Я остановился отдышаться, прислонившись к конюшне. Отчаяние овевало меня, как ветер. В навязчивости этого ощущения было нечто знакомое. Прямо как гул в ушах…
Здесь они предали нас. Многие годы они обманывали нас, притворялись друзьями, но потом, когда пришла беда и мы бежали сюда, они набросились на нас. Они перебили нас, как перебили драконов и морских змей.
На миг я увидел их. Элдерлинги бежали по улицам в поисках спасения, но приюта для них не было нигде. Их города обрушились, и они бросились сюда, в отдаленное поселение, где воздух не был пропитан ядом, где в нем не клубился пепел. Но когда они выходили из камня, их уже ждали солдаты-наемники. Потому что Слуги знали: города содрогнутся и падут и драконы с Элдерлингами направятся сюда. Чтобы извести драконов, им нужно было извести и Элдерлингов.
Так они и сделали.
Память о кровавом предательстве пропитала камень памяти, из которого был построен город. И когда следующие поколения построили здания и улицы в Фурниче из этого камня, они сложили дома и мостовые из ужаса и измены. Неудивительно, что жители города с такой ненавистью относятся к руинам. Чем ближе я подходил к разрушенным усадьбам на холме, тем более жуткие и мрачные воспоминания окутывали меня. Сила и Серебро бурлили во мне; я шел, будто преодолевая напор призрачной толпы. Мужчины и женщины кричали, мертвые или истекающие кровью дети лежали вдоль дорог. Я поднял стены, чтобы приглушить этот кошмар.
Кельсингра искрилась воспоминаниями Элдерлингов о праздниках, ярмарках и веселых временах. Здесь же камни были напоены кровью и смертью Элдерлингов, сложивших их. Это жуткое наследие, полное ужаса и отчаяния, передавалось из поколения в поколение много веков. Вся радость и умиротворение были утоплены в крови.
Не знаю, как звался этот город Элдерлингов. Между плитами мостовой пробивалась трава, но слишком многие из плит были вытесаны из камня памяти. Улицы помнили, что они улицы, и не давали траве разгуляться. Повсюду мне встречались следы молотков и зубил, старательно разбитые статуи, расколотые чаши фонтанов, обрушенные стены.
Где же тут могут быть столпы Силы? В самом центре города, как в Кельсингре? На вершине башни? На рыночной площади?
Я брел по безлюдным улицам города на холме сквозь толпу призраков. Пеструха время от времени взлетала с моего плеча, описывала круг и вновь возвращалась. Когда-то это был прекрасный город, полный богатых особняков и обнесенных изящными оградами садов. Теперь он лежал в грязи, словно убитый олень, и черви копошились в нем. Все величие и изящество заглушили воспоминания о смерти, ненависти и предательстве. Если бы не Дар, они казались бы совсем настоящими.
Дар же предупредил меня о том, что рядом есть и живые люди. Их было несколько, они были близко и шли за мной. А я так сосредоточился на том, чтобы держать стены и не позволять призракам проникнуть в мой разум, что забыл отводить людям глаза Силой. Возможно, это просто любопытные юнцы, решившие проследить за странным чужаком в простыне. Успели ли они заметить мое запятнанное Серебром лицо? Пеструха каркнула над моей головой, описала круг и опустилась мне на плечо.
– Берегись, – хриплым шепотом предупредила она. – Берегись, Фитц.
Они окружали меня.
Я замер, дыша как можно тише. Широко раскинул сети Дара, пытаясь понять, сколько их и где они. Неужели они думают, что у меня может быть что-то ценное? Или это просто задиры, которым в охотку поколотить чужака? У меня не было сил бежать, не говоря уже о том, чтобы драться.
Оставьте меня! – бросил я в ночь, но пропитанные Силой камни поглотили и заглушили мой призыв.
Мне нужно было увидеть врагов, заглянуть им в глаза, направить магию им в головы. Они держались на расстоянии. Наверняка они знают эти руины как свои пять пальцев. Возможно, привыкли противостоять миазмам страха и ненависти еще с детства. Они не показывались. В сумерках я мог только разглядеть, как кто-то перебегает от одного укрытия к другому. Сколько же их?
Четверо. Нет, пятеро, просто двое держатся вместе. Я раздул ноздри и принюхался, хотя толку от моего человечьего носа было немного.
Они рядом. Выбери, где будешь драться.
Это было единственное, что мне оставалось. Я нашел участок необрушившейся стены, обнажил нож и сбросил простыню. Возможно, мой вид заставит их передумать, но разглядят ли они в темноте подробности? Я подумал о том, что за люди могут по доброй воле погрузиться в пучину ненависти и крови, и сердце у меня упало. Хорошими их точно не назовешь. Кто-то тихо засмеялся, другой шикнул на него. Смеялась женщина. Ясно. Это развлечение, а не грабеж. Вероятно, я не первая их жертва.
Камень ударился в стену возле меня. Ворона с карканьем взлетела. Я не винил ее: один метко брошенный снаряд мог убить птицу. Второй камень чиркнул о стену возле моего уха. Я стоял не шевелясь и прислушивался. Следующий попал мне в бедро, и на этот раз они засмеялись уже громко. Однако остались в укрытии, где я не мог их видеть. Тихо свистнула праща, и новый камень с силой ударил меня в грудь. Я вскинул руку, защищая лицо, но камень с треском угодил мне по зубам. Рот наполнился кровью, в ушах зазвенело.
Трусы! – взревел Ночной Волк во мне. Убей их всех!
Когда Ночной Волк был жив, мы были связаны Даром так тесно, что я часто чувствовал себя настолько же волком, насколько и человеком. Его тело умерло, но сам он остался жить во мне – и жил все эти годы. Часть меня и в то же время сам по себе.
И еще с тех времен, когда я только пытался овладеть магией Силы, моя звериная магия, мой Дар, тесно переплелась с ней. Гален пытался выбить Дар из меня, и многие другие, кто учил меня пользоваться Даром или Силой, ругали меня за то, что я не способен отделить одно от другого. Но когда Ночной Волк, ощутив мою боль, пришел в ярость и ударил в ответ, вместе с Даром в нападающих устремилась моя серебряная Сила.
Я заметил женщину, скользнувшую от полуразрушенной стены к зарослям ежевики, и сосредоточился на ней.
– Умри, – тихо сказал я, и она упала первой.
Она рухнула как подкошенная, словно ее просто оглушили, но Дар сказал мне, что она мертва. Сердце ее не билось, она не дышала.
То ли по глупости, то ли из преданности сообщники-мужчины бросились к ней. В самом деле, к чему дальше прятаться? Испуганную, загнанную жертву можно не бояться. Я поднял трясущуюся серебряную руку и указал на одного из них.
– Умри, – велел я ему, когда его товарищ испуганно замер. – Умри, – предложил я, и он послушался.
Так просто. Слишком просто.
– Это он! – крикнул кто-то. – Не знаю как, но это он их уложил! Саха, Бар, вставайте! Вы ранены?
Один из них – костлявый юнец с темными неровными патлами – вышел из укрытия и, не сводя глаз с меня, бочком двинулся к мертвецам.
– Они мертвы, – сказал я ему.
Я надеялся, он сбежит. И еще больше надеялся, что он станет драться.
Из травы поднялась девушка, робкая как лань и хорошенькая. Длинные темные волосы локонами падали ей на плечи.
– Саха? – окликнула она, и теперь в ее голосе уже не звенел смех, только неуверенность.
– Он убил их! – закричал ее спутник, сорвавшись на визг, и бросился на меня.
Его подруга тоже завизжала и последовала его примеру.
Я направил на них серебряный палец и чиркнул им по воздуху. Они упали, будто сраженные топором. Никогда еще я не использовал магию таким образом. Никогда еще она не была настолько мощной. Это напомнило мне первые шаги в овладении Силой, когда она вела себя совершенно непредсказуемо. Охваченный страхом и гневом, я метал смерть в людей, которых даже не мог толком разглядеть.
Я не знал, что мы так можем.
Ночной Волк во мне, кажется, слегка испугался случившегося.
Я тоже.
Чувствовал ли я раскаяние, когда морочил головы команде «Плясуньи»? Теперь от потрясения я не чувствовал почти ничего. Однажды видел, как человеку отсекли ногу и он сидел такой же безучастный к этому, как я теперь – к тому, что совершил. Я сплюнул кровь и ощупал зубы. Два шатались. Враги мертвы, а я жив. Отбросил все сожаления.
Прежде чем уйти, я ограбил мертвецов. Сандалии одного из юнцов оказались мне по ноге. У красотки был приличный плащ. Еще нашел мех с вином и нож. У одной из женщин был сверток с липкими мятными конфетами. Я съел их, запив дешевым вином. Когда Пеструха принялась клевать тела, я отвел глаза. Чем это хуже того, как я их обобрал? Они мертвы, и она берет то, что ей пригодится.
Сгустилась ночь, и взошла луна. Воспоминания о резне на разрушенных ныне улицах всколыхнулись вокруг с новой силой. Пеструха нахохлилась у меня на плече. Возможно, убийцы Элдерлингов – предки нынешних обитателей жалкого городишки внизу. Что, если эти звенящие ужас и ненависть – жуткая кара, которую убитые, сами того не желая, обрушили на детей, не подозревавших о деяниях их прародителей? Что, если мрачный дух этого места проник в потомков тех убийц?
Я нашел столпы Силы, идя строго против движения толпы. Брел сквозь полупрозрачные трупы и визжащих призраков, пока не очутился на площади, где Элдерлинги носились по кругу, словно овцы в окружении волков. Они выходили из камня, видели, что творится, и пытались бежать обратно, к сомнительной безопасности. Посреди этого бешеного кружения я и нашел обелиск.
Все было, как и рассказывал Шут. Кто-то немало потрудился, пытаясь свалить колонну. Она стояла криво, и свет полной луны блестел на ее поцарапанной верхней грани. Остальные поверхности тоже были сильно повреждены, от камня разило нечистотами. Неужели после стольких лет ненависть обитателей этих мест так сильна, что они выражают ее столь отвратительным образом?
Люди мочатся со страху.
Поверженный камень окружала высокая трава. Призрачные Элдерлинги появлялись из него, прижимая к себе детей или узлы с пожитками. Я опустился на колени и раздвинул жесткую траву и стебли вьюнка под камнем. Вот бы сейчас заглянуть в карту Чейда, где были отмечены все известные столпы Силы и места, в которые сквозь них можно попасть. Не важно. Что упало – то пропало, остается лишь надеяться, что медведю она пришлась по вкусу. Шут сказал, они с Прилкопом вышли из нижней грани камня. Все, что мне нужно, – проделать тот же шаг в обратном направлении. Я заглянул в темноту под накренившейся колонной. Пеструха вцепилась мне в плащ и воротник рубашки, расцарапав шею.