Янтарь прерывисто вздохнула:
– Он станет двумя драконами. Сейчас они, противно своей природе, слеплены воедино, а тогда избавятся от этих уз и обретут правильные тела. Да. Если только удастся добыть достаточно Серебра, я верю, он сумеет это сделать. Они сумеют. – Она обвела невидящим взглядом их лица, полные недоверия. – Вы же любите его. Вы любили его еще в те времена, много лет назад, когда он гнил на берегу. Альтия, ты играла у него под палубой в детстве. Брэшен, ты нашел в нем пристанище, когда никто больше не давал тебе крыши над головой. Вы знаете его, знаете, как жестоко с ним обходились. Он сказал правду. Не может быть такого, чтобы вы хотели ему нынешней судьбы.
– Да, я люблю его, – тихо сказала Альтия. – Когда-то моя семья рискнула всем и купила его. Это спасло его от уничтожения и дало нам возможность вернуть Проказницу и моего племянника. Все годы, что прошли с тех пор, мы с Брэшеном защищали Совершенного. По-твоему, найдется еще хоть один капитан, готовый ходить на нем? – Она медленно набрала воздуха. – Но ты разорила нас. Ты хоть понимаешь это? Конечно, ты думаешь, я забочусь только о себе, а не о Совершенном, но без живого корабля мы с Брэшеном останемся на мели. У нас не будет больше ни дома, ни земли, ни дела. Ничего. Совершенный был для нас всем. Мы заботились о нем, когда никто больше ему не верил, не дали разобрать его и продать по частям как диковинки. Ты, похоже, думаешь, что его жизнь ужасна, но лучшей жизни мы дать ему не могли. Мы – часть его, а он – часть каждого из нас. Что станет с нами, если он превратится в драконов? Что мы оставим в наследство сыну?
Она умолкла и попыталась взять себя в руки:
– А если Серебро не подействует и он никогда не сможет стать чем-то большим, чем есть? Возможно, это даже хуже. Ты помнишь, каким несчастным он был, когда мы только воскресили его, слепого, с искалеченной душой, полного ненависти? Не может быть, чтобы ты забыла. Ты ведь была там и помогала в этом. Ты думаешь, все эти годы, что прошли с тех пор, нам всегда было легко с ним? Но мы восстановили его, вернули ему душу, покой и радость. Он нес нас через шторма, хохоча над нашим испугом! А когда море было спокойно, он держал на руках нашего сына и окунал его в воду, так что тот заливался смехом. Но теперь всему этому пришел конец. Он больше никогда не сможет наслаждаться жизнью корабля. Репутация, которую мы отвоевали ему, все эти годы жизни вместе… все коту под хвост. Все пропало.
Альтия медленно опустила голову на сложенные на столе руки. Она как будто сделалась меньше, и в глаза мне вдруг бросились седые пряди в ее черных волосах, вздувшиеся вены и сухожилия на тыльной стороне сильных кистей. Брэшен потянулся через стол и положил ей на руку свою обветренную ладонь. За столом повисло молчание. Меня снедал стыд за то, что мы принесли им такое горе. Янтарь сидела с застывшим лицом, и непонятно было, что она чувствует. Я снова подумал, что, хоть я и знаю Шута целую жизнь, Янтарь остается для меня совершенно непредсказуемой.
Брэшен заговорил медленно, гладя жену по жестким волосам:
– Альтия. Мы справимся, милая. С Совершенным или без него, мы справимся. Ты и я. – Он сглотнул. – Может, Эйсын будет и дальше ходить на Проказнице. Она ведь тоже его семейный корабль, в не меньшей мере, чем Совершенный. А Кеннитссона, похоже, море не интересует, Са тому свидетель…
Он говорил все тише, потом умолк, и на его лице медленно проступило понимание: если Совершенный может снова стать драконами, то сможет и Проказница. И все остальные живые корабли. Янтарь разрушила не только жизни Брэшена и Альтии. Дав Совершенному Серебро, она обратила в пыль состояние всех семейств – торговцев Удачного, владевших живыми кораблями. Да и сам Удачный, город, где заключается множество сделок, всегда зависел от живых кораблей, доставлявших сокровища Дождевых чащоб. Теперь живые корабли уйдут в прошлое, и старинные семейства, владевшие ими, разорятся.
Альтия подняла голову и посмотрела на Янтарь.
– Почему? – спросила она с несчастным видом. – Почему ты не посоветовалась сначала с нами? Почему не дала хоть немного времени, чтобы подготовиться к такому великому перелому в судьбе? Неужели ты думала, что мы отказались бы, если Совершенный так этого хочет? А тебе не приходило в голову, что рассказать ему о такой возможности можно было бы постепенно и в более безопасном месте?
Она говорила о корабле, будто о своем ребенке. Не вполне здоровом разумом, но все равно любимом. Которого она вот-вот лишится, потому что безумие захлестнет его окончательно. Больно было быть свидетелем такой утраты, однако Янтарь сидела, не выказывая никаких чувств.
