Первым рекомендацию в Союз писателей мне дал Николай Михайлович Любимов, который меня в глаза и за глаза называл не иначе, как Екатериной Третьей. Он дарил мне свои книги с такими надписями: «Дорогой и очаровательной Лиле с пожеланиями удач, успехов и радостей». Н. Любимов. Москва, 1978 г. «Перевод — искусство». «Дорогой Лиле с пожеланием здоровья и благополучия». Н. Любимов, Москва, июль (мой день рождения), 1983 г. «Былое лето».
Вторую рекомендацию в Союз писателей мне дал замечательный поэт и милый, открытый (во всяком случае, со мной) человек Юрий Левитанский.
В его книгу «Избранное», вышедшую в нашем издательстве в 1982 году в редакции «Советская литература», в раздел «Близкие ритмы» вошли и переводы с португальского, над которыми мы с ним работали в нашей редакции, когда в 1974 году выходил в свет сборник «Португальская поэзия XX века». Именно в этом сборнике в переводе Левитанского в СССР впервые были опубликованы стихи Фернандо Пессоа, крупнейшего поэта не только Португалии, но и всей Европы первой половины XX века. По решению ЮНЕСКО в 1988 году вся Европа отмечала столетие со дня рождения этого великого поэта.
Из литературоведов рекомендацию в Союз писателей дала мне Инна Артуровна Тертерян. Большего я и желать не могла.
В итоге 23 ноября 1988 года я получила билет члена Союза писателей СССР.
Надо сказать, что восьмидесятые годы были для меня как для редактора очень плодотворными. В свет вышли двуязычный сборник «Поэзия Европы XIX и XX вв.» (португальская часть XX века была сделана мной) и иллюстрированное издание «Сказки и легенды Португалии» (здесь я выступила не только как редактор, но и как переводчик) и одновременно «Мифы, сказки и легенды Бразилии». Потом «Лирика» величайшего поэта Португалии XVI века Луиса де Камоэнса и «Лузитанская лира». И «Лирика» великого зодчего слова конца XVIII века Мануэла Марии Барбоза ду Бокаже, в творчестве которого (как пишет португальская критика) искусство португальского стихосложения достигло своего апогея. Потом вышли «Новеллы» классика португальской литературы XIX века Эсы де Кейроша, чуть позже — Собрание сочинений Эсы де Кейроша в двух томах, а также двухтомники писателей XX века Фернандо Наморы и всем известного у нас в стране бразильского писателя Жоржи Амаду.
И вот, когда я, уже будучи членом Союза писателей, в 1989 году решила уйти из издательства и заняться только переводом, его директор Георгий Андреевич Анджапаридзе заключил со мной сразу три договора. Первый — на редактуру романа «Шестой остров» автора Чаварриа (перевод с испанского), второй — на переиздание романа «Яма слепых» (в моем переводе) классика португальской литературы Алвеса Редола и третий — на перевод романа Виторино Немезио «Непогода в проливе». Все три книги успешно вышли в свет в серии «Зарубежный роман XX века» в 1990 году.
Как сейчас помню Москву середины девяностых, когда город просто замирал у экранов телевизоров, следя за судьбой страдалицы рабыни Изауры, героини нескончаемого бразильского сериала, сделанного по роману бразильского классика конца XVIII века Бернардо Гимараэнса. И 1еоргий Андреевич Анджапаридзе, у которого уже тогда пульсировала коммерческая жилка, попытался склонить меня к переводу именно этого романа:
«Вы только представьте себе, Лилиана Эдуардовна, в какие тысячи вам обернется этот перевод, а издательство просто обогатится — ведь читатель книгу расхватает мгновенно. Найдите в Библиотеке иностранной литературы книгу и посмотрите ее на предмет перевода… А Виторино Немезио переведете позже».
Отказаться найти книгу во ВГБИЛе и посмотреть ее я не сочла возможным. Но когда взяла ее, тонюсенькую, в руки и полистала, мне стало абсолютно ясно, что переводить ее бессмысленно: издательство не только не обогатится, но и понесет убытки, а моя репутация достойного переводчика явно пострадает! Ведь из крошечного романа (если вообще его можно назвать романом) бразильский сценарист создал чуть ли не эпопею.
«Нет, Георгий Андреевич, лично я за перевод «Рабыни Изауры» не возьмусь, а продолжу переводить роман Виторино Немезио «Непогода в проливе».
Однако народ нашего демократического государства требовал «Рабыню Изауру». И очень скоро на книжных развалах у выходов из метро и у входов в кинотеатры появилась столь полюбившаяся в перестроечные времена кинематографическая версия любовной истории. А позже — и все прочие кинематографические любовные истории населения Латинской Америки.
Кто на этом обогатился? А кто обнищал духом? Об этом страна узнала много позже.
XXVIII
После долгого молчания Жорж снова позвонил мне и сказал, что у моего племянника не очень-то получается сменить материнскую фамилию на отцовскую.
— Оказывается, ваш брат, Лилиана, какое-то время был с женой в разводе.
— Ах да, действительно, — ответила я, — они даже жили в разных городах: она — в Москве, а он — под Севастополем. Но потом вроде бы поженились снова. Честное слово, Жорж, я не следила за регистрацией актов гражданского состояния этой семьи, — продолжила я, начиная раздражаться. — И потом, какое мне дело, поженились они снова или нет?! Ни на первой их свадьбе, ни на второй я не была. Да и мама тоже! Не приглашали! А вас-то, Жорж, почему все это так волнует?
