– И что дальше? – шепнул Пер.
– Дальше по запаху, – ответил я.
Мы двинулись вдоль берега. Намокший плащ я нес в руках, свернув в узел. Каждый шорох камня под ногами, каждый резкий выдох казался слишком громким.
Запах, который вел меня, сделался сильнее – нечистоты и разлагающиеся объедки. Пер тихонько фыркнул от отвращения и прикрыл нос и рот рукой. Отходы вытекали из замка вместе с морской водой через расселину в скале. Она зияла, скользкая и вонючая, и волны отлива плескались в ней, так что уровень воды то повышался, то понижался, обнажая и скрывая ее края.
– А там глубоко? – с ужасом спросил Пер.
– Есть только один способ выяснить.
Я сел на край расселины. Вода здесь доходила мне до пояса. Нащупать ногами дно не вышло.
– Дай мне руку, – сказал я Ланту.
Он опустился на колени и протянул мне ладонь.
Я схватился за нее и погрузил ногу в желоб, полный зловонной слизи. Я и так промок до пояса, но до сих пор погружаться приходилось в чистую морскую воду. А тут под водой мой сапог увяз в топкой грязи. Крепко держась за руку Ланта, я опустил вторую ногу и охнул, погрузившись в воду до середины груди.
От вони и холода дыхание у меня перехватило, и у меня едва не пропал дар речи.
– Отлив продолжается. Думаю, мы сможем пройти здесь. – Я в последний раз попытался образумить их: – Никто из вас не обязан идти со мной. Эта расселина ведет в туннель под островом, а он – в самые глубокие подземелья замка. Придется идти в грязи и темноте. Туннель ведет в бассейн для отходов. Шут говорил, это на нижнем этаже подземелий.
– Ты говорил все это еще в гостинице, – кисло сказал Пер. – И мы ответили, что все равно пойдем.
– Если Янтарь схватили, думаю, ее держат как раз в подземельях, в самом низу, – добавила Спарк.
– Да.
– Тогда идем. Скоро рассвет, – напомнил Лант.
– Спускайтесь.
И они по очереди пробрались ко мне. Пер тихо охнул, нащупав дно: грязная вода оказалась ему почти по шею. Выстроившись гуськом, мы побрели вперед. Вскоре расселина привела нас к туннелю, пробитому в обтесанных скалах острова. Свежий ветер и небо остались позади. Проход был темен, никакого света в конце. Я повел своих спутников во мрак. Подъем постепенно становился круче. Дно было скользким, и мы едва не падали.
Шли, ссутулившись, в зловонии. Я – первым, за мой пояс держался Пер, за ним шла Спарк, и замыкал цепочку Лант. Я тихо выругался, когда моя рука наткнулась на металлические прутья, перекрывающие проход, но, ощупав их, обнаружил, что решетка изъедена морской водой. Мы с Лантом сумели погнуть и выломать два прута. Я протиснулся в брешь, чуть не застряв из-за пояса с горшочками, остальные пролезли следом.
Лант тихо спросил:
– А выйти так же мы сможем?
– Нет. Во время прилива этот туннель заполняется доверху.
Он не спросил, как же мы тогда выберемся из замка, – понял, что у меня нет ответа. Против нас тек густой, но неглубокий поток нечистот: остатки содержимого резервуара выливались в гавань. Мы поскальзывались, цеплялись друг за друга, тихо ругались. И все же они шли за мной. Темно было – хоть глаз выколи. Склизкая стена, которой я касался правой рукой, была единственным ориентиром.
Мы брели и брели. Наконец впереди показался тускло светящийся полукруг.
– Надо бы поторопиться, – сказал Пер.
Я понимал его. У меня у самого сводило спину, а из-за вони я едва мог дышать.
– Неизвестно, кто ждет нас там.
Медленно и размеренно мы продолжали идти вперед, и тусклый свет приближался. Остановившись в сводчатом проходе, выходящем наружу, я жестом велел остальным ждать. Наклонный пол выбитого в камне вместилища был покрыт свежими нечистотами и отбросами. Ланта позади меня вырвало. Свет, что достигал дна, был более чем скудным. Ощупью нашарив ветхую лестницу, я пожалел тех, кому приходится время от времени спускаться сюда, чтобы разгребать накопившееся. Обернувшись, дал знак Ланту следовать за мной, а остальным ждать в туннеле.
У основания лестницы я сказал ему:
– Я – наверх, ты – за мной. Если там стражник, вдвоем мы с ним справимся.
Он напряженно кивнул в темноте. Преодолев шесть перекладин лестницы, я почувствовал, что Лант лезет следом. Я медленно поднимался, хватаясь за перекладины и стараясь не думать о том, из чего состоит слизь на них. Вверх, вверх и вверх. Свет постепенно становился ярче. Наконец я добрался до кромки и осторожно выглянул. В конце вытянутого подземелья на полках горели пузатые масляные лампы. Никого не было видно. Толстые борта резервуара были сделаны из камня. Вскарабкавшись на стенку, я увидел с другой ее стороны лестницу, ведущую вниз, до уровня пола. Ну конечно. Высокие борта нужны на случай высокого прилива. Я невольно восхитился предусмотрительностью строителей. Во время прилива сюда поступает вода из моря. Когда начинается отлив, она уходит и уносит с собой нечистоты. Лант присоединился ко мне, а потом подождал на верхней ступеньке, пока я спускался снаружи, держа нож наготове.
