Переписывалась я со всеми по-португальски. Получив мое первое письмо, Фернандо Намора тут же незамедлительно мне ответил в своем, что приятно удивлен «флюэнсией» моего португальского даже в письме. Это было, как я поняла, наивысшей похвалой моему перу. Мне же, в свою очередь, в своих ответных письмах частенько приходилось смирять писательскую зависть к тому или другому собрату по профессии, произведения которого издавались (как кому-то из них казалось) много чаще, чем его, объясняя, что во всех случаях при составлении издательского плана я руководствовалась интересами русского читателя.
Много позже, где-то в начале 2002 года, меня в моем доме посетили первый секретарь посольства Португалии (она же советник по культуре) Анна София Карвальоза и Фатима Пиньейро, представительница Института Камоэнса, желая воочию увидеть все изданные в издательстве «Художественная литература» португальские книги. А увидев их: отдельные издания, двухтомники, собрания сочинений и художественно иллюстрированные издания, например, «Сказки и легенды Португалии», и поэзию Луиса де Камоэнса (XVI в.), Мануэла Марии Барбоза ду Бокаже (XVIII в.), Фернандо Пессоа (XX в.), сборники «Лузитанская лира», «Португальская поэзия XX века», двуязычный двухтомник «Поэзия Европы XIX–XX вв.», а также пачки писательских писем, которых оказалось более двухсот, — они были потрясены всем тем, что было сделано мною и издательством «Художественная литература» в советское время.
В постсоветское время я, уйдя в 1989 году на вольные хлеба, сотрудничала как переводчик с португальского с издательствами «Локид», «Олма-Пресс», «Аграф», «Б.С.Г.-Пресс» и «АСТ», где у меня вышли произведения Жоржи Амаду, Жозе Родригеса Мигейса, Вержилио Феррейры и всю жизнь любимого Эсы де Кейроша.
Сегодня я почти не получаю писем из Португалии. Большинства работавших со мной писателей уже давно нет в живых. Это так! Но они продолжают жить в своих книгах, стоящих на полках Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М. И. Рудомино и российских читателей, включая, естественно, и меня.
XXVI
В мае 1979 года я должна была поехать в Испанию, но теперь от «Общества дружбы СССР — Испания».
И директор издательства Валентин Осипов, взяв в руки мою характеристику, предназначенную для подачи в райком партии, через который проходили все выезжавшие за рубеж, даже беспартийные, взвился на дыбы и заявил:
— Что же это вы то в Португалию, то в Испанию, не слишком ли много?
— Я же беру дни в счет очередного отпуска, — ответила я «хозяину» (не иначе) издательства «Художественная литература», вверенного ему государством.
— Не подпишу! — сказал он четко и твердо. — Я тоже хочу в Испанию!
— Идите к парторгу, — продолжил он. (И это при том, что я не член партии!)
Я пошла.
— Лиля, на носу выборы, — сказала парторг на полном серьезе и даже с озабоченным видом, — в местные органы власти. Идет агитационная кампания. Вы же — агитатор. Вы должны обойти квартиры своих избирателей…
— Они не мои избиратели, я никуда не баллотируюсь. И агитаторов из нас, беспартийных, делаете вы, партийные, вынуждая нас ходить по коммунальным квартирам и выслушивать жалобы жильцов, что у них текут батареи, не работает канализация и что они не придут на выборы, если все это им не починят. А им действительно не починят, их надо просто переселять из этих подвалов, и все! Не в моих правилах обещать то, что не в моих силах исправить. И вообще, я считаю, что каждый должен заниматься своим делом.
Все это я сказала парторгу и директору.
— Тогда мы (уже мы!) не подпишем вам характеристику для райкома партии.
— Ну, если не подпишете, тогда я немедленно еду к зампреду Комитета по печати Небензе.
С Небензей я была знакома по моей поездке в Португалию на стажировку.
— Ну-у-у, поезжайте, — несколько неуверенным тоном сказал мне директор Валентин Осипов.
И я поехала. Небеньзя меня выслушал, посмеялся и сказал:
— Поезжайте, Лилиана Эдуардовна, в издательство, все будет в порядке.
Когда я вернулась в издательство и вошла в редакцию, на моем столе уже лежала характеристика, подписанная издательской тройкой. Ничего не скажешь: Небензя умел управлять подведомственными ему организациями.
И я поехала в Испанию. Мадрид, Толедо, Ла-Манча, Сьюдад Реаль, Альбасете, Аликанте, Валенсия, Террагона, Барселона.
Группа, состоявшая из представителей интеллигенции Грузинской, Латвийской, Белорусской ССР и Карельской АССР, Москвы и Ленинграда (в те годы это был так называемый «деловой туризм»), была профессионально разнообразной и человечески приятной. Это были врачи, преподаватели университетов, юристы, искусствоведы и даже (надо же!) священнослужитель из Петрозаводска. Да, да, и это по тем-то советским временам. Молодой, представительный, красивый человек был одет в повседневную одежду.
