Но когда я был уже достаточно близко и даже смог разглядеть очертания мужчины, держащего в руках фонарь, он снова двинулся вперед. Он от меня уходил. Я закричал ему вслед, но он не остановился. Меня переполняло отчаяние, я не мог идти дальше, но понимал, что должен. У меня стучали зубы, все тело болело, словно холод заставил ныть синяки, полученные во владениях Бледной Женщины, а этот тип решил оставить меня здесь! Я всхлипнул и, спотыкаясь, побрел за незнакомцем. Еще два раза я принимался звать его, но он не обращал на меня внимания, тогда я попытался ускорить шаг, но это не помогло. Наконец я добрался до места, где он на мгновение задержался, а потом побрел по его следу, идти стало заметно легче.
Не знаю, сколько я шел. Мне казалось, что темнота, холод и боль в плече, ночь и ледяной ветер никогда не отступят и мне не суждено найти своих. Ноги сначала отчаянно болели, а потом я перестал их чувствовать, колени обжигал снег. Я плелся за незнакомцем по склону холма, вдоль горного кряжа, спустился в лощину, с трудом пробираясь через глубокий снег, снова начал медленный подъем на другой склон. Я не знал, остались ли у меня на ногах мои легкие сапожки. Шерстяной балахон, облепленный замерзшим снегом, развевал ветер. Но я ни на секунду не забывал о Шуте, прикованном к дракону, представлял себе, как он из последних сил старается не прикасаться к камню, который готов пожрать его человеческую сущность.
И тут неожиданно фонарь остановился. Мой проводник ждал меня на вершине горного хребта, на который я, едва переставляя ноги, поднимался. У меня болело горло, но я снова закричал и постарался идти быстрее. Медленно, очень медленно я шел к нему, наклонив голову и пытаясь хоть как-то защитить лицо от порывов злого ветра, разгулявшегося на свободе. А потом я поднял голову посмотреть, сколько еще мне осталось идти, и увидел, кто держит фонарь в руке и поджидает меня на вершине.
Черный Человек.
Меня наполнил ужас, не имеющий имени, но я сказал себе, что, раз уж я столько времени за ним шел, у меня нет выбора и нужно идти дальше. На одно короткое мгновение я увидел орлиные черты лица, прячущегося под капюшоном, но он тут же поставил фонарь на землю у своих ног и замер на месте. Я же прижал больную руку к груди и упрямо потащился вверх по склону. Свет стал ярче, но я больше не видел Черного Человека, а добравшись до фонаря, обнаружил, что он стоит на каменистом выступе, покрытом тонким слоем снега.
Черный Человек исчез.
Правой рукой я осторожно опустил левую вдоль тела, и плечо пронзила острая боль, но я сжал зубы и запретил себе о ней думать. Взяв фонарь здоровой рукой, я поднял его повыше и закричал. Но Черного Человека нигде не было, только белый снег, и больше ничего. Тогда я двинулся вперед по его следам, которые привели меня к очередной горной гряде, а за ней, в долине, я разглядел тускло освещенные палатки нашего лагеря и сразу забыл про Черного Человека. Там, внизу, меня ждали друзья, тепло и надежда на спасение Шута. С трудом переставляя ноги и постоянно спотыкаясь, я принялся выкрикивать имя Чейда. Вскоре на мой вопль ответил Лонгвик.
– Это я, Фитц… То есть это Том, это я! – Сомневаюсь, что он понял хотя бы одно слово, поскольку я охрип от крика и сражений с ветром.
Помню, какое облегчение я испытал, когда из других палаток начали выскакивать люди с зажженными фонарями. Я бросился к ним навстречу, упал и заскользил вниз по склону, узнал силуэт Чейда и принца. Среди них не было приземистого Олуха, и внутри у меня все сжалось. Наконец я добрался до первых часовых и снова закричал:
– Это я, Том, пропустите меня, пропустите, я ужасно замерз. Где Олух, вы нашли Олуха?
Неожиданно из-за спин стражников выбрался широкоплечий мужчина и, не обращая внимания на Лонгвика, который пытался его остановить, сделал несколько шагов в мою сторону; и прежде чем он заключил меня в свои медвежьи объятия, я успел вдохнуть такой знакомый с детства запах. Несмотря на боль в плече, я не сопротивлялся. Я прижал голову к его груди и позволил ему обхватить себя руками, впервые за много лет почувствовав себя в полной безопасности. Мне вдруг показалось, что все будет хорошо, все еще можно исправить. Сердце Стаи вернулся, а он никогда не допустит, чтобы с нами что-нибудь случилось.
Обращаясь через мою голову к Чейду, Баррич сердито заявил:
– Вы только посмотрите на него! Я всегда знал, что тебе нельзя его доверить. Всегда знал!
А потом разразился хаос, со всех сторон на меня сыпались вопросы, а я стоял не шевелясь и не обращая на них внимания, думая только о том, что совсем не чувствую ног. И тут Баррич тихонько прошептал мне на ухо:
– Успокойся, приятель. Я приехал, чтобы забрать вас домой, тебя и моего Свифта. Тебе следовало вернуться много лет назад. И о чем ты только думал? И думал ли вообще?
– Мне нужно убить дракона, – сказал я ему. – Как можно быстрее. Если я прикончу дракона, она сохранит Шуту жизнь. Я должен отрубить Айсфиру голову, Баррич. Должен.
– Если должен, убьешь, – успокаивающе сказал он. – Но только не сейчас. – Затем, повернувшись к Свифту, заявил: – Хватит пялиться, парень. Найди сухую одежду и приготовь какой-нибудь еды и горячего чая. И побыстрее.