– Я должна была это сделать, – проговорила она после долгого молчания. – И не только ради Совершенного. – Янтарь повернулась ко мне. – Совершенный – это лишь начало. Прости, Фитц. Я хотела рассказать тебе о своем замысле. Для этого мне и нужно было Серебро. Я не собиралась вот так просто взять и дать его Совершенному. Но сегодня вечером, когда мы разговаривали, он спросил, приятно ли мне снова быть в море, хотя я больше не могу быть моряком, как мне было предназначено. Я ответила, что никогда не считала, будто мореплавание – моя судьба. А он сказал, что ему не было предназначено быть кораблем, что он должен был воплотиться в драконов… И вдруг то, что он говорил, совпало с тем, что написано в дневниках Би, словно кусочки мозаики соединились, и я поняла, что значил тот сон. Она предвидела, что выживет. Теперь я уверена: Би жива! И скорее всего, до сих пор в руках похитителей. Они везут ее в Клеррес. Мы не знаем, какой путь они выберут, но мы знаем, куда он ведет. И еще мы знаем, что нужно как можно скорее вернуть ее, в этом деле каждый миг дорог. Нельзя путешествовать от одного порта до другого, постоянно останавливаясь, чтобы найти корабль, который повезет нас дальше, и договориться с его капитаном. Нельзя уповать на удачу и надеяться, что мы успеем вовремя. Надо добраться до Клерреса как можно скорее. И живой корабль, знающий путь туда, – возможность, лучше которой не пожелаешь.
После того как надежды раз за разом оказываются ложными, начинаешь их ненавидеть. Я слушал Янтарь, но сердце мое и не думало трепетать от радости. Хуже того, жгучая ярость вздымалась во мне. Как она смеет?! Как смеет говорить такое при чужих, издеваться надо мной, дразня пустыми посулами? А потом, словно всесокрушающая волна, на меня обрушилась надежда. Сбила с ног и поволокла по усеянному ракушками песку в глубину.
Забыв обо всем, что произошло в этот день, я воскликнул:
– Би жива? Но как такое может быть? И как ты можешь быть уверена?
Янтарь повернулась ко мне. Ее рука ощупью двинулась по столу и нашла мою. Холодные пальцы сжали мои. Ее бледные, пустые глаза ничего не выражали. Голос звучал тихо и вкрадчиво:
– Это было в ее дневнике сновидений, Фитц. О, не дословно, конечно. Но некоторые сны она помечала как те, что почти наверняка сбудутся. Определенные события, которые, как ей казалось, произойдут вернее, чем прочие. Она описывала их скорее образами, чем словами. У меня ушла целая вечность на то, чтобы научиться понимать ее записи. И вот теперь фрагменты сошлись один к одному, словно черепки разбитой чашки.
– Дневник сновидений? – резко переспросила Альтия. – Что еще за дневник, во имя всех причиндалов Са? И почему из-за этого дневника тебе вздумалось сломать нам жизнь?
Янтарь обратила лицо к ней и Брэшену:
– Чтобы все объяснить, потребуется немало времени…
– По-моему, тебе следовало бы найти это время много дней назад. Так что начинай сейчас, – дав волю злости, потребовала Альтия.
– Хорошо. – Янтарь не стала отпираться, приняв упрек как заслуженный. Она сжала мою руку и с сожалением в голосе произнесла: – Фитц, я знаю, тебе не понравится моя просьба. Но пожалуйста, принеси дневник сновидений Би, а я пока объясню Альтии и Брэшену, что это такое и почему каждый из ее снов так важен.
Случалось, от гнева меня бросало в жар, от ярости темнело в глазах. Теперь же мне показалось, будто в животе у меня растет кристалл льда, постепенно сковывая холодом все тело, сжимая в морозных объятиях сердце, так что оно едва не перестало биться. Я уставился на Янтарь, не в силах пошевелиться, окаменев от такой бессердечности. Она смотрела на меня в ответ. Что она видела: тень? силуэт?
– Фитц… Пожалуйста. – Брэшен не смотрел на меня, глядел только на свои руки на столе. – Если ты можешь как-то помочь нам понять, что происходит… – Он умолк, не договорив.
Без единого слова я встал, со скрежетом отодвинув стул, и вышел из капитанской каюты. Но отправился я не в каюту Янтарь, где лежала моя поклажа. Сквозь полнящуюся зудом насекомых ночь я прошел прямо на носовую палубу.
Совершенный думал о чем-то, ссутулившись. Плечи его оставались по-прежнему человеческими, однако шея сделалась длиннее, и драконья голова была опущена на грудь. Эта картина совершенно сбила меня с толку. Я кашлянул, привлекая его внимание. Он легко повернул голову и посмотрел на меня. Глаза его были такими же голубыми, как прежде. Единственное, что не изменилось на его лице.
– Что тебе нужно? – неприветливо спросил он.
– Сам не знаю.
Не то чтобы я вовсе не боялся, но все равно подошел ближе и облокотился на планшир. Янтарь пробудила во мне надежду, а вместе с ней и сомнения. Покуда я был уверен, что Би не вернуть, я жаждал мести. И даже больше, чем отомстить, я хотел умереть. Добраться до Клерреса и погибнуть, унеся с собой как можно больше врагов, – вот и все, что мне было нужно. У меня было достаточно времени, чтобы тщательно продумать план действий. Но теперь я мечтал о другом: чтобы Би была жива и я мог спасти ее. А если Би уже нет, я тоже хотел умереть, чтобы положить конец своей несостоятельности. Получается, месть больше не манит меня? «Сегодня – нет», – понял я. Слишком устал от всего этого. Примчаться на помощь, очертя голову, спасти дочь и тихо дожить с ней свои дни где-нибудь в мире и покое – вот и все, чего я желал теперь.