ком, то порезала ноги, и немного слюны попало мне в кровь. От этого я стала еще сильнее Виндлайера. Я стала такой сильной, что просто велела Двалии умереть, и она умерла.
Любимый остолбенел. Я наблюдала за ним. Как он теперь будет ко мне относиться? Начнет бояться? Ненавидеть?
Нет. Когда он снова пришел в себя, глаза его были полны печали.
– Ты подожгла Симфэ. И добила ее осколком.
Что плохого он нашел в этом? Я решила растолковать ему:
– Ты же слышал, как я говорила моему отцу. Я убила их. Я не совершила этим зла и ни о чем не жалею. Так было надо, а я оказалась в нужном месте в нужное время, чтобы сделать это. Вот я и сделала. Надо было в ту ночь убить и Виндлайера. Тогда нам всем было бы намного проще.
– Ты видела это во сне? – спросил он, поколебавшись.
Я непонимающе уставилась на него, и он пояснил:
– Ты видела сон, который бы говорил, что ты должна убить их?
Я неопределенно дернула плечом, схватилась за край гамака и наконец-то сумела залезть в него. Закуталась в одеяло. Пусть наверху лето, здесь, под палубой, по ночам зябко. Закрыла глаза.
– Не знаю. Мне снятся сны. Я понимаю, что они что-то значат, но они такие причудливые. Я не могу понять, как они связаны с тем, что мне предстоит. Мне снилось, как серебряный человек вырезает себе из груди сердце. Змеиная слюна была серебряная. Может, это был сон о том, как я вырезаю сердце Двалии из жизни?
– Не думаю, – тихо проговорил он.
Этот сон приснился мне совсем недавно. Мне стало легче оттого, что рассказала его.
– Я буду спать, – сказала я и закрыла глаза.
Он не двинулся с места. Это действовало на нервы. Я надеялась, что он уйдет. Прождав немало времени, взглянула на него сквозь ресницы.
Я хотела сказать ему, чтобы уходил. А вместо этого спросила:
– Ты любил моего отца?
Он замер. И долго сидел тихо, как кот. Когда он все же ответил, его ответ был сдержанным:
– Между мной и твоим отцом существовала глубокая связь. Связь, какой у меня не было ни с кем больше.
– Почему ты не хочешь сказать, что любил его?
Я открыла глаза, чтобы видеть его лицо. Отец отдал ему всю свою силу, а этот человек не хочет даже признать, что любил его?
Его лицо было слишком напряжено, словно он огромным усилием воли заставлял себя улыбаться.
– Ему всегда было не по себе, когда я использовал это слово.
– Он сам редко его использовал. Его любовь выражалась в том, что он делал.
– Он никогда не считал, сколько всего он сделал для меня, но помнил все, что я сделал для него.
– Значит, он любил тебя. Любил так сильно, что бросил меня, чтобы отвезти тебя в Олений замок.
С его лица исчезло всякое выражение. Его странные глаза сделались пустыми.
– Он писал тебе длинные письма, но ему некуда было их слать. Он страшно скучал по тебе. Он любил мою маму, но с ней он всегда должен был быть сильным. И еще у него были Риддл и мой брат Нед. Но то, о чем он писал в этих письмах, он не мог рассказать ни маме, ни Риддлу, ни Неду. Ты бросил его, и ему оставалось лишь писать об этом.
Я внимательно следила за ним. И поняла, что мои слова, как острога, попали в цель и зацепили его. Я хотела заставить его уйти. Мне было все равно, что я сделала ему больно. Он жив, а мой отец умер.
Я добавила:
– Напрасно ты вообще ушел от него.
Его лицо и голос не выдавали никаких чувств, когда он спросил:
– Откуда ты знаешь, о чем он писал?
– Он не всегда сжигал написанное сразу. Иногда откладывал до утра.
– То есть ты читала записи, которые никому читать не полагалось.
– Ты ведь читал мои дневники, правда?
Похоже, этого вопроса он не ожидал.
– Читал.
– Ты и сейчас читаешь. Когда ты думаешь, что я сплю, ты приходишь и читаешь мои записи.
Он и бровью не повел:
– Ты же знаешь, что так нужно. Би, тебе многое пришлось пережить, но ты все равно еще ребенок. Твой отец поручил мне заботиться о тебе. Я обещал присматривать за тобой. Пойми меня, взрослые стараются поступать так, как будет лучше для ребенка. Особенно важна эта обязанность для родителей. И тут не важно, чего тебе хочется и что будет лучше, по-твоему. В тебе течет кровь Белых, твои сны одновременно важны и опасны. Тебя нужно направлять. Да, я читал твой дневник, чтобы лучше понять тебя. И я буду читать твои сны.
Кое-что из сказанного им встревожило меня.
– Кровь Белых передалась мне от матери? Потому что в жилах моего отца текла только кровь жителей Горного Королевства и Бакка, никого больше.
– Она передалась тебе от меня.
Я вытаращила на него глаза:
– Как?
– Ты слишком мала, ты не поймешь.
– Нет, не мала. Я знала, кто был мой отец и кто была моя мать.
И я затаила дыхание, ожидая, что он попытается скормить мне ужасную ложь про маму.
– Знаешь, как драконы меняют Элдерлингов? Как благодаря драконам у них появляется чешуя и кожа окрашивается яркими цветами? И их дети иногда рождаются уже покрытыми чешуей?
– Нет. Я не знала об этом.