Я с благодарностью отдался в его надежные руки, которым всю жизнь доверял. Мы прошли мимо стражников, не сводивших с меня любопытных взглядов, к палатке принца, и у меня мгновенно отлегло от сердца, когда я увидел сонного Олуха, сидевшего на своем тюфяке. Выглядел он вполне прилично и даже обрадовался мне, но ровно до тех пор, пока не выяснилось, что ему придется уступить мне на ночь свою постель. Он ушел с Лонгвиком, и вид у него был очень недовольный.
Когда мы с Шутом свалились под снег, Олух тут же сообщил об этом Дьютифулу и Чейду, и Чейд отправил за ним Лонгвика и Кокла, чтобы они привели его назад. Он провел жуткую ночь, сидя в полном одиночестве на санях, и единственное, что его поддерживало, – это разговоры с Дьютифулом и Чейдом при помощи Силы. На следующий день появились Лонгвик и Кокл, но они не обнаружили никаких следов лорда Голдена и Тома Баджерлока – только снег, заполнившийся трещину.
Теряя сознание от холода и усталости, я сел на постель Чейда. Баррич разводил огонь в маленьком котелке и говорил со мной. Знакомый голос и интонации вернули меня в детство и принесли утешение. Некоторое время я просто слушал, не обращая внимания на слова, но вскоре сообразил, что Баррич докладывает мне о прошедших событиях, как когда-то это делал я.
Как только он принял решение, что должен вернуть домой меня и Свифта, он постарался, не теряя времени, до нас добраться. Ему очень, очень жаль, что он так долго не мог нас найти. Сама королева помогла ему нанять корабль, доставивший его на Аслевджал, но никто из команды не согласился сойти на берег. Тогда он попытался уговорить стражников Чейда проводить его в лагерь, но они категорически отказались – и были совершенно правы – оставить свою палатку и припасы, которые охраняли.
И потому он отправился искать нас сам, следуя по тропе, отмеченной флажками, оставленными Пиоттром. Он добрался до саней, на которых сидел Олух, почти одновременно с Лонгвиком и Коклом и только благодаря их крикам не свалился в ту же яму, что поглотила нас с Шутом. Как только им удалось обнаружить надежный проход, они все вместе вернулись в лагерь, где и сообщили новость о том, что Том Баджерлок и лорд Голден погибли. Чейд отвел Баррича в палатку принца и там рассказал, что эти имена принадлежат мне и Шуту. Баррич проделал долгий путь до Аслевджала, чтобы снова узнать о моей смерти. Его голос звучал спокойно, почти равнодушно, словно боль, которую он испытал, не имела никакого значения.
– Я рад, что они ошиблись. В который раз, – сказал он, растирая мои окоченевшие руки и ноги.
– Спасибо, – едва слышно ответил я, когда ко мне вернулась способность двигаться.
Мне нужно было столько всего ему сказать, но наедине. И потому я задал вопрос, который волновал меня сейчас больше всего:
– Как близко нам удалось подобраться к дракону?
Чейд сел рядом со мной на постели.
– Ближе, чем когда вы пропали, но все равно недостаточно, – с горечью ответил он. – Когда вы ушли, мы разделились. Сейчас стало еще хуже. Нас предали, Фитц. Человек, которому мы доверяли – Уэб, – отправил свою чайку в Удачный с письмом к торговцам, в котором все рассказал и просил их прислать сюда Тинталью, которая должна помешать нам убить Айсфира.
Я недоверчиво посмотрел на Дьютифула.
– И ты ему позволил?
Дьютифул опустился на край своей постели, и его темные глаза показались мне огромными и немного опухшими, словно он много плакал в последние дни. На его лице застыло незнакомое мне выражение. Мне было больно смотреть на мальчика.
– Он не спрашивал у меня разрешения, – с горечью проговорил Дьютифул. – Он сказал, что человек не должен спрашивать разрешения сделать то, что он считает правильным. – Принц вздохнул. – На самом деле за несколько дней, что тебя не было, случилось очень многое. Мы продолжали ломать лед и добрались до места, откуда уже можно разглядеть огромное, окутанное тенями тело. Мы поняли, что это туловище, и прорыли туннель к голове. Это оказалось непросто, но все равно легче, чем копать огромную яму вдоль всего тела.
Нам кажется, что сейчас мы видим голову и часть шеи дракона. Но чем ближе мы к нему подбирались, тем больше в Одаренных крепла уверенность, что мы не имеем права убивать такое могущественное создание, что Айсфир разумное живое существо, хотя никто из нас не чувствовал его присутствия постоянно. Мои друзья, обладатели Древней Крови, работают вместе с нами, но я боюсь, что они объединятся с представителями Хетгарда, если я попытаюсь убить Айсфира. – Он отвернулся от меня, словно ему стало стыдно, что его доверие обмануто. – Сегодня вечером, перед тем как ты появился в лагере, Уэб признался мне, что послал Рииск в Удачный. Разговор получился очень неприятным, – тихо добавил он.
Мои надежды на то, что мне удастся быстро расправиться с драконом, исчезли. Мне потребовалось вспомнить все уроки Чейда, чтобы заставить себя рассказать, что с нами произошло. Когда я дошел до того места, где мы оставили Хеста и Риддла в подземной темнице, мне вдруг стало стыдно. Потом я поведал им о судьбе Шута и повторил его слова о том, что Бледная Женщина держит у себя мать и сестру нарчески. Принц покачнулся на своей кровати и сказал: