Двалия глянула на Виндлайера. Тот вытаращил глаза, и я почувствовала, как он направил свою магию на купца. Она облепила его, будто мокрая тряпка, но он слегка кивнул Двалии. Та улыбнулась, и рана от моих зубов у нее на щеке изогнулась, сложившись в какую-то жуткую ползучую тварь.
– Ты знаешь, что поступал неправильно, – сказала Двалия. – Отдай мне вырученное серебро, ибо я – посланница Бледных, Белых и Четырех. Отдай мне деньги, которые получил за свой обман, и я попрошу их простить тебя. А еще назови мне имя своего друга и на каком корабле он ходит, чтобы я могла попросить и за него тоже.
Торговец уставился на нее, взвешивая в руке кошель с выручкой. Я сосчитала: в его комоде было сорок восемь ящичков. Значит, в кошельке накопилось сорок восемь серебряных монет, причем несколько из них были крупнее – те, что он выпрашивал у некоторых покупателей, утверждая, что малой монетки недостаточно. Огромные деньги, если, конечно, здесь серебро ценится так же высоко, как в Бакке.
Торговец смерил Двалию взглядом и покачал головой:
– Ты странная нищенка. Сначала обвиняешь меня в краже, потом пытаешься ограбить. Сам не понимаю, чего я с тобой разговариваю. Но я завтра женюсь, а есть старинная примета: если перед свадьбой выплатить долг, то потом никогда не будешь иметь долгов, которые не сможешь выплатить. Так что вот тебе серебро в уплату моего долга.
С этими словами он выудил из кошелька единственную монетку. Взяв ее двумя пальцами, торговец подбросил ее в воздух. Двалия попыталась было поймать, но монетка проскочила у нее между пальцами и упала в грязь. Виндлайер кинулся подобрать, однако Двалия наступила на монету.
Тем временем купец повернулся к нам спиной и пошел к своей повозке.
Не оборачиваясь, он бросил:
– Как тебе только не стыдно! Накормила бы девочку хоть немного. И если у тебя есть сердце, сними с нее эту цепь и подыщи для малышки дом.
Двалия со всей силы пнула Виндлайера, и тот, охнув, повалился на бок.
– Что за корабль? – рявкнула она на них обоих, и я почувствовала болезненный тычок, когда Виндлайер в отчаянии обрушил на купца свою магию.
Тот уже садился на козлы. Не глядя на нас, он произнес:
– «Морская роза».
Он взял вожжи и тряхнул ими. Лошадь безмятежно побрела вперед. Интересно, понял ли он вообще, что назвал нам имя корабля?
Двалия присела подобрать монету, выпрямилась и снова пинком сбила с ног Виндлайера, когда тот попытался подняться.
– Не думай, что этого хватит на все, – предупредила его она и так дернула мою цепь, что я невольно вскрикнула.
И к моему стыду, глаза мои наполнились слезами. Всхлипывая, я ковыляла за Двалией, а Виндлайер тащился за нами, как побитый пес.
Двалия все-таки остановилась купить еды. Нам с Виндлайером достался дешевый черствый хлеб, себе она выбрала аппетитную слойку с мясом и овощами. Внимательно проследив, как торговка отсчитывает сдачу, Двалия спрятала мелочь за пазуху. Ела она на ходу, нам пришлось следовать ее примеру. Мне ужасно хотелось запить черствую краюху, но Двалия прошла мимо общественного колодца, не останавливаясь. Она повела нас обратно к морю. Гавань представляла собой огромную чашу спокойной воды с длинными причалами, которые, словно пальцы, тянулись от берега. Самые большие корабли стояли на якоре в тихих водах, а между ними и берегом, словно юркие водомерки, сновали весельные лодки с грузом и пассажирами. Мы, трое нищих, затесались в толпу грузчиков, возчиков и преуспевающих торговцев, зазывающих друг друга обсудить дела за стаканом вина или чашкой чая.
Мы хромали и ковыляли среди всех этих людей. Одни не замечали нас, будто мы сделались невидимыми, другие ругали за то, что мешаем пройти. Двалия, словно уличная торговка, выкрикивала: «„Морская роза“! Где стоит „Морская роза“? „Морская роза“! Я ищу „Морскую розу“!»
Никто не отвечал ей. Самое лучшее, чего удавалось добиться, – это когда прохожий качал головой, давая понять, что не слышал о таком судне. В конце концов Виндлайер потянул ее за рукав и молча указал на просвет между двумя кораблями. Там, на узкой полоске воды, которую мы могли видеть, стоял корабль, у которого в качестве носового изваяния красовался огромный букет с пламенеющей посередине розой. Это было широкое и длинное судно, самое большое в гавани.
– Может, это она? – робко спросил Виндлайер.
Двалия остановилась как вкопанная и, не обращая внимания на снующих и толкающих нас прохожих, уставилась на корабль. На мачтах, торчавших к небу, не было парусов, корабль сидел в воде не глубоко. На палубе суетились матросы, занятые какими-то морскими хлопотами, смысла которых я не знала. Вот к кораблю приблизилась лодка с гребцами, в нее погрузили большой ящик, следом спустился какой-то человек.
Кто-то с силой налетел на меня и обругал на незнакомом языке. Я притулилась поближе к Виндлайеру, он в свою очередь съежился за спиной Двалии. Она не двигалась с места, будто и не замечала, что мы всем мешаем.
– Надо выяснить, куда она направляется, – негромко проговорила Двалия и, когда лодка отошла от корабля, вдруг припустила едва ли не бегом.