– Ты видела Рапскаля, алого человека?
– Да.
– Таким его сделала драконица. Красная драконица Хеби очень любит его, поэтому она передала Рапскалю некоторые свои черты, и он изменился. А сама Хеби во многом переняла его манеру мысли и вести себя.
Я внимательно слушала.
– Много лет, – продолжал он, – я жил бок о бок с твоим отцом. Думаю, мы… изменили друг друга. – Тут его мысли явно свернули в сторону. – Однажды он сказал, что он стал Пророком, а я – Изменяющим. Я много думал над этими словами. И решил, что ему хотелось, чтобы так было. И один-единственный раз в жизни я захотел сам что-то изменить. Поэтому я отправился в замок Клеррес и попытался быть Изменяющим.
– У тебя не очень-то хорошо получилось.
– Верно. Но когда я только познакомился с твоим отцом, такая мысль мне бы и в голову не пришла. – Любимый протяжно вздохнул. – Би, я понимаю, что ты сердишься на меня. Вот что я тебе скажу. Я поступил так, как хотел твой отец. Увел тебя от опасности. Если я вмешиваюсь в твою жизнь, то только потому, что он поручил мне заботиться о тебе. Я дал ему слово, и это для меня важнее всего. Я надеялся, что заслужу твое уважение и, может быть, со временем между нами образуются более тесные узы. Я понимаю, тебе жаль, что я жив, а Фитц умер. Но почему ты решила высказать мне все сейчас?
Я собрала волю в кулак и посмотрела прямо в его бледные глаза:
– Сегодня ты пытался вести себя как мой отец. Ты говорил то, что мог бы сказать он на твоем месте. Но ты не мой отец. Я не хочу, чтобы ты так делал. Можешь учить меня, мне и в самом деле еще многое нужно узнать. Но ты не мой отец. Не прикидывайся им.
– На самом деле… – начал было он, но вдруг умолк.
Любимый что-то скрывал. Этот человек читал мой дневник, мои сны и мои самые сокровенные мысли, и при этом пытался хранить секреты от меня? Хуже оскорбления не придумаешь. И я решила ударить в ответ. Если кое о чем умолчать, сработает не хуже, чем ложь.
– Он написал тебе последнее письмо. И не сжег его – наверное, потому, что писал его в основном для себя. Он писал там, что понимает, почему ты ушел. Что ваша «дружба» всегда сводилась к тому, как ты его использовал. Он писал, что ему лучше без тебя, потому что моя мать любила его за то, каков он есть, а не за то, как им можно воспользоваться. В этом письме он надеялся никогда не увидеть тебя снова, потому что ты сломал его жизнь и похитил его счастье. Что он рад тому, что теперь сам управляет своей жизнью и сам выбирает свой путь.
Но потом, – продолжала я, – он встретил тебя снова, и все началось сначала. Ты вернулся лишь затем, чтобы использовать его, как прежде. Ты разрушил наш дом, и отец теперь лежит там мертвый из-за тебя. Все из-за тебя.
И я перевернулась на другой бок, чтобы не видеть его, хотя ворочаться в гамаке не так-то просто. Лежала и смотрела на доски и балки, на качающиеся тени от фонаря. Отец был бы мной очень недоволен. Было понятно: надо попросить прощения и признаться, что я все выдумала. А если я ничуть не раскаиваюсь? Наверное, все равно надо извиниться.
Я повернулась к нему, но его уже и след простыл.
Глава 42Фурнич
Разбирая то, что удалось спасти на пепелище (а уцелело там очень мало, твоя подопечная постаралась на славу!), я нашел обгоревший обрывок. Вот перевод того, что мне удалось прочесть:
«Как только они уже не смогут сражаться, идите и выпустите им кровь. Важно сделать это быстро, пока яд из желудков не просочился в мясо, кости, мозг и язык. Соберите кровь, потом потроха и в последнюю очередь – мясо. Пометьте каждый сосуд, ибо их следует испытать по отдельности и убедиться, что яд не слишком силен и не может убить. Для испытания выделите по меньшей мере двух рабов. Если один умрет, избавьтесь от отравленной добычи. К несчастью, мы не можем уследить, сколько приманки каждый дракон сожрет и, соответственно, сколько яда он получит.
Глаза следует замочить в уксусе. Это самое ценное. Мясо нарежьте тонкими полосками, засолите и завяльте.
Из всей туши избавиться надлежит только от желудка. Прочие части сохраните со всей тщательностью, ибо после того, как мы избавимся от драконов, мы уже не…»
Дальше все сгорело. Старый друг, ты был прав. Наши Слуги намеренно уничтожили драконов и змей, уцелевших после бедствия на севере. Другие обрывки записей, где были указаны лишь даты и число бочек и бочонков, привели меня к выводу, что убийство происходило одновременно в разных местах.
Вот за что мстили драконы. Вот почему Четверо жили так долго.
После насильственной смерти Капры я взял на себя заботу о горстке оставшихся Белых. Мы покинули Клеррес и нашли приют на маленькой ферме далеко от моря. Я пытаюсь научить детей выращивать и собирать урожай. Многие из них стали реже видеть сны.
Боюсь, этому письму потребуется несколько месяцев, чтобы догнать тебя. Мы с Фитцем Чивэлом Видящим простились слишком резко. Прошу тебя, передай ему мое почтение. Уверен, он непременно вернется к тебе, как и ты найдешь дорогу обратно к нему.