пусть все считают, что я перебрал — быть может, тогда меня оставят в покое. Наблюдать за мучениями Дьютифула мне не хотелось, но и оставить его одного я не мог. Опустив плечи, я уставился вдаль, искоса поглядывая в его сторону.
Дьютифул сделал над собой усилие и неохотно проговорил:
— А если я слишком уважаю нарческу Эллиану, чтобы взять то, что она мне не предлагает?
Я ощущал его твердую решимость не смотреть на ее грудь. Однако близость нарчески явно его волновала.
Он не мог видеть брошенного в сторону взгляда Эллианы. Ответ Дьютифула ей не понравился.
— Но меня ведь ты не уважаешь, не так ли? — осведомилась маленькая кокетка.
— Верно, — коротко ответил он.
— Тогда все очень просто. Покажи нам свою дерзость и поцелуй меня! — торжествующе приказала Лестра. — И я расскажу ей, насколько хорошо то, чего она себя лишает. — И чтобы заставить его действовать, она неожиданно наклонилась вперед, так что ее лицо оказалось совсем рядом, одновременно ее озорная рука потянулась к паху Дьютифула. — А это еще что такое? — радостно завопила Лестра, когда разъяренный Дьютифул вскочил на ноги. — Он ждет от тебя не только поцелуя, Эллиана. Ты только посмотри! Армия из одного воина уже поставила для тебя палатку! И долго ли продлится осада?
— Прекрати, Лестра! — прорычала Эллиана.
Она также встала. Ее щеки порозовели, она даже не посмотрела в сторону Дьютифула, пристально глядя в глаза своей соперницы. Ее обнаженная грудь поднималась и опускалась, нарческа потеряла терпение.
— Почему? Ты явно не собираешься делать с ним ничего интересного. Почему бы мне его не взять? Он мой по праву, ведь именно я должна была стать нарческой. И стану ею после того, как ты превратишься в одну из младших женщин в его материнском доме.
Несколько девушек ахнули, а глаза Эллианы засверкали еще ярче.
— Опять ты лжешь, Лестра! Твоя прабабка была младшим близнецом. Так сказали обе повивальные бабки.
— Та, что первой появляется на свет, не обязательно старшая, Эллиана. Так говорят многие. Твоя прабабка была жалким и больным ребенком. А моя — здоровым и сильным. Твоя прабабка не имела права быть нарческой, как и ее дочь, или внучка, или ты!
— Больной? В самом деле? Тогда почему она до сих пор жива и остается нашей Великой Матерью? Забери свою ложь назад, в противном случае я загоню ее тебе обратно в глотку! — Эллиана говорила глухим, но полным ярости голосом.
Однако он разнесся по всему двору. Я заметил, что ссора вызывает интерес не только у меня. Когда Дьютифул шагнул вперед, Эллиана положила руку ему на грудь и оттолкнула назад. Девушки образовали кольцо вокруг двух соперниц, и Дьютифул оказался за его пределами. Он посмотрел в мою сторону, взывая о помощи.
Не вмешивайся. Эллиана дала понять, что обойдется без твоей помощи.
Оставалось надеяться, что я дал правильный совет. Я уже собрался войти в контакт с Чейдом, когда заметил Пиоттра. Вероятно, он скрывался за углом дома. Пиоттр подошел к низкой стене, на которой я сидел, прислонился к ней бедром и небрежно бросил:
— Он не должен вмешиваться.
Я повернул к нему голову и бессмысленно посмотрел на Пиоттра.
— Кто?
Он пристально посмотрел на меня.
— Твой принц. Эллиана справится сама. Это женское дело, и она будет недовольна, если он вмешается. Если можешь, передай ему это.
Пиоттр говорит, что тебе нужно отойти в сторону. Эллиана сама с ней разберется.
Что? — с ужасом спросил Дьютифул.
Почему Пиоттр обратился к тебе? — вмешался Чейд.
Понятия не имею!
— Я всего лишь стражник, сэр, — сказал я Пиоттру. — И я не даю советов принцу.
— Ты его телохранитель, — спокойно ответил Пиоттр. — Или его… как это звучит на вашем языке? Его наперсник? Как я для Эллианы. Ты знаешь свое дело, но тебя нельзя назвать невидимкой. Я видел, что ты за ним присматриваешь.
— Я его стражник. И я должен его охранять, — запротестовал я, слегка растягивая слова.
Надо было выпить стакан вина, с опозданием подумал я. Запах спиртного всегда производит впечатление.
