[3]. Летописец Матвей Парижский оценивал земельные владения ордена на 1291 г. в 9 тыс. мануариев[4]. К 1307 г. орден имел уже 10 500 мануариев, несмотря на то что в это время тамплиеры потеряли все владения на Востоке.
Потеря Сирии и Палестины.Тамплиеры перебираются в Европу
В то время как «благочестивые рыцари" накапливали богатства, дела крестоносцев на Востоке шли все хуже и хуже. В 1144 г. мусульмане овладели Эдессой, одним из важнейших опорных пунктов, прикрывавших Иерусалимское королевство с севера. Второй крестовый поход (1147 — 1149) оказался неудачным. Спустя сорок лет великий полководец Саладин нанес крестоносцам сокрушительное поражение в сражении при Тивериаде, после чего почти без боя овладел Иерусалимом (1187). Это был удар, от которого крестоносцы уже не смогли оправиться, и последующие походы, продолжавшиеся до 1270 г., фактически были безрезультатными. В 1291 г. европейцы вынуждены были оставить последнюю крепость — город Акру, и те, кто сумел уцелеть, поспешили убраться восвояси.
В их числе оказались и тамплиеры. Следует заметить, что к этому времени рыцари храма уже сильно скомпрометировали себя. По мере роста их могущества и богатства они становились все более жадными, грубыми и заносчивыми. Относясь с презрением к остальным крестоносцам, они вели жестокую и почти непрерывную борьбу с другими рыцарскими орденами. Но особенно «прославились» они своей политикой, проводимой по отношению к мусульманам, с которыми храмовники вступали в переговоры, по мнению многих, весьма двусмысленные. Во всяком случае, поведение рыцарей под Дамаском в 1148 г., а затем при Тивериаде в 1187 г. смахивало на прямую измену. Замечали, что многие из тамплиеров находились в деловых отношениях с «неверными» и ценой предательства заключали весьма выгодные сделки. Говорили также, что при этом иные храмовники «заражались» нехристианскими верованиями, а иные и вообще теряли веру...
Потеря Сирии и Палестины не слишком огорчила «благочестивых братьев». К этому времени они успели полностью забыть как цели, ради которых некогда объединились, так и свой первоначальный устав, обязывавший их жить бедно, скромно, целомудренно. Богатства, многократно приумноженные прямым грабежом и выгодными сделками, нуждались в достойном размещении. Тамплиеры перенесли свою деятельность целиком в европейские «провинции», и прежде всего во Францию.
Переселясь из Святой земли в Европу, «братья» устраивались в разных государствах по-разному. Кое- где, например в Португалии, вопреки булле Александра III, они сразу же попали в сильную зависимость от центральной власти. Во Франции все обстояло иначе: рыцари храма сумели присвоить не только обширные земли, но и суверенные права. Ссылаясь на ту же буллу, запрещавшую членам ордена становиться вассалами других лиц и организаций, тамплиеры стремились превратить свои земли во Франции в совершенно независимые владения. С властями было заключено полюбовное соглашение: право суда над тамплиерами, жившими в столице, сохранялось за королем; все же владения ордена за пределами городских стен — а это были основные владения храмовников, включавшие в себя и дворец Тампль, их организационный центр,— юридически оставались независимыми, и королевская администрация лишалась права не только вмешиваться в их дела, но даже собирать с них обычные налоги. Тогда-то орден, спокойный за свое положение, и смог пуститься в финансовые операции, став первым ростовщиком Франции: используя свои колоссальные богатства, тамплиеры действовали настолько успешно, что затмили ломбардских банкиров, в былые времена не знавших соперников.
Впрочем, оставим на время рыцарей храма и поговорим о стране, в которой они поселились, и об их новых хозяевах.
Франция XII — XIII вв.Деятельность и роль Капетингов
Средневековая Франция была классической страной феодализма, и вместе с тем именно здесь отчетливо прослеживается движение от феодальной раздробленности к феодальной централизованности, в чем немалую роль сыграли короли из династии Капетингов. Союз королевской власти с городами, сложившийся во Франции в конце XII в. в период царствования Филиппа II Августа (1180 — 1223), окреп при короле-реформаторе Людовике IX (1226—1270) и принес существенные плоды при Филиппе IV Красивом (1285 — 1314). С помощью этого союза французские короли сумели осилить своих грозных вассалов, нанесли не один удар традиционным врагам Франции — английским королям и увеличили территорию своих владений. Вместе с тем союз этот был в равной мере выгоден и горожанам, поскольку он облегчал их борьбу с феодалами, содействовал развитию ремесел и торговли, закладывая основы того единого внутреннего рынка, который в полной мере проявил себя позднее.
