Эти слова – единственное, что оставалось неизменным в каждом сне. Я знаю: я всего лишь сопоставитель и в жилах моих течет лишь малая толика Белой крови. Но сколько я ни пытаюсь рассказать свой сон, меня прогоняют, утверждая, что это всего лишь обычный кошмар. Прекрасная Симфэ, ты – моя последняя надежда, выслушай же меня! Этот сон заслуживает того, чтобы внести его в архивы. Я сообщаю об этом не потому, что ищу славы или желаю, чтобы меня признали Белым, способным видеть сны, но лишь для того, чтобы… (Это все, что можно разобрать на обугленном клочке бумаги.)
Долгие, тягучие дни на борту Совершенного были мне мукой мученической. Каждый день так походил на другие, что они сливались в один, который длился и длился, и я задыхался от его бесконечности.
Команда винила во всем большей частью нас с Янтарь. Из-за подспудного гула ненависти наши краткие и скудные трапезы сделались для меня настоящим испытанием. Поступок Янтарь испортил жизнь не только Альтии и Брэшену, но и всем на судне. Обычно на живых кораблях служили до старости, ведь там хорошо платили, опасностей было меньше, чем на обычном корабле, да и матросы становились почти что членами семьи. И теперь всему этому пришел конец. Все, от юнги, которого взяли в команду всего полгода назад, до старейшего матроса, ходившего на Совершенном уже не одно десятилетие, знали, что им придется искать другой заработок. И это произойдет, когда Янтарь добудет для Совершенного еще Серебра, чтобы он мог превратиться в драконов. А пока матросы оставались заложниками его притязаний. Как и мы.
Спарк и Перу от матросов доставалось больше жалости, чем брани. Клеф, похоже, твердо вознамерился сделать из Персивиранса хорошего юнгу, и я утешался тем, что парню не приходится страдать из-за наших разногласий с командой. Лант по-прежнему делил каюту с Клефом, и Клеф поселил там же и Пера. Я хотел поблагодарить его за то, что приглядывает за мальчиком и оберегает его от любых всплесков недовольства, но побоялся бросить тень на Клефа, если нас увидят за разговором. От греха подальше я почти не выходил из каюты Спарк и Янтарь, где теперь поселился. Спарк сделалась грустной и задумчивой, как будто ее что-то угнетало. Она больше бродила по палубе с Лантом, чем училась вязать узлы или забираться на мачты. Потеплело, весна сменилась летом, и в крохотной каморке зачастую было душно. По вечерам, когда к нам присоединялись Лант и Пер, чтобы учить язык, с меня градом лил пот и намокшие волосы липли к голове. Но я все равно радовался этим урокам: они вносили хоть какое-то разнообразие в мои заполненные вынужденным бездельем дни.
Оставшись вдвоем, мы с Шутом без конца вчитывались в дневники Би. Шут пытался найти в ее сновидениях новые подсказки. Я же отчаянно хотел верить, что она до сих пор жива, хотя сама мысль о том, каково моей дочери в плену у этих безжалостных людей, была такой мучительной, что я не мог спать по ночам. Шут просил меня читать и обычный дневник Би, и я читал. Но не все. Не знаю, замечал ли он, что я пропускал абзацы и целые дни, которыми просто не мог поделиться ни с кем. Это было слишком больно. Если Шут и догадывался, то ничего не говорил. Думаю, он понимал, что я и так с трудом держу себя в руках.
Однако Шут чувствовал себя на корабле куда свободнее, чем я. В образе Янтарь он спокойно разгуливал по палубе, безразличный к мнению матросов и капитанов, поскольку пользовался расположением самого корабля. Совершенный часто требовал, чтобы Янтарь приходила поговорить или поиграть для него. Я завидовал такой свободе. И как я ни старался, долгими одинокими вечерами обида все равно брала свое.
Однажды вечером, когда Янтарь вновь ушла к носовому изваянию, я понял, что не могу больше сидеть в крохотной запертой каюте. Испытав лишь легкий укол вины, я стал рыться во вместительных тюках, где Спарк и Янтарь хранили одежду. Чудесный плащ Элдерлингов обнаружился сложенным бабочковой стороной наружу в маленьком кармане. Я достал и развернул его. Большинство Элдерлингов были выше людей, так что плаща хватало на мой рост с запасом. Я заколебался. Но это же сокровище Би; она дала его Перу, только чтобы спасти мальчика. А он взял да и отдал его Шуту, ни слова не сказав. Теперь моя очередь.
Я надел плащ бабочковой стороной внутрь. Он оказался мне впору: вещи Элдерлингов имеют странное свойство приспосабливаться к тем, кто их носит. Спереди застегнулся на пуговицы, сверху донизу. Для рук были прорези по бокам; я воспользовался ими, чтобы накинуть капюшон. Он упал мне на лицо, но оказалось, что сквозь него все отлично видно. Вот моя рука, висящая в воздухе, открыла дверь каюты. Спрятавшись полностью под плащ, я переступил порог и постоял немного, давая плащу время сделаться цвета темного дерева, которым был обшит проход.
Вскоре мне стало ясно, как нелегко расхаживать в одеянии длиной до пят. Я шел медленно и все равно не единожды наступил на край плаща. Всякий раз, когда надо было подняться по трапу, приходилось ждать, когда рядом никого не будет, потому что на лестницах плащ приходилось приподнимать. Интересно, знает ли корабль о моей прогулке? Но чтобы проверить это, пришлось бы подойти слишком близко к носовому изваянию, и я решил не искушать судьбу.