Мне пришлось поспевать за ней. Трудно было понять, где собирается пристать лодка, потому что вид нам то и дело заслоняли корабли у причалов и груды ящиков и тюков. Мы бежали и бежали, то по неровной брусчатке, то по занозистым доскам, мои босые ноги ныли от боли. Я сорвала ноготь на пальце ноги, оттуда пошла кровь. Двалия метнулась наперерез повозке, волоча меня за собой, так что меня обдало горячим дыханием лошадей. Те испуганно дернулись, и возница обругал меня дурными словами.
Наконец мы остановились на широком, добротном причале. Ничто больше не заслоняло чистого неба, по которому носились, пронзительно крича, морские чайки. Ветер трепал мою одежду и волосы. Я провела по ним рукой и поразилась, какие длинные они отросли. Неужели так много времени минуло с тех пор, как отец остриг меня и себя в знак траура по маме? Казалось, прошли считаные дни, а может быть, и годы.
Мы с Виндлайером стояли рядом, а Двалия расхаживала туда-сюда, при каждом шаге дергая мою цепь. Едва лодка причалила, она принялась кричать:
– Ты с «Морской розы»? Ты капитан?
Богато разодетый франт, который не греб, а горделиво восседал на корме, посмотрел на нее с отвращением. Его рот искривился, словно уже издалека учуял наш запах. Капитан встал в лодке, благо качка ему была нипочем, а матросы тем временем выбрались на причал и принялись сноровисто швартовать лодку. Лебедка покачивалась над водой. Проследив, как ящик выгрузили на причал, капитан взобрался по веревочной лестнице сам. На настойчивые вопросы Двалии он обращал не больше внимания, чем на крики чаек. Не удостоив нас и взгляда, он отряхнул ладонями черные брюки и поправил зеленый камзол. По переду камзола шли два ряда серебряных пуговиц, и такие же были на манжетах. Под дорогим камзолом на нем была зеленая рубашка более светлого оттенка, с драгоценными булавками у воротника. Он был хорош собой, красивый и яркий, как сойка. Достав из кармана крошечный горшочек, он открыл его, обмакнул туда палец и смазал им губы. Все это время он смотрел поверх наших голов на суету в порту, будто нас вовсе не существовало.
А вот его матросы вели себя не столь сдержанно. Не нужно было знать их язык, чтобы разобрать удивление и насмешку в их криках. Одна женщина зашла за спину Двалии и стала ее передразнивать – встала в ту же позу, скорчила гримасу и прикинулась полоумной. Моряк постарше укоризненно ткнул ее локтем, полез в карман и протянул Виндлайеру горсть медяков. Виндлайер покосился на Двалию, но та знай себе выкрикивала свои вопросы, и он подставил ладони, чтобы матрос пересыпал туда монетки. На этом капитан и матросы оставили нас и двинулись в город, вразвалочку, как ходят бывалые моряки. Только один остался с несчастным видом сидеть в лодке, – видно, ему велели ее сторожить.
Двалия визгливо обругала их в спину, резко развернулась и ударила Виндлайера по щеке, да так, что несколько монеток вылетели у него из горсти и провалились в щели между досками, прямо в воду. Несмотря на цепь, я сумела поймать две из них и крепко сжала в кулаке. Как-нибудь да сумею купить на них еды. Как-нибудь…
Виндлайер съежился под градом тумаков и пинков Двалии. Он сел на корточки, прикрыл голову руками и только тихо вскрикивал от боли, когда ему доставался очередной удар. Я схватила цепь обеими руками, выдернула ее у Двалии и дважды хлестнула ее наотмашь. Она покачнулась, но не упала в воду, как я надеялась. Я повернулась и бросилась бежать, цепь грохотала по дощатому причалу за мной.
Ясно было, что так будет, но это все равно оказалось больно: кто-то тяжело наступил на цепь, и меня дернуло назад. Я развернулась, приготовившись наброситься на Двалию, но это оказался Виндлайер. Его щеки все еще горели от оплеух, но он все равно сделал, как она сказала. Пыхтя, подоспела Двалия. Он посмотрел на нее со щенячьей преданностью и вручил ей мою цепь.
– Нет! – закричала я, но она схватила цепь и с силой дернула ее туда-сюда, так что из глаз у меня посыпались искры, и я упала на причал.
Двалия, задыхаясь от злобы, дважды пнула меня:
– Вставай!
Она убьет меня. Не сразу. Она будет убивать меня долго, жестоко и унизительно. Я вдруг поняла это с такой же отчетливостью, как понимала, что очередной мой сон – пророческий. Я умру от ее руки, и вместе со мной умрет будущее, которое должно наступить. Я – то будущее, что они хотели уничтожить, пленив Нежданного Сына. Понимание ошеломило меня. Может, это знание таилось в глубине моей души с самого начала, а теперь издевательства Двалии наконец вытащили его наружу? От понимания мне стало дурно. Это не то же самое, что сон: видение вспыхнет перед глазами, словно смотришь на солнце, и погаснет. Это будущее. Я должна найти путь к этому будущему. И я найду или умру, пытаясь его отыскать.
– Вставай! – снова рявкнула Двалия.
Я поднялась на четвереньки, потом выпрямилась и встала, покачиваясь. Двалия зарычала и сунула руку за пазуху. Когда рука снова появилась, она что-то сжимала в кулаке. Виндлайер задрожал мелкой дрожью, не сводя глаз с этого кулака. Двалия зловеще улыбнулась ему. Медленно, дразня его, она разогнула пальцы, и я увидела, что в руке у нее стеклянная трубочка с мутной жидкостью.