Наряду с горожанами королевскую власть поддерживали мелкие рыцари и в какой-то мере церковь. Но позиции церкви были весьма противоречивыми. Епископы и аббаты несомненно были заинтересованы в укреплении централизованного государства, поскольку сильная власть стремилась положить предел разорительным ф еодальным войнам и народным восстаниям. Однако князья церкви в гораздо большей степени стремились к усилению собственной власти, нежели власти светского монарха. Римские папы, кардиналы и архиепископы утверждали, что церковная власть выше светской, что всякий светский государь обязан подчиняться своему духовному пастырю. На этой почве в XI — XII вв. разгорелась ожесточенная и кровопролитная борьба между палами и императорами «Священной Римской империю". Совсем не просто, как станет ясно из последующего, складывались отношения государственной власти с церковью и во Франции. Здесь короли Капетинги могли полагаться лишь на ограниченное число епископов и аббатов, заседавших в Генеральных штатах.
Генеральные штаты
По мере того как королевская власть одерживала победы над феодальной анархией, она все более стремилась к организации устойчивого учреждения, которое служило бы ей опорой и помогало наиболее быстро ликвидировать внутренние и внешние затруднения. Старый феодальный совет[5] для этого не годился. Необходимо было легально привлечь к управлению те общественные слои, в поддержке которых нуждалась монархия. С другой стороны, и сами эти слои были весьма заинтересованы законно оформить свои отношения с монархией. Все это и привело к образованию во Франции Генеральных штатов.
Генеральные штаты были сословно-представительным органом. Они состояли из делегатов трех сословий, причем каждое сословие заседало отдельно, образуя как бы особую палату. Первым сословием считалось духовенство, вторым — дворянство, представленное в штатах преимущественно мелкими рыцарями. В палату третьего сословия входили лидеры городской верхушки, избираемые патрициатом наиболее крупных центров. Все три палаты имели чисто совещательные права: они не издавали законов, а вопросы, подлежавшие их обсуждению, равно как и сроки созыва палат, целиком зависели от воли монарха. Штаты должны были не ограничивать королевскую власть, а, скорее, служить ей опорой. Порожденные новой социальной ситуацией, они явились как бы правовым оформлением растущего влияния третьего сословия и укрепляли союз королевской власти с городами.
Пройдет время, изменятся значение и роль монархии, и те же Генеральные штаты устами представителей третьего сословия заявят гневный протест против злоупотреблений и гнета абсолютизма. Но это случится много позднее, в 1789 г., накануне Великой французской революции, которая превратит средневековый сословно-представительный орган в Национальное собрание Франции. Пока же это учреждение действовало рука об руку с монархией. И это единство с особенной яркостью проявилось в правление Филиппа IV Красивого, короля, впервые созвавшего Генеральные штаты и сумевшего опереться на их авторитет.
Филипп IV Красивый
Поскольку человек этот — главное действующее лицо трагедии, о которой здесь будет поведано, о нем следует рассказать подробнее.
Прежде всего, предвидя неизбежный вопрос читателя, заметим: он действительно был красив. Флорентийский летописец Джованни Виллани утверждает, что Филипп IV был «самым красивым королем в мире». Даже смертельный враг короля не может не сказать, что его душа была заключена «в оболочку античной статуи». Филипп был предупредителен с дамами, не выносил грубости и краснел при неприличных разговорах.
Вместе с тем этого «необыкновенно кроткого и скромного» человека, как выразился летописец, современники прозвали... «железным королем»; он с защитной легкостью шел на такие поступки, которые и много столетий спустя повергают в трепет.
По-видимому, король обладал тем свойством, которое позднее прославит его дальнего родственника Людовика XI: он прекрасно скрывал свои мысли и чувства, не обнаруживая их на людях. Приветливый и ровный со всеми, никогда не повышавший голоса в разговоре, он схватывал и запоминал каждую мелочь, чтобы в нужное время пустить ее в ход. Отличаясь решительным характером, строгостью, доходившей подчас до жестокости, он умел камуфлировать свою суть любезной улыбкой и деликатным обхождением. И еще одно качество было свойственно Филиппу IV: будучи наделен проницательностью и тонким чутьем, он умел выбирать себе в помощники людей сведущих и надежных.
Легисты и их роль
Уже со времени Филиппа Августа французские монархи усвоили обычай приближать к себе не крупных феодалов, а людей не знатных, но знающих. Это были, как правило, питомцы университетов, доктора и магистры, специалисты по римскому праву. Их называли легистами[6].
При дворе Филиппа IV постоянно находилось несколько таких знатоков. Они консультировали короля по любым правовым вопросам и умели подыскать юридические аргументы в поддержку любых его притязаний. К числу этих легистов принадлежали Гийом Ногаре, Пьер Флотт и Гийом Плазиан. Особенно выделялся Ногаре, который стал в буквальном смысле слова alter ego Филиппа.