«Фитц умел», – повторила я про себя. Не умеет – умел. И больше он никогда никакие фигуры не сбросит. Пер крепче сжал мою руку, и я поняла, что он думает о том же. Мы вышли за остальными на солнечный пригорок. Я заморгала, не веря своим глазам. Мне казалось, прошел год с тех пор, как я сбежала из тюрьмы. Холм, куда нас вывел подземный ход, зарос высокой травой, и никаких тропинок через него не было видно. Метелки диких злаков блестели от росы. Белые и Прилкоп, когда убегали, оставили след из примятой травы.
– Позвольте, я возьму вас за руку, – предложила Спарк Любимому. – Идти придется быстро.
– Я все вижу. Отлично вижу. Как раньше.
– Но как?.. – не понял Лант.
– Это Фитц, – тихо сказал Любимый. Он вышел из зарослей и стал глядеть по сторонам так восторженно, будто ничего прекраснее в жизни не видел. – Умирая, он сотворил последнее чудо исцеления. Вылечил меня. Думаю, он вложил в это все свои силы до капли. – Любимый посмотрел на меня. – Я не просил его об этом. Я не хотел этого. Но он знал, что ему не выбраться. И решил потратить остаток своей жизни на меня.
Я посмотрела на него снизу вверх. Он изменился с нашей первой встречи. Стал худой, даже поджарый. Следы побоев на его лице почти исчезли. И держался на ногах он теперь по-другому. «Да у него же ничего больше не болит!» – запоздало поняла я.
Я отвела глаза и все еще пыталась разобраться в своих чувствах, когда Лант нарочито деловым тоном сказал:
– Надо попасть на корабль как можно быстрее. И как можно меньше при этом попадаться людям на глаза. Мы не знаем, не постарались ли Белые или Прилкоп, чтобы весь город обернулся против нас. Будем считать, что постарались. Пер, если на нас нападут, хватай Би и беги. Не вздумай остаться и принять бой. Найди ее, спрячьтесь вместе и оставайтесь в укрытии, пока не доберетесь до лодки и не подниметесь на борт корабля.
– Мне это не нравится, – прямо сказала я. – По-твоему, я не умею драться? По-твоему, мне не приходилось?
Пер сердито нахмурился, явно разделяя мое негодование.
Лант посмотрел на меня сверху:
– Не важно, нравится тебе это или нет. Мой отец велел мне защищать Фитца. Я не справился с его поручением. Я не могу потерять еще и тебя, Би. Только если меня утопят в моей же крови. И чтобы этого не случилось, делай, как я сказал. Пожалуйста. – Последнее слово он добавил в дань вежливости, но это была не просьба.
Пер напряженно кивнул, и стало ясно, что у меня нет выбора. Многие месяцы я полагалась только на себя. А теперь день только начался, а со мной уже снова обращаются как с маленькой.
– Дорогу выберу я, – сказал Любимый. Лант хотел было возразить, но он перебил: – Когда-то я знал в этом городе каждый закоулок. Я смогу вывести вас к гавани так, чтобы почти никого не встретить по пути.
Лант церемонно кивнул, и все гуськом пошли за ним. Выбравшись из зарослей ежевики, мы оказались на овечьем пастбище на склоне холма, под которым виднелся город. Я оглядела его сверху, – казалось, город не заметил никаких бедствий. По улицам тащились телеги. В гавань заходил корабль. Ветер с моря донес до нас запах жарящегося над чьим-то очагом мяса. Влажная от росы трава хлестала меня и колола босые ноги, пока мы шли. Интересно, рыбаки уже вышли в море? Знают ли они, что я совершила ночью? Как они могут жить как ни в чем не бывало, когда мой отец умер? Почему весь мир не разбился, как мое сердце? Я подняла глаза на замок Клеррес – и увидела, что над ним, моими стараниями, все еще вьется дым. Улыбнулась. По крайней мере, им тоже больно, не только мне.
Лант нарушил молчание:
– Странно. Почему никто не тревожится? Неужели они не видят дым? – И снова умолк, задумчиво сдвинув брови.
Я нагнала Любимого и спросила его:
– Как по-твоему, куда пошел Прилкоп?
– Честное слово, не представляю, – ответил он, и я услышала в его словах огорчение и страх предательства. – И у нас нет времени переживать из-за него.
Я решила вступиться за Прилкопа:
– Он хороший человек. Он был добр ко мне. Мне хочется верить, что он правда мне друг.
– Мне тоже. Но хорошие люди иногда бывают не согласны друг с другом. Очень сильно не согласны. А теперь давай помолчим. Надо двигаться быстро и тихо.
Он повел нас кружным путем: мимо пустых овчарен, потом по улочкам, где прихотливо украшенные дома прятались в садах за оплетенными плющом заборами. Свернув в переулок, мы поспешили мимо домов поменьше и поскромнее. Переулок вывел нас на немощеную дорогу с глубокой колеей, извивавшуюся между складами. Людей на улицах не было.
– Все поспешат на площадь перед воротами на насыпь и будут спрашивать друг друга, что случилось, – тихо предположил Шут.
Взрослые шли широким шагом, я трусила рядом с Пером. На мне не было обуви, мокрые штаны хлопали по ногам. Какой-то человек катил по улице бочку; увидев нас, он остановился и нахмурился. Но не стал кричать, показывать на нас пальцем или гнаться.
