– Нет.
Он схватился за голову и сдавил виски, словно в приступе боли. Капли стекали по его лицу: то ли дождь, то ли слезы, то ли пот. Керф таращился на волны с коровьим смирением, не пытаясь даже спрятать лицо от дождя. Буря усиливалась. Паруса хлопали у нас над головами. Корабль взлетал на волну и проваливался вниз, отчего у меня внутри все сжималось.
– Чем больше снов об одном и том же, тем вернее оно случится, – продолжал Виндлайер. – Нежданный Сын несет перемены в мир. Если тебя не остановить, из-за тебя весь мир свернет на неправильную дорогу. Ты – угроза для Слуг, угроза для Клерреса! Все сны говорят: изменения, причиняемые тобой, так огромны, что больше никто не сможет предсказывать будущее! Тебя необходимо остановить!
Тут он спохватился и зажал себе рот ладонью.
– И вы думаете, что я – этот Нежданный Сын? – Я широко развела руки, показывая, какая я маленькая. – И если меня не остановить, я разрушу мир? Я? – Порыв ветра ударил меня в лицо. – И как же вы хотите остановить меня? Убить?
Корабль тряхнуло, и я вцепилась в планшир. Ветер ревел, дождь так и хлестал.
– Ты должна быть им. – Отчаянная мольба звучала в его словах. Мне показалось, он вот-вот расплачется. – Двалия сказала, что убьет меня, если я нашел не того ребенка. Она так разозлилась, когда выяснилось, что ты девочка… Тогда-то она и начала сомневаться во мне. И в тебе. Но для меня все просто. Если ты – не он, тогда кто же? В своем единственном истинно пророческом сне я видел, как нашел тебя. Ты и есть он, и, если мы не заберем тебя в Клеррес, ты заставишь весь мир свернуть на неправильный путь. – Он вдруг заговорил совсем иначе, строго и повелительно: – Когда прибудем в Клеррес, надо сделать так, чтобы все поверили: ты – Нежданный Сын и мы все сделали правильно. Ты, ты сама должна постараться и заставить их поверить. Если мы не…
Тут он внезапно захлопнул рот с такой силой, что аж зубы клацнули. Глаза у него полезли на лоб, и он уставился в пустоту поверх моей головы. Когда Виндлайер снова опустил взгляд на меня, то смотрел так, будто я предала его.
– Это же все ты, да? Ты делаешь это прямо сейчас, заставляешь меня выбалтывать все, а когда будешь все знать – сможешь изменить. Потому что ты и есть он. Ты мешаешь мне прятать тебя. Ты делаешь так, чтобы Двалия на меня злилась. Ты сбежала, и так много наших погибло. Мы поймали тебя снова, но теперь Реппин мертва, а Алария продана в рабство. Остались только Двалия и я и еще этот Керф. А все остальные… Ты изменила их судьбы так, что они умерли! – Он был в ярости.
Меня охватил страх. А ведь мы с ним почти стали союзниками! От разочарования у меня перехватило дух.
– Брат, – сказала я дрожащим голосом, – все это случилось только потому, что вы похитили меня! – Как я ни сдерживалась, рыдания вырвались из моей груди. Я выкрикивала слова сквозь ком в горле. – Это не я! Это Двалия! Это она пришла и убила столько людей. Она привела всех своих небелов на смерть. Не я. Не я!
Я обессиленно повалилась на колени.
Не может быть, чтобы Виндлайер был прав. Не может быть, чтобы смерть всех этих людей была на моей совести. Фитц Виджилант… Отец Пера… Ревел… Не может быть, чтобы все это из-за меня!
Страх рос во мне, и буря усиливалась вместе с ним. Казалось, ураган рвется из моей груди и бушует вокруг нас. Через фальшборт перехлестнула волна. Она окатила меня с головой, и я машинально схватилась за ногу Керфа. Кто-то выкрикнул команду, мимо нас пробежали трое матросов. Нос корабля стал задираться, словно мы карабкались на гору.
Один из матросов на бегу крикнул Виндлайеру:
– Убирайся в трюм, балда!
Я встала, оттолкнувшись от палубы. Ветер дул словно со всех сторон. Корабль парил на гребне волны.
А потом он снова накренился, и мы заскользили по палубе. Меня пронесло мимо Виндлайера, я кричала от страха.
– Держи ее! – велел он Керфу. – Отведи обратно вниз!
Тот наклонился, схватил меня за шиворот и поволок к люку, как мешок с поклажей. Виндлайер цеплялся за Керфа. Матросы ругались, что мы путаемся у них под ногами. Они двигались целеустремленно, но команды, которые они исполняли, казались мне бессмысленными. Матросы карабкались на мачты, а ветер хлестал их, и при каждом порыве паруса трещали, грозя разорваться. Палуба снова накренилась. Наконец мы добрались до люка, но он оказался закрыт. Виндлайер присел на корточки и заколотил в него, крича, чтобы нас впустили. Керф бросил меня и опустился на колено. Застонал и приподнял крышку люка. Мы почти кубарем скатились по трапу вниз, и кто-то с грохотом захлопнул крышку за нами. Кругом была темнота.
В первую минуту казалось, что бояться больше нечего. Потом грубо обтесанные доски нижней палубы накренились. В темноте раздался испуганный крик, но кто-то рассмеялся и сказал:
– Какой же ты торговец, парень, если вопишь от пустяковой качки!
– Эй, погасите фонарь! – крикнул кто-то.
Свет в отдалении померк, и темнота сделалась непроглядной. Мир вокруг меня вздымался и опускался, как качели.
Я не знала, в какой стороне наша каюта. А вот Керф знал.
Виндлайер сказал мне на ухо:
– Иди за нами.