«Похоже, взятые у меня Жоржем бумаги об отце не помогли племяннику в его желании сменить фамилию», — подумала я.
— Да, дело в том, Лилиана, что, женившись второй раз на своей собственной жене, ваш брат, как сказали в ЗАГСе, должен был усыновить своего сына, вашего племянника. А он этого не сделал, и теперь ваш племянник — не сын своего отца, а сын того, чью фамилию он носит.
— Прекрасно, Жорж, прекрасно. Значит, он сын своего деда по материнской линии и брат своей матери?! А знаете, меня радует, когда тот, кто ничем ни брезгует и все делает по расчету, остается в проигрыше. Однако вот какая штука: при том, что мой племянник, как получается, не сын своего отца, а сын того, чью фамилию носит, а следовательно, и не мой племянник и не внук моего отца, он, при всем этом, как написал мне в письме ссылающийся на вас ганноверский Бернхард фон Бреверн, который теперь после смерти Олафа возглавляет нашу большую семью Бревернов, старается (очень старается! — подчеркнул Бернхард) найти документированные доказательства происхождения моего отца, моего деда и даже моего прадеда. Как это? Ведь племянник мой совсем недавно сказал мне, что ничего не знает даже о своем деде — моем отце! Не знает ни когда тот умер, ну и, естественно, ни где тот похоронен. Но оставим это, Жорж! Когда собираетесь в Москву?
— Пока не собираюсь. Уж очень неприятный — как это вы, русские, говорите — осадок остался у меня от моего последнего визита.
— Но почему осадок?! Подумаешь, проверили, кто вы такой, и все!
— Все-то все, но…
— Тогда куда держите путь теперь и где побывали за последнее время? — уже не без ехидства спросила я.
— Был в Азербайджане, собираюсь на Украину.
— Значит, из горячей точки в горячую же?! Что вас туда влечет, Жорж, или кто вас туда посылает и зачем?
— Дела посылают, Лилиана, дела фирмы, на которую я работаю. Однако, пора кончать беседу. Начальство пришло. Звоню из офиса. Всего наилучшего.
В трубке послышались короткие гудки. Я даже не успела попрощаться. Какое-то время раздражение от разговора с Жоржем не только не утихало, а, наоборот, нарастало, вынуждая припоминать его прежние недомолвки или отказы от ранее сказанного, уж не в расчете ли на мою старческую память?
Память у меня, Жорж, в моем возрасте отменная. Она меня ни разу не подводила. И ваши последние слова, сказанные по телефону в спешке, что из одной горячей точки в другую вас посылают дела, долго не шли у меня из головы.
«Да, да, конечно, дела Consultant en Ressources Humaines. Но какие? Самое ли подходящее время заниматься сегодня подбором работников для фармацевтических фирм Франции в бывших республиках Советского Союза, особенно в тех, где сейчас идут цветные революции? А может, как раз сегодня — это самое оно: ловить рыбку в мутной воде? Кто вы, Жорж де Бреверн?! И почему вы де Бреверн, а не фон Бреверн? Ах, да! Конечно, вы родились в Париже в 1943 году в семье эмигрантов. Однако, в том же Париже в то же время проживал некий мсье Жорж фон Бреверн, о существовании которого я узнала еще в 1977 году, когда вам, Жорж де Бреверн, было всего 34 года 268
Так вот, как узнала я из достоверных источников, мсье Жорж фон Бреверн, проживая в 1977 году в Париже по адресу 84 Фобур Сент-Оноре (8), был весьма уважаемым человеком и состоял членом престижного парижского аристократического клуба, в котором хоть изредка, но все-таки появлялся.
Собираясь в 1991 году в Париж, я написала ему письмо в надежде на встречу, но ответа не получила. «Скорее всего его, Жоржа фон Бреверна, уже не было в живых, как и не оказалось много позже в книге Олафа фон Бреверна «Семья фон Бреверн» — кстати, как и нас, московских Бревернов, которых, правда, от западного мира отделял железный занавес», — думала я, садясь за письменный стол и, по обыкновению, принимаясь перечитывать переведенный вчера кусок романа Эсы де Кейроша «Город и горы», который тут же (и слава богу) унес меня в век девятнадцатый.
— Все в порядке, сеньор! Животных сейчас приведут. Не удалось только раздобыть седло для вашей лошади, сеньор Жасинто.
То был носильщик Пимента, добрый малый, который принес нам пару разрозненных и заржавленных шпор. Правда, совсем скоро в овраге появился и ослик с привязанным к спине вьючным седлом, и лошадь серой масти, и подросток с охотничьей собакой. Мы дружески пожали потную руку Пименты и стали подниматься по дороге, которая с тех давних времен, когда ее попирали тяжелые, кованые сапоги Жасинто четырнадцатого века, не стала ни гладкой, ни менее крутой. Когда же мы миновали шаткий деревянный мостик, мой Жасинто вдруг неожиданно обнаружившимся у него острым хозяйским глазом отметил, сколь отягчены были плодами оливковые деревья. И совсем скоро ни с чем не сравнимая красота благословенной Сьерры заставила нас забыть о всех треволнениях.