– Теперь бегом, – велел Любимый, и мы побежали.
Промчались мимо двух старух с корзинами овощей, громко охавших при виде дыма над замком. Подмастерье в кожаном фартуке перебежал нам дорогу, но так спешил, что даже не обратил на нас внимания. Мы выбежали на дорогу к гавани. У меня ужасно кололо в боку, но мы не останавливались. Нам стали попадаться люди, но все они шли нам навстречу. Все направлялись к площади у входа на насыпь, как и предсказывал Любимый.
Из-за замковых стен поднимался дым, ярко выделяясь на чистом небе. В море виднелась целая флотилия рыбацких лодочек, одни шли под парусом, кто на веслах. Они появлялись из-за мыса на острове, безмятежные, как чайки.
Наши шаги звонко застучали по причалам. Мы дошли до самого дальнего, и я остановилась, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться.
– Хвала Эде и Элю, – дрожащим голосом проговорил Лант.
Я сделала два шага и заглянула за край причала.
Там ждала лодка, в ней четверо гребцов. Трое спали, свернувшись на дне, но, когда мы спустились, сразу проснулись и заняли места на веслах.
– Где Фитц? – спросила одна из них.
– Не придет, – резко ответил Лант.
Татуированная воительница, которая задала вопрос, кивнула и показала на остров, дернув головой:
– Я так и подумала, что это его работа, когда мы увидели ночью пламя. – Она уставилась на лицо Любимого и молча покачала головой. И тут заметила меня. – Так это ты та малышка, из-за которой весь сыр-бор разгорелся?
– Она, – сказал Лант, избавив меня от необходимости отвечать. И почти с гордостью добавил: – И это она подожгла замок!
Женщина сунула мне сырое шерстяное одеяло:
– Молодчина, малёк! Молодчина! – И скомандовала остальным матросам: – Взяли! Лучше убраться отсюда побыстрее.
В разгорающемся свете дня было видно, как над замком продолжают подниматься две тонкие струйки дыма и один большой черный столп. За внешними стенами было не разглядеть, насколько серьезно пострадал замок. Но я улыбнулась про себя в уверенности, что пострадал он достаточно. Им почти нечего спасать.
Я села рядом с Пером. Спарк опустилась на корточки у ног Ланта. Воины налегли на весла. Женщина гребла и рассказывала:
– Глухой ночью я увидела огонь, очень ненадолго. Некоторые жители повыскакивали из домов и стали кричать, но тут явилась городская стража и загнала всех обратно. И таверны велела закрыть. Мы слышали крики: «Ступайте по домам и не высовывайтесь!» И все разошлись, послушные как овцы! Мы завели лодку под причал и сидели тихо. Думали, скоро вы все прибежите, но вас не было. А перед самым рассветом я разглядела огни трех лодок, они вышли из-за дальней оконечности острова и направились к берегу. Я думала, они поднимут тревогу, созовут стражу. Но нет, ничего не произошло. – Она пожала плечами.
Любимый напряженно выпрямился:
– Ничего такого, что они позволили бы увидеть. Но боюсь, что-то будет.
Женщина кивнула.
– Навались! – скомандовала она гребцам, и те стали работать быстрее.
Все четверо были сильными и умелыми. Они налегали на весла, и мышцы на их плечах натягивались и расслаблялись одновременно, словно у единого существа. В гавани стояло на якоре несколько больших кораблей. Мы миновали один-другой, и наконец я увидела корабль, к которому мы направлялись. Паруса его были убраны, ни звука, ни движения на палубе. Но я заметила, что в вороньем гнезде кто-то был, а завидев нас, проворно полез вниз. Крик поднимать наблюдатель не стал, и я догадалась, что это так и задумано. Когда мы подошли ближе, через борт перегнулось несколько матросов, силясь разглядеть нас.
Мы обогнули борт, и я увидела носовое изваяние. Я ничего не смогла с собой поделать. На нас с высоты с едва заметной улыбкой взирал мой отец. Я расплакалась.
Пер крепко обнял меня за плечи. Он прижимался грудью к моей спине, и я чувствовала, как он дышит, но он не говорил ни слова. Никто ничего не сказал нам. Я подняла голову и увидела, что Спарк сжалась в комочек у ног Ланта, сделавшись маленькой, как ребенок, а он склонился над ней и слезы капают с его подбородка. Гребцы молчали. Их лица были суровы. Я взглянула на Любимого. Он будто окаменел. Шрамы исчезли с его лица, но он выглядел старым. И запредельно усталым. Неспособным даже плакать, так глубоко было его горе.
Гребцы подвели лодку к кораблю и поймали сброшенную через борт веревочную лестницу.
– Поднимайтесь на борт! – велела нам женщина-матрос и дальше предоставила справляться самим.
Спарк ловко вскарабкалась первой и, встав у борта, протянула руку, помогая перебраться Перу, а потом мне. Любимый лез сразу за мной, словно надеялся поймать меня, если я упаду. Лант поднялся последним, и, пока он не перебрался через фальшборт, двое гребцов придерживали веревочную лестницу внизу. Шлюпбалка повернулась к борту, и с нее сбросили концы, чтобы поднять лодку.
Женщина-матрос посмотрела вниз и тихо крикнула кому-то:
– Порядок! Все на борту.
Другая женщина, со стянутыми в хвост волосами, быстро подошла к Ланту.