И я пошла. Держалась за его рубашку сзади и двигалась мелкими шажками, и все равно мы постоянно налетали в темноте на что-то: бились о балки, наткнулись на чей-то гамак, споткнулись о дорожный сундук – и наконец перевалились через порог, за которым оказалась наша каюта. Пол ходил ходуном. Я опустилась на корточки, а потом села на пол, упершись ладонями в палубу, чтобы меньше скользить. Но тут Керф попытался закрыть дверь, и выяснилось, что я сижу у него на пути. Тогда я, не вставая – встать было страшно, – отползла прочь. Ощупью мне удалось найти угол и забиться в него. Там и осталась сидеть, баюкая свою покрытую синяками руку. Я промокла до нитки, с волос текло за шиворот. В каюте было не продохнуть, но меня била дрожь от холода и отчаяния. Пусть Двалия злится сколько влезет. Мне нужно знать правду!
– Зачем ты похитила меня? Что ты собираешься со мной сделать? – отчетливо и громко произнесла я в темноте.
Двалия шумно заворочалась на койке, когда корабль опять резко качнуло.
– Сделай так, чтобы она помалкивала! – велела она Виндлайеру. – Усыпи ее!
– А он не может! Я знаю, как защитить от него свои мысли! Он не может управлять мной.
– Ну, тогда я сама! Я могу усмирить тебя палкой, так что лучше заткнись по-хорошему!
Она пыталась угрожать мне, но в голосе ее под тонким слоем злобы пряталась боль. И тень страха. Корабль снова накренился, и меня вжало в угол. Я чувствовала себя котенком, которого посадили в ящик и трясут. Но я напомнила себе, что матросы на палубе выглядели ужасно занятыми и напряженными, но не напуганными. Нельзя было бояться.
– У тебя нет палки, а если бы и была, ты не видишь, где я и куда бить. Ты что, боишься ответить мне? Зачем ты меня похитила? Что ты собираешься со мной сделать?
Она вдруг села на койке: это было ясно по тому, как зашуршало одеяло, а потом раздался глухой удар, когда Двалия стукнулась головой о верхнюю койку. Я хихикнула – сначала сдавленно, потом в полный голос. Сидя в темноте, в раскачивающейся каюте и дразня Двалию, я вдруг ощутила странную власть над ней.
Потом подлила масла в огонь:
– А если корабль потонет? Все твои планы пойдут прахом! Только представь: корабль идет ко дну, а мы сидим тут. Даже если и выберемся из каюты, нам нипочем не найти люк в темноте. Мы все умрем здесь, когда в трюм хлынет ледяная вода и затопит нас. Или, может, корабль сначала перевернется?
Виндлайер прерывисто втянул воздух. Мне было жалко его, но в то же время казалось: а вот и поделом! Разве я не имею права заставить их почувствовать себя такими же напуганными и несчастными, какой чувствовала себя я, когда они увезли меня из дому?
Корабль накренился, потом мы как будто налетели на что-то, но двинулись дальше. Тут Двалию вырвало. Рядом с ее койкой стояло ведро, но, судя по звуку, скупая струйка рвоты расплескалась по полу. Дурной запах усилился.
– Ты думала, что я – Нежданный Сын. А потом решила, что нет. Так вот, я думаю – я и есть он! Я меняю мир прямо сейчас. И ты никогда не узнаешь, как я его изменю, потому что, по-моему, не дотянешь живой до ближайшего порта. Ты явно похудела и ослабла. А если ты умрешь и Виндлайер останется один с нами? Вряд ли я поеду в этот ваш Клеррес! – И я снова засмеялась.
На мгновение воцарилась тишина, словно буря утихла и корабль замер. В этой тишине Двалия заговорила:
– Что я с тобой сделаю? То же, что сделала с твоим отцом! Я разорву тебя в клочья! Я вытяну из тебя все тайны, даже если для этого мне придется содрать с тебя кожу дюйм за дюймом! А когда я закончу с тобой, то отдам тебя заводчикам. Они давно уже хотели заполучить кого-то из твоей породы. Как бы я ни изуродовала тебя, думаю, они уж найдут кого-нибудь, кто будет насиловать тебя до тех пор, пока ты не понесешь. Ты молода. Думаю, они сумеют получить с тебя пару десятков младенцев, прежде чем твое тело откажет. – И она издала странный звук, будто каркнула.
Я никогда не слышала раньше, чтобы Двалия смеялась, но сразу поняла, что это был смех. Страх, ледяной страх, холоднее забортной воды, волной вздыбился во мне. Растерянность захватила власть надо мной. Что она там говорила? Я попыталась отыскать в себе былую уверенность:
– Ничего ты моему отцу не сделала! Ты его и в глаза не видела!
Повисло молчание, пол накренился в другую сторону, и было слышно, как трутся друг о друга доски корабля. Потом Двалия заговорила снова, голосом самой тьмы:
– Да ну? Так ты даже не знаешь, кто твой отец!
– Я знаю своего отца!
– Правда? Ты видела его светлые волосы и глаза? Его насмешливую улыбку и руки с длинными пальцами? Думаю, нет. Я ослепила эти глаза! Я навсегда прогнала из них насмешку! И я срезала подушечки с длинных пальчиков твоего отца! Это уже после того, как выдернула его ногти, потихоньку-понемногу… Больше он никогда не сможет жонглировать, не достанет яблоко из воздуха! Я сняла кожу с его стоп – медленно, очень медленно! А потом я зажала его левую ступню в тисках и стала медленно-медленно сжимать, закручивая винт не более чем на четверть оборота при каждом вопросе. Не важно, отвечал он или нет. Я спрашивала, он выкрикивал что-то или рыдал. И я поворачивала винт. Все туже и туже, и свод его стопы вспучивался, вспучивался, а потом – хрясь! – Она снова закаркала.