– Завтра, как только мы найдем Би, я буду по-своему «милосерден» с Четырьмя, – заверил я.
Он не нашел в себе сил улыбнуться моему хвастливому обещанию.
– Боюсь, мы не сможем застать их врасплох. В их распоряжении множество снов и сновидцев, они подскажут Четырем, что мы задумали. И я боюсь, что они уже ждут меня, чтобы снова посадить в ту тюрьму и продолжить то, что начали. – Он спрятал лицо в ладонях, и дальше голос его доносился глухо, сквозь перчатку. – Они считают меня предателем, – словно по секрету сказал Шут. – И ненавидят меня сильнее всего именно за это, а не за все то, что я сделал. Я не боюсь, что меня схватят и убьют, Фитц. Я боюсь, что меня схватят, но так и не убьют.
Я увидел в этом не страх, но отвагу. Невзирая на весь ужас, он решился вернуться в Клеррес и еще раз потягаться силой с его властителями. Я взял его за запястья и заставил оторвать ладони от лица. Время поговорить начистоту.
– Шут, я знаю, что ты видел во сне. Не только то, что ты рассказал, а все до конца. И я понимаю твой выбор.
Он жалобно посмотрел на меня.
– Мне сказал Совершенный.
Шут осторожно высвободил руки:
– Надо было догадаться, что он может заглядывать в мои сны. Но я все равно удивлен, что он рассказал тебе.
– Думаю, он сделал это потому, что беспокоится за тебя. Он ведь очень любит тебя, в этом я убедился в первый же день.
– Он действительно рассказал тебе все?
– Он рассказал мне достаточно, Шут. И ты прав. Если придется выбирать, кому из нас умереть, я хочу, чтобы ты остался в живых. Я не был хорошим отцом для Би. Думаю, из тебя выйдет лучший родитель. А Риддл и Неттл тебе помогут. А Дьютифул позаботится, чтобы у тебя было достаточно денег для поддержания Ивового…
Он хрипло рассмеялся:
– Ох, Фитц! Выбор-то не в этом! Мне приходится выбирать не между моей и твоей жизнью. – Шут умолк, потом спросил сдавленным голосом: – А ты что, правда думал, что я поставлю свою жизнь выше твоей?
Фитц… Нет. Сны даже не предоставляют мне такого выбора. Это всего лишь два пути, по которым может пойти будущее. – Его голос зазвенел от напряжения: – На одном Разрушитель умирает, а Нежданный Сын остается жить. На другом гибнет Нежданный Сын. Поэтому если мне придется выбирать, делать или не делать что-то, – пока не знаю что и надеюсь, что выбирать не придется, – но если будет нужно, я выберу тот путь, на котором Би будет жить. Би – вот кого я буду защищать любой ценой. – Его голос надломился, и он умолк. Слепые глаза Шута наполнились слезами.
– Ну конечно. Я бы и сам выбрал то же самое.
– Я знаю, но мне все равно не хочется становиться перед этим выбором.
Раздался стук в дверь, и Шут поспешно вытер слезы рукавом.
– Простите, что так долго. Пришлось ждать, пока вода закипит, – сказала Спарк, бочком входя в каюту с нагруженным подносом.
Отодвинув одежду, она поставила свою ношу на койку.
– У нас осталось не так много чаев из Кельсингры. Который вам заварить?
Шут улыбнулся. Спарк заметила, что лицо у него заплаканное, и с упреком посмотрела на меня.
– У меня есть с собой чай из Оленьего замка, – ответил он. – Я берег его, но сегодня, пожалуй, можно себя побаловать. Там мята перечная и курчавая из Женского сада и мелко потертый и высушенный имбирный корень, а еще капелька бузины.
– Пейшенс заваривала мне такой чай, – сказал я.
Шут улыбнулся. Он пошарил среди своих вещей и нашел крохотный кожаный кисетик.
– Это Баррич сказал мне, какие травы надо брать. Тут как раз хватит на одну заварку. Высыпь в чайник. – Он передал кисет Спарк, и та вытряхнула содержимое.
Пока чай настаивался, каюту наполнил аромат дома, простых забот и простых радостей. Спарк налила нам по чашке, и мы выпили вместе, словно завтра нам не нужно было идти на верную смерть. Запах навеял воспоминания, и Шут рассказал девочке пару историй о том, какова была жизнь в Оленьем замке в старые времена. Он рассказывал о том, как он любил короля Шрюда, и о том, как мы с Хендсом проказничали в конюшнях. О садовнице Гаррете, которая была тайно в Шута влюблена, и о том, какой прекрасный хлеб пекла Сара. О Кузнечике и имбирных пряниках и о том, как пахло в Женском саду, когда летнее солнце согревало лаванду.
Спарк слушала, сидя на койке и привалившись к стене. Шут говорил с закрытыми глазами. Когда его голос перешел в сонное бормотание, я тихо вышел, постаравшись не хлопнуть дверью. Отыскав свой гамак между гамаками Пера и Ланта, я лег в него и, к собственному изумлению, тут же провалился в сон.
Глава 27Перо в клинок
Почтенные торговцы Клифтон, Анрозен и Беллиди!
С глубочайшими извинениями сообщаем, что не сможем выполнить обязательства перед вами. Наш живой корабль, Кендри, стал неуправляемым и представляет угрозу не только для собственного капитана и команды, но и для всех кораблей поблизости. Дважды он намеренно набирал воду, чтобы испортить груз. Он противится рулю и нарочно кренится.