Быстро и по возможности бесшумно я пересек просторное подземелье. И увидел то, о чем рассказывал Шут: стол с цепями, большой камин (неразожженный); кочерга и прочие инструменты рядом с ним предназначались не для присмотра за огнем. Быстро миновав камин, я услышал ритмичный звук и замер. Я не двигался с места до тех пор, пока не убедился, что мне не почудилось. Кто-то храпел. Узник или тюремщик? Быстро оглядев тени в углах, я крадучись двинулся дальше.
У решеток темниц стоял деревянный стол со скамьей. За столом, подложив руки под щеку, спал стражник. Лица его я не видел. Неужели он тут только один? Похоже, да. Тише, чем кот, я подкрался к нему – нет, к ней. Одной рукой схватил за волосы, другой перерезал горло. Зажав стражнице рот, переждал предсмертные судороги. Кровь толчками выплескивалась на стол. Вот и все.
Я вернулся к Ланту, поднялся по лестнице и шепнул ему на ухо:
– Кажется, стражница была только одна, и я с ней разобрался.
Он махнул остальным, и те тихо вышли из туннеля. Спарк быстро взобралась по лестнице. Пер, шедший последним, сдавленно крякнул и показал на тело, распростертое лицом вверх в дальнем конце резервуара. Уровень воды был слишком низким, чтобы оно могло плыть. Я подошел к стене резервуара и посмотрел.
– Это не Шут и не Би, – успокоил я остальных.
Тело было покрыто равномерным слоем слизи. Отливу не хватило сил унести его с собой. На одной щеке раздутого лица был уродливый шрам.
– Это просто тело, – сказал я мягко, заметив, что лицо Пера перекосилось от ужаса. – Этот человек слишком мертв, чтобы навредить нам. Его сбросили в яму для отходов. Может, это Симфэ?
Я выбросил мертвеца из головы. Навредить-то он нам не может, но если отвлечься на него и забыть, что нужно быть начеку, – дело может кончиться плохо.
– Где мы? – дрожащим голосом спросил Пер.
– В самом глубоком подземелье под замком. На уровне моря во время прилива.
Даже в тусклом свете на нас больно было смотреть: одежда пропитана морской водой, сапоги и штаны покрыты слизью. Спарк была бледна от отвращения, а когда Лант наклонился отряхнуть сапоги, я заметил, как напряглись его плечи: его едва не вывернуло наизнанку снова. В башмаках Пера хлюпало при каждом шаге. Он снял их, опорожнил и, поморщившись, снова надел. Спарк была в платье и туфлях, ведь по плану она должна была изображать девицу на выданье. Обувь она сняла, попыталась отряхнуть от слизи, но не смогла и выбросила. Мы все вчетвером двинулись дальше.
Я тихо повел своих спутников мимо залитого кровью стола и мертвой стражницы в темноту. Там я разглядел решетки, а потом и камеры за ними. В первой был только тюфяк и опрокинутый горшок. Во втором то же самое. Заглянув в третий, я пошатнулся. Это было именно то, что я больше всего боялся увидеть: Шут, избитый и окровавленный, лежал ничком на голом тюфяке, брошенном на пол. Одна его рука была вытянута в нашу сторону, пустой ладонью вверх. Я вглядывался в него, надеясь заметить хотя бы легчайшее дыхание.
Но так и не увидел.
Глава 33Свечи
И приходит темно-синий венценосный олень. Он пробуждает камень. Если он пробуждает камень, то появляется волк. Золотой человек держит волка на цепи, которая вделана ему в сердце. Если золотой человек приводит волка, то женщина, царящая во льдах, гибнет. Если женщина гибнет, истинный пророк умирает вместе с ней, но изо льда взмывает черный дракон. Так я видел во сне, но лишь дважды.
Семь раз мне снилось, что синий олень умирает, истекая красной кровью. Камень не пробуждается, а женщина становится царицей льда. Истинный пророк превращается в куклу и падает на сухую листву в лесной чаще. Он зарастает мхом и исчезает из памяти людей.
Птица улетела, а я осталась сидеть на тюфяке. Голова шла кругом, меня мутило. Я не выдержала и легла. Закрыла глаза. Не думаю, что спала. Разве я смогла бы заснуть? Но когда снова пришла в себя, другие узники тихо переговаривались сквозь решетки:
– Неужели это был Любимый? Я думала, он умер.
– Капра серьезно ранена?
– Что такого сделал Прилкоп? Его накажут?
И позже:
– Нам что, сегодня не принесут еды?
– И никто не придет, чтобы зажечь светильники?
– Стража! Стража! Нам дадут поесть?
Все их вопросы остались без ответа. Вечерний свет, сочившийся сквозь резную заднюю стену, померк и угас. Я вглядывалась в отверстия в этой стене. Поверх замковых стен мне был виден клочок темного неба. Ночь принесла прохладу. Я сидела на тюфяке и ждала. Попыталась отыскать перышко, которое мне удалось поймать, но оно пропало. Хотя вороны ведь черные… Почему же мне почудилось красное перо и серебряный клюв? И красный дракон. Чепуха какая-то.
Некоторое время я ломала голову, раздумывая о вороне. Все это казалось каким-то бессвязным. Прилетела, назвала имя Пера, сказала, что он не может прийти. И улетела.