кую лопаточку: «Бесполезно выполнять работу наполовину, Пчелка. Ведь ты думаешь, что работа закончена, но кто-то должен будет прийти после тебя и все переделать. Даже если тебе придется приложить больше сил, а успеть меньше – лучше довести работу до конца с первого раза». Затем она показала мне, как вогнать лопатку в землю и вытащить сорняк, выдернуть который мне не хватило сил.
Я проснулась, все еще слыша ее голос. Он был таким настоящим, но удивительно, хотя сказанное было вполне в духе моей мамы, такого дня в своей жизни я не помню. Я нарисовала здесь мамины руки, сильные и загорелые, когда она тянет из земли сорняк с корнями.
Дневник сновидений Пчелки Видящей
Что за дурацкая у меня привычка - не могу как следует выспаться в ночь перед важным заданием. После неприятного сна о кричащем в силках кролике я проснулся квёлым. Корабль вел себя по-другому. Видимо, ночью мы встали на якорь. Я это проспал?
Я, наконец, овладел искусством выбираться из гамака и даже в темноте справился неплохо. Были слышны храп Ланта и ребяческое дыхание Пера. Со сна в голове еще не прояснилось, и я не представлял, сколько прошло времени. От подпалубного фонаря света было недостаточно, чтобы рассеять полный мрак. Нашарив свои ботинки, я обулся, а затем наощупь нашел лестницу, ведущую вверх на палубу. Зевая, я постарался полностью проснуться, но все равно чувствовал себя вялым и окоченелым.
На горизонте брезжил рассвет. Я протер глаза, но все мое тело протестовало против бодрствования. Сдав спиной вперед, я прокрался мимо стоящих рядом Альтии с Брэшеном, которые смотрели не на город, а на море за гаванью. Отыскав для себя тихое место у леера, я стал разглядывать Клеррес под светлеющим небом. На рассвете город был еще красивее, с ухоженной растительностью и аккуратными розовыми, бледно-зелеными и небесно-голубыми домиками. Я наблюдал, как город начинает просыпаться, ощутил неуловимый запах свежеиспеченного хлеба и увидел, как несколько маленьких рыболовецких судов покинули гавань. Рассмотрел даже крошечную фигурку человека и запряженную ослом повозку, которые спускались с пологих холмов в просыпающийся город. В заливе находился лишь один большой корабль, с носовой фигурой в виде резного букета. Тишь да благодать. Мое тело жаждало вернуться ко сну. Я поморгал, почувствовав, что вот-вот усну стоя.
Наша носовая фигура была неподвижна, словно действительно была сделана из простого дерева. Мое молодое лицо смотрело в сторону портового города и окружающих его невысоких холмов. Все казалось мирным, но, вероятно, сегодня мои руки обагрятся кровью. Если выйдет по-моему, погибнут люди. Чтобы вернуть свое дитя, я сделаю всё, что должен. Я отважился послать робкий лучик Скилла.
Пчелка, папа здесь. Я иду, найду тебя и заберу домой.
Ответа от нее не было, но я продолжал все так же держать разум открытым и ждал. Да только дождался совсем не Пчелку. Тонким, как нитка, ощутил я прикосновение Дьютифула, и еще более слабым – касание Неттл. А потом – как будто стальной трос заменил собой связующую нить – их укрепил Олух. Сила все еще была при нем. Старый, больной и раздраженный оттого, что его разбудили так рано, он все же дотянулся сквозь расстояние и слил свое сознание с моим.
Привет, дедушка!
В первое мгновение приветствие Дьютифула не имело для меня смысла. Затем я понял.
Ребенок родился?
Неттл работала Скиллом ровно, но ее усталость все же давала о себе знать.
Девочка. Королева Эллиана в восторге. Она попросила разрешения дать ребенку имя. Мы с Риддлом согласились. Хоуп. Ее зовут Хоуп.
Хоуп.
Я произнес имя и почувствовал, как его сила – надежда - снисходит на меня. Слова не нужны, когда я общаюсь через Скилл со своей дочерью. Все мои чувства к ней и к моей новорожденной внучке устремились потоком через нашу связь. Я ощутил, как мое тело покрылось гусиной кожей.
Хоуп, - повторил я и снова наполнился надеждой.
И есть еще новости! - это был Дьютифул, нетерпеливый, будто ребенок, спешащий чем-то поделиться. - Моя королева хранила секрет, пока не почувствовала, что теперь об этом можно без опаски объявить. Она беременна, Фитц. Несмотря ни на что, я снова стану отцом. И она уже выбрала имя. Неважно, мальчик ли, девочка - назовём Промис.
Слезы обожгли мне глаза, и каждый волосок на теле