Кто-то из группы сказал, что он — главное действующее лицо в нашей поездке. Как говорится, гвоздь программы! И как только мы приедем туда, где будут проходить его встречи со священнослужителями и прихожанами церкви, он облачится в рясу и все остальное, приличествующее данному случаю.
Так вот, самолет, на котором мы летели в Испанию, благополучно приземлился на испанской земле.
— Мадрид! Мадрид! Мадрид! — кричали мы все и хлопали в ладоши, как дети.
Здесь, в этом красивом, шумном и кипящем жизнью городе, мы были прекрасно устроены и вкусно (относительно, конечно) накормлены. Относительность касается такого кушанья, как паэлья (пилав), которое я называла рисовым кошмаром. Его специфический запах даров моря я переносила с трудом и, поглядывая на нашего шофера, который заказывал себе мясо с картошкой и много-много зелени, просила официанта принести мне такое же блюдо, как и шоферу, что чуть позже, в Барселоне, спасло меня от отравления. Кроме того, здесь, в Мадриде, мы при желании могли, воспользовавшись городским транспортом, через две-три остановки оказаться в центре города на Пуэрта дель Соль. Правда, каждое утро после завтрака нас возил по городу предоставленный автобус с водителем, с которым я тут же вступила в контакт, произнеся несколько испанских фраз с португальским акцентом, после чего он наотрез отказался признавать меня русской и всю дорогу обращался ко мне не иначе, как «эта португалка».
Так вот, каждый день с утра мы ехали то к Королевскому дворцу, то в парк «Ретиро», то на Пласа Майор, то в музей «Прадо».
Хорошо зная, что в поездке по Испании на меня как на испанистку никакой ставки не было и не будет, я честно отдыхала, познавая окружающий меня испанский мир во всех его проявлениях, и была весьма довольна собой даже тогда, когда, помогая проживавшей со мной в номере женщине-хирургу купить в одном из мадридских обувных магазинов туфли (правда, сорокового размера), натолкнулась на грубость испанского продавца: «Наши испанские женщины, — сказал он, — таких размеров не имеют!»
«А у нас в СССР, — ответила я ему на чистом испанском без португальского акцента, — имеют и работают хирургами, оперирующими вас, мужчин». — И попросила его впредь быть вежливее с гостями города, чем явно его смутила.
Из Мадрида мы двинулись в Толедо все на том же прекрасном автобусе, оснащенном уже тогда, как теперь у нас говорят, аудио-видеоаппаратурой, под мечтательную музыку Сарасате[45] и гитару Сеговии[46].
Теперь по правую сторону шоссе (я всегда сажусь на сиденье справа) навстречу мне со скоростью нашего автобуса неслись огромные черные рекламные быки, завораживавшие меня красным отблеском своих больших стеклянных глаз. А чуть дальше от шоссе, на мелькавших за окнами полях, то и дело возникали оливковые рощи и какие-то отдельные строения. Однообразность местности нет-нет да навевала сон, и я задремывала.
И вдруг на семидесятом километре пути от Мадрида на неожиданно возникшей скалистой местности, явно бросающей вызов равнине, стал вырастать стремящийся к небу древний город-крепость Толедо. Окруженный, точно рвом, бурными водами реки Тахо, город разрешал войти в него только через ворота по переброшенным высоким каменным мостам. А там, за воротами, среди зелени тополиных ветвей, цветущего миндаля и обычных для этих мест оливковых деревьев высились красавец кафедральный собор, церковь де Сан Хуан де лос Рейос и высвечивались белые толедские виллы городских и сельских жителей.
Надо же! Я увидела те самые толедские виллы! А ведь в издательстве незадолго до отъезда мной был сдан в производство роман «Толедские виллы» испанского классика XVII века Тирсо де Молины, перевод которого я редактировала, даже не мечтая, что когда-нибудь их увижу воочию. (Для переводчика и редактора это очень, очень важно!)
Да, согласно мнению испанских историков, Толедо — самый испанский город из всех городов Испании, и побывать в нем просто необходимо, даже если у тебя всего два дня пребывания в стране.
Почему-то мне кажется, что в Толедо мы приехали к вечеру (а может, потому, что здесь красного цвета земля и свинцовое небо, и это придает городу мертвенную бледность), но, где ужинали, ночевали, а потом завтракали, хоть убей, не помню. Зато прекрасно помню дом и музей Эль Греко, его мастерскую с портретом святого Петра на мольберте и картину «Похороны графа Оргаса», и невероятно красивый женский портрет, написанный для картины «Святое семейство», который всегда был (естественно, в репродукции) у мужа в мастерской на виду. Ну и, конечно, невозможно забыть весь дышащий древностью город с его собором, солнечными воротами, узенькими улочками и маленькими лавочками с манящим нас, женщин, названием «Золото Толедо».
Вот в такой лавочке я и купила себе в 1979 году маленький нагрудный золотой кошелек на цепочке, который с тех пор ношу, удивляя всех и каждого чем-то никогда не виденным.
Время в поездке по Испании бежало быстро. И вот мы, распрощавшись с Толедо, уже держали путь в края Дон-Кихота Ламанчского, включающие провинцию города Сьюдад Реаль, большую часть Альбасете, Толедо и Куэнку.