Словно призрак, я бродил по кораблю, замирая, когда рядом появлялся кто-нибудь из команды, и тщательно выбирая, где остановиться. Когда ночь сгустилась, я немного осмелел. Нашел Пера: он сидел с Клефом на палубе в круге желтого света фонаря. Я стал слушать, держась на расстоянии.
– Это называется «сращивать канаты», – объяснял Клеф мальчишке. – Берешь нос марлины, хотя необязательно. Я это делаю обычной свайкой, деревянной. Берешь канат, который уже больше ни на что не годен, и как бы плетешь, вяжешь узлы, и получается циновка или что хошь. Видишь? Это одна из первых, что я сделал. Полезная и на вид по-своему даже ничего.
Я стоял тихо-тихо и смотрел, как Клеф показывает Перу, с чего начать. Это напомнило мне кружевницу Лейси, ловко орудовавшую спицами и крючками. Она делала чудесные вещи: манжеты, воротнички, салфетки. Мало кто знал, что острые спицы – ее тайное оружие для защиты Пейшенс. Я тихонько отошел, мечтая, чтобы Пер забыл о своей истовой преданности Би и стал юнгой. Это, как ни крути, куда лучше, чем становиться помощником убийцы.
Я отправился на поиски Ланта. С тех пор как мы вызвали неприязнь команды, я волновался за него больше, чем готов был признать. Если кому-нибудь из матросов понадобится жертва, чтобы выплеснуть свой гнев, он почти наверняка выберет Ланта. Он молодой и здоровый – такого можно втянуть в драку, и никто не скажет, что ты трус. Я постоянно твердил ему, чтобы остерегался. Лант обещал быть осторожным, но при этом устало вздыхал, явно считая, что он способен постоять за себя.
Я нашел его на погруженной во мрак палубе. Лант стоял, опираясь на фальшборт и глядя на воду. Ветер был попутный, и Совершенный плавно скользил по морю. На палубе почти никого не было. Спарк стояла рядом с Лантом, они негромко переговаривались. Я подобрался ближе.
– Пожалуйста, оставь это, – донеслись до меня его слова.
Но она взяла его за руку, шагнула ближе и заставила обнять ее. И положила голову ему на плечо.
– Это из-за моего низкого происхождения? – спросила она.
– Нет. – Я видел, как нелегко ему было снять руку с ее плеча и сделать шаг в сторону. – Ты же знаешь, что нет.
– Или ты считаешь, что я слишком мала?
Он облокотился на планшир и ссутулился.
– Ты не намного моложе меня. Спарк, прошу тебя. Я ведь говорил. Я должен выполнить обещание, данное отцу. Я не вправе…
Она подалась вперед и поцеловала его. Лант повернулся, позволив ей найти его губы, и тихо застонал, умоляя без слов. И вдруг схватил ее в объятия, прижал к фальшборту и страстно поцеловал. Ее бледные руки скользнули к его бедрам, привлекая к себе.
Спарк сказала, задыхаясь:
– Мне все равно. Я хочу прямо сейчас получить то, что могу.
Я остолбенел и потерял дар речи.
Он вновь поцеловал ее. А потом взял за плечи и мягко оттолкнул. Я мог только позавидовать такой выдержке.
– В моем роду и так хватает незаконнорожденных детей, Спарк. Я не стану отцом еще одного. И не предам отца. Я обещал ему – и боюсь, что это были последние слова, которые он от меня услышал в этой жизни. Я должен пройти этот путь до самого конца. И я не оставлю ребенка расти без отца.
– Я знаю, как сделать так, чтобы этого не случилось…
Но он лишь покачал головой:
– Как «не случилась» ты? Или я? Нет. Ты сказала, что, по словам Янтарь, они с Фитцем, скорее всего, погибнут. А поскольку мое дело – защищать его, я, скорее всего, умру прежде него. Мне и без того не нравится, что я оставлю тебя без защиты, хоть я и надеюсь, что Пер позаботится о тебе. Но я не стану рисковать оставить тебя с ребенком.
– Да скорее уж я позабочусь о Пере! – Она попыталась взять Ланта за руку, но он упрямо вцепился в планшир. Тогда она просто накрыла его руку своими. – А возможно, я умру, защищая тебя, прежде чем ты умрешь, защищая Фитца, – добавила она, но смех ее был невеселым.
Я тихо отошел, глотая слезы. Я и не понимал, что плачу, пока рыдания не стали душить меня. Так много жизней разрушено из-за того, что мой отец поддался похоти. Или то была любовь? Если бы Чейд не родился на свет, может, кто-то другой занял бы наши места, взял на себя наши роли? Сколько раз Шут твердил мне, что жизнь похожа на гигантское колесо, а его дело – выбить это колесо из колеи и направить в лучшую? Не это ли я видел только что? Лант отказался плодить несчастных бастардов, как это заведено у Видящих…
Я осторожно вернулся в уединение каюты, закрыл за собой дверь, снял плащ и аккуратно сложил его, как было. Лучше бы мне не надевать его. Лучше бы не знать того, что теперь знаю. Я пообещал себе больше не пользоваться им и знал, что непременно нарушу это обещание.
Совершенный теперь сам решал, куда направиться, не обращая внимания на желания Альтии или Брэшена. Удачный остался далеко позади, мы даже не зашли в его гавань, не выгрузили товар, не пополнили запасы еды и воды. Пройдя вдоль изменчивых заболоченных берегов, вошли в воды, принадлежащие королевству Пиратских островов. Некоторые из них были заселены, другие оставались не тронуты человеком, будто и не нужны никому. Совершенному все это было безразлично. Мы пожирали глазами крохотные портовые городишки, сверкающие о