Посему ради безопасности и защиты нашей команды, а также ваших грузов мы вынуждены расторгнуть наше соглашение. Вы вправе предъявить нам иск в связи с этим решением. Однако, если вы пожелаете, можете воспользоваться нашим уговором со старинным и почтенным семейством Тенира, владеющим живым кораблем Офелия. Без дополнительной платы они готовы доставить ваш груз по назначению. Надеюсь, вы согласитесь, что так будет лучше для всех.
С глубочайшим уважением,
Солнце ползло по небу. Вот его лучи проникли сквозь прутья моей клетки и легли на пол длинными полосами. Хотелось есть, но время вечерней раздачи еды, должно быть, уже миновало. Я пыталась осмыслить, что же произошло со мной за день. Возможно, завтра Капра придет за мной и продолжит расспросы. Если я не стану ничего скрывать, поселит ли она меня в хорошеньком белом домике, даст ли чистую одежду, станет ли хорошо кормить? А если да, что будет дальше? Я не могла представить, что останусь здесь до конца своих дней. Но и возвращение домой представить не могла. Единственное, что казалось мне возможным, – это что кто-то из Четырех осерчает на меня и велит побить. Или убить. Или сначала побить, потом убить.
Или сбудутся сны о том, что я могла бы сделать. При мысли об этом меня пробрал озноб, хотя вечер был еще теплым.
Пришла тюремщица и зажгла лампы. Запахло соснами, лесом. Как хочется в лес! Как хочется куда угодно, лишь бы подальше от этих людей! Я стащила тюфяк на пол, но сон не шел. Прутья решетки отбрасывали изменчивые тени. Приподняв голову, я посмотрела на светильник: его фитиль еле теплился. Потом мигнул и погас. Теперь в мою темницу падал только свет лампы дальше по проходу. Мир поглотили черные и серые тона.
Я услышала, как заворочался черный человек за стенкой.
– Уже сегодня ночью, да? Так скоро…
Непонятно было, говорит ли он со мной или с самим собой. Я ждала.
– Малышка… Би… тебе снятся сны?
Кому я могу доверять? Никому? Кто заслуживает услышать от меня правду? Нет. Довериться кому-нибудь слишком опасно.
– Конечно. Всем снятся.
– Да. Но не всем снятся такие сны, как нам.
– А какие сны вам снятся?
– Картинки. Символы. Подсказки и знаки, стихи и шарады. Вот такие, например:
Серебряный корабль, пестрая птица – что же пробудится?
Один станет двумя и двое – одним, прежде чем свершится.
Меня пробила дрожь. Я слышала этот стишок во сне, когда болела, вскоре после того, как Двалия похитила меня. И я никому его не читала. Подождав, когда дрожь пройдет, я спросила:
– И что это значит?
– Я думал, может, ты знаешь?
– Я ничего не знаю о серебряных кораблях и пестрых птицах.
– Пока не знаешь. Зачастую мы понимаем, что означал сон, лишь после того, как он сбудется. А если что-то снится снова и снова, это означает, что оно сбудется почти наверняка. А однажды мне приснился белый волк. С серебряными зубами. Но только однажды.
– А про птицу тебе снилось снова и снова?
– Достаточно часто, чтобы понять: это рано или поздно случится. Точно случится.
– Но что именно случится, ты не знаешь.
– Нет. Таково наше проклятие. Мы часто предвидим события, но, лишь когда все кончено, глядя назад, говорим: «Ой, вот что это означало! Если бы я только знал!»
Он на некоторое время умолк. Еще один светильник в проходе замерцал. Стало темнее.
Черный человек прошептал:
– Ох, малышка. Два огня погасли. Уже скоро. Мне так жаль… – И не столько мне, сколько себе самому пробормотал: – Но ты такая маленькая… Такая кроха. Неужели это правда про тебя? Неужели это ты и есть?
Я открыла рот, чтобы спросить его, но горло перехватило: по проходу приближались тихие шаги. А я даже не слышала, чтобы открывалась дверь.
– Я умру?
– Думаю, ты изменишься. Изменения – не всегда плохо. Перемены вообще редко бывают хорошими или плохими. Это просто перемены. Головастик становится лягушкой. Железная заготовка превращается в клинок. Курица отправляется в котел. В одном сне я видел, как под ударами молота перышко медленно перековывалось в клинок. Я видел, как в прочной скорлупе ореха появлялась трещина и из него прорастало могучее дерево. Я видел, как юную косулю резали на мясо. Сегодня ночью ты станешь чем-то другим.
Его слова падали медленно, как снежные хлопья. И наступила тишина, пустая и холодная.
Ночь сгущалась. Слабый свет, льющийся с высоты башен, проник сквозь причудливую резьбу задней стены.
Папа! Почему ты оттолкнул меня? Ты хоть понимаешь, как ты мне нужен в эту минуту? Я дала своим мыслями просочиться наружу тихой струйкой.
Перестань, строго предупредил Волк-Отец. Ты ведь не знаешь, как сделать так, чтобы Виндлайер не мог тебя услышать. Если кролик пищит, угодив в силки, его находит волк, и кролик умирает быстрее. Будь тихой и маленькой, пока не сможешь освободиться.