Пиоттр больше не смотрел на меня. Я повернулся и взглянул в сторону сада. Со стороны двери, ведущей в материнский дом, послышался крик, оттуда выходили люди. Между тем девушки сцепились. С видимой легкостью Лестра швырнула Эллиану на землю. Нарческа ударилась спиной, и я понял, что из легких у нее вышибло весь воздух. Пиоттр разочарованно вздохнул и нетерпеливо переступил с ноги на ногу — так ведет себя опытный боец, когда дерется его любимый ученик. Когда Лестра попыталась оседлать Эллиану, та подтянула ноги к груди и ударила свою обидчицу ступнями в живот. Лестра отлетела назад и рухнула на землю. Эллиана перекатилась на колени и, ничуть не заботясь о сохранности своего роскошного платья и прически, прыгнула на Лестру. Мышцы на плечах и шее Пиоттра напряглись, но он не пошевелился. Я соскочил со стены, чтобы лучше видеть происходящее, успев заметить неподалеку остальных стражников из Баккипа. Местные жители наблюдали за схваткой с интересом, но без особого удивления. Очевидно, такие драки между девушками и женщинами здесь были обычном делом.
Эллиана уселась на грудь Лестры, коленями придавив к земле ее руки. Та продолжала сопротивляться, но нарческа схватила ее за волосы и прижала голову к земле. Свободной рукой она схватила пригоршню грязи и засунула ее в рот Лестры.
— Пусть честная земля очистит твои губы от грязной лжи! — торжествующе закричала Эллиана.
Дьютифул стоял в стороне, широко разинув рот. Он не мог отвести взгляда от обнаженной груди Эллианы. Я видел, что его привела в ужас не только драка между девушками, но и реакция собственного тела. Стоявшие в кругу девушки возбужденными криками подбадривали соперниц.
С пронзительным криком Лестре удалось высвободить голову — в руке ее противницы осталась прядь густых волос. Эллиана отвесила ей пощечину, а потом схватила за горло.
— Назови меня нарческой, иначе это будет твой последний вздох!
— Нарческа! Нарческа! — крикнула Лестра и разрыдалась, скорее от унижения, чем от боли.
Эллиана положила руку на лицо соперницы, оперлась на него и встала.
— Оставьте ее! — предупредила она двух девушек, которые бросились помочь побежденной. — Пусть лежит здесь и радуется, что я не взяла с собой нож. Теперь я женщина. И с этих пор мой нож ответит каждому, кто осмелиться усомниться, что я нарческа. А также той, что посмеет коснуться мужчины, которого я выбрала!
Я посмотрел на Пиоттра. Он широко, во весь рот, улыбался. Эллиана в два шага подошла к Дьютифулу, который продолжал глазеть на свою растрепанную невесту. С той же небрежностью, с какой я хватаю за гриву лошадь перед тем, как вскочить на нее, она взяла его за волосы, связанные в воинский хвост. Повернув его голову к себе, она приказала:
— А теперь ты меня поцелуешь!
И за мгновение до того, как их губы встретились, Дьютифул разорвал со мной Скилл-контакт. Однако всем присутствующим было ясно, какую страсть он вложил в этот поцелуй. Она прижалась губами к его рту, а руки Дьютифула неловко обняли нарческу и прижали к себе. Она ответила на его объятия, сознательно коснувшись обнаженной грудью его груди. Потом она разорвала поцелуй, и пока Дьютифул втягивал в себя воздух, посмотрела ему в глаза и напомнила:
— Голова Айсфира. На полу у материнского очага. Тогда ты назовешь меня своей женой. — А затем, не разрывая объятий, она повернулась к своим подругам и объявила: — Вы девочки, если хотите, можете остаться и поиграть немного. А я с мужем отправляюсь на пир.
Эллиана высвободилась из его объятий и вновь взяла за руку. Дьютифул с идиотской улыбкой на губах покорно последовал за ней. Лестра осталась сидеть одна, глядя им вслед с яростью и стыдом. Женщины одобрительно приветствовали Эллиану, а мужчины провожали их завистливыми взглядами. Нарческа, высоко подняв голову, вела мимо них свой приз. Я посмотрел на Пиоттра. Он выглядел ошеломленным. Затем его глаза встретились с моими.
— Она должна была так поступить, — сурово сказал он мне. — Чтобы показать остальным девушкам, что стала настоящей женщиной и Дьютифул теперь принадлежит ей.