Постепенно я полюбила корабль. Наверное, потому, что чувствовала, как Проказница относится ко мне. Достаточно было положить руку на серебристое дерево планшира, чтобы почувствовать ее настроение. Почти как тогда, когда мама, склонившаяся над шитьем, на миг поднимала голову и улыбалась мне, когда я входила в комнату. Тихое, доброжелательное приветствие. Я не отваживалась подолгу говорить с Проказницей, но она лучилась добротой ко мне. А ничего другого мне от нее и не нужно было.
Зато я слышала, как она беседует со своим капитаном. Пусть не сразу, но разобралась в их родственных отношениях: капитан Уинтроу – племянник Альтии, а Проказница – семейный корабль Вестритов, и Альтия выросла на ней. Живые корабли, похоже, очень важны для своих семейств. Когда Совершенный превратился в драконов и они улетели, Альтия, Брэшен и Эйсын остались без корабля. И теперь Проказница хочет последовать примеру Совершенного. И все они останутся без живых кораблей. Пер прав. Не успею я повзрослеть, как живые корабли уйдут в прошлое.
Это печалило людей, но сейчас разгорелся спор поважнее. Я как-то сидела на бухте каната недалеко от бака и задремала. Когда проснулась, несколько человек стояли там, почтительно построившись и сняв головные уборы. Я проспала, о чем они просили Проказницу, но, услышав ее ответ, все поняла. Проказница отказывалась заходить на Пиратские острова. Капитан умолял ее, Эйсын просил снова и снова, но она была тверда как скала. В ее черных вьющихся волосах можно было разглядеть древесные прожилки, но они все равно шевелились, когда изваяние качало головой.
– Кеннитссона не вернешь, кто бы и когда ни доставил его семье известие о его гибели. Мы все понимаем, какой удар это будет для Этты и Соркора, да и для всех Пиратских островов. Думаете, меня не трогает судьба Кеннитссона? Он не был мне родней по крови, но и безразличен он мне не был. Я знала его отца и, возможно, понимала его куда лучше, чем самой бы хотелось. Я уважаю память Кеннита за некоторые из его деяний. Но как бы то ни было, я не хочу застрять на Делипае, пока Этта будет яриться, сыпать проклятиями и рыдать. Сами знаете, у нее возникнут тысячи вопросов, а потом – тысячи упреков и обвинений. Она может задержать меня на несколько недель, если не месяцев.
– Тогда как ты намерена поступить? – спросила Штурман.
– Я намерена миновать Пиратские острова без остановки. Знаю, вам нужна провизия. Я не Безумный Корабль, чтобы не заботиться о своей команде. Я согласна на компромисс. Мы ненадолго зайдем в Удачный. Оттуда я отправлюсь вверх по реке Дождевых чащоб, в Трехог, чтобы обрести свою судьбу и стать драконом.
– А как же я? – с обезоруживающей прямотой спросил капитан Уинтроу. – Что Этта подумает обо мне? Думаешь, я смогу когда-нибудь появиться на Делипае, если сейчас не принесу королеве весть о гибели ее сына? – Он покачал головой. – Это будет стоить мне должности. А может быть, и жизни.
Альтия, Брэшен и Эйсын шли на бак. Неужели они боятся, что корабль взбунтуется?
Проказница какое-то время молчала. Потом сказала твердо, хоть и с сожалением:
– Я знаю только, что и так пробыла кораблем слишком долго. Уинтроу, я в ловушке. Я хочу на свободу. И я освобожу себя. И тебе самому пора на свободу. Прошли долгие годы. Этта никогда не полюбит тебя, как любила Кеннита. Ее любовь можно было заслужить только холодностью и пренебрежением. Она думала: раз не бьет – значит любит. А Кеннит? Он даже себе не признавался, что она для него нечто большее, чем подходящая шлюха. Он тебя любил больше, чем ее. Вернись домой, Уинтроу. И забери меня домой. Нам обоим пора на свободу.
За этими словами корабля последовало такое долгое молчание, что я уже подумала: может, все ушли? Тогда чуть-чуть приоткрыла веки и увидела из-под ресниц, что Альтия обнимает племянника за плечи. Матросы неловко молчали и отводили глаза, чтобы не видеть его несчастное лицо.
– Она права, – прошептал Эйсын. – Ты же знаешь, что она права.
Но, услышав эти слова, Уинтроу вырвался из рук Альтии и решительно зашагал прочь от своих родных и изваяния. Я сочла за лучшее и дальше притворяться спящей и никому не рассказывать о том, что слышала.
Почти все матросы на Проказнице были с Пиратских островов, поэтому, узнав, что корабль отказывается заходить туда, они стали возмущаться. Я чувствовала скрытое напряжение и гадала: чего они хотят от Уинтроу, если знают, что это не его решение, а Проказницы? Но когда на горизонте показались Пиратские острова, Уинтроу предложил решение, которое должно было устроить всех. Пусть те, кто хочет покинуть корабль, возьмут шлюпки и отправляются в Делипай. Только одну лодку он собирался оставить на корабле, хотя и знал, что она не вместит всех оставшихся на борту, случись с Проказницей беда.
Но когда матросам предоставили возможность уйти, воспользоваться ею решили лишь человек десять. Некоторые из тех, кто служил на Проказнице много лет, захотели остаться, чтобы увидеть, как она превратится в дракона.
– Вот это будет диво так диво, еще много лет будем вспоминать, – сказал один, и тогда двое из тех, кто хотел сойти, тоже решили плыть с нами дальше.
Уинтроу вежливо попрощался с теми, которые предпочли сойти с корабля, и сказал, что проследит, чтобы им заплатили все причитающееся за службу.
А Эйсын сказал самому старшему из них:
– Вот, передай это королеве Этте. Раз уж вы все решили сойти тут, смотрите, чтобы он не попал в неправильные руки. – И протянул талисман, вырезанный из дерева, на простом шнурке.
Я так и не поняла, почему это потрясло отъезжающих. Они много раз повторили, что передадут талисман лично в руки королеве. Потом спустили шлюпки, и я долго смотрела, как они гребут. А потом мы оставили Пиратские острова позади.
Той ночью капитан Уинтроу очень сильно напился, и Альтия с Брэшеном тоже. Эйсын стоял ночную вахту и был на корабле за капитана. Клеф составил ему компанию, и Пер тоже. Они сидели на баке, рядом с изваянием, и горланили какие-то неприличные песни. На следующее утро лица у них были покрыты сизыми пятнами, а руки тряслись, но они все равно работали. Янтарь и Спарк присоединились к команде, чтобы восполнить нехватку матросов, а корабль летел вперед как на крыльях, так Проказнице хотелось поскорее попасть в Дождевые чащобы.
Меня снова свалила странная хворь, охватили слабость и жар. Янтарь пыталась уверить меня, что все будет хорошо, но я ответила, что у меня так уже было и я хочу, чтобы меня оставили в покое. Янтарь, похоже, была потрясена, но послушалась. Воду и суп мне приносил Пер, и он же, когда лихорадка прошла, уговорил капитана позволить мне помыться в его каюте. Мне дали ванну, в которой можно было стоять, ветошь, чтобы обтираться, и ведро горячей воды. Хотелось полежать в горячей ванне, но Пер объяснил, что воду приходится беречь: мы ведь не смогли пополнить запасы на Пиратских островах. Того, что мне дали, хватило, чтобы смыть с себя облезшую кожу. Когда я покончила с этим, кожа моя была чуть-чуть ближе по цвету к коже Пера, и чувствовала я себя гораздо лучше.
Странное дело: меня очень утомляла праздность во время нашего нескончаемого плавания. Столько месяцев я строила планы и пыталась выжить, а тут мне вдруг стало почти нечего делать. Никто не считал, что я должна выполнять свою часть работы. Все вокруг твердили, что нужно отдыхать. И мне часами было нечем заняться, кроме как перебирать в памяти свои несчастья. Я пыталась найти какой-то смысл в том, что со мной произошло. Мой отец мертв. Те, кто похитил меня, мертвы. Я направляюсь «домой» – в Олений замок, к сестре, которую толком не знаю, и новорожденной племяннице.
Я думала обо всем, что со мной делали, и обо всем, что я сама делала, чтобы выжить. Иногда даже трудно было поверить, что это было со мной. Что это я прокусила щеку Двалии. Что это у меня на глазах умерла торговец Акриэль. Что это я стала Разрушителем, убила Двалию, сожгла Симфэ и спалила библиотеку. Неужели все это была я, Би Видящая?
Мне снились сны – и полные предзнаменований, и обычные. Иногда трудно было отличить одни от других. Я бродила за стенами Ивового Леса и звала отца, но на мой зов пришел волк. Торговец Акриэль ползла за мной, крича, что это я виновата. Пыталась убежать от нее, но ноги были как студень. Синий олень прыгал в серебряное озеро, а оттуда выпрыгивал черный волк. Дюжина драконов величественно поднималась в небо. Двалия стояла у моей кровати и смеялась: как я могла подумать, что способна убить ее. Мне снились женщина, которая вспахивала бескрайнее поле, и золотые колосья, которые надо было срезать и сложить в скрипучие возки. Мне снилась мама, она говорила: «Может показаться, что он не любит тебя, но это не так». Или что я смотрю в щель в стене и вижу пышный бал в огромном зале.
Некоторые сны я записывала на бумаге, которую дал мне Любимый, другие оставляла при себе.
Однажды вечером он пришел ко мне и сказал:
– Давай сядем рядом, и ты будешь читать мне свои сны. А потом мы поговорим о них.
Я не хотела никому их читать. Оттого что я их записывала, сны приобретали значение. Если прочесть их вслух, они станут еще значительнее. Я ничего не ответила ему.
Он сел рядом со мной на носовой палубе. По вечерам я больше всего любила сидеть там. Его длинные руки, одна в перчатке, вторая нет, вольно легли на колени.
– Би, пожалуйста, дай мне узнать тебя. Для меня нет ничего важнее. Я хочу понять тебя и рассказать все то, что ты должна знать о себе. Рассказать тебе про сны, что они могут значить и чего от тебя потребовать. Однажды ты должна будешь найти своего Изменяющего и начать менять мир…
Я заметила, что он не сказал, будто хочет, чтобы я узнала его. Чтобы узнала Янтарь – Шута – Любимого, кем бы он ни был. Спрятала от него свой рисунок с торговцем Акриэль. И изобразила улыбку:
– Я нашла Изменяющего. Я изменила то, что должна была. И теперь с этим покончено. – Интересно, а какой судьбы хотел бы для меня отец? Я набрала побольше воздуха и сказала, стараясь не задеть его чувства: – Я не хочу становиться Белым Пророком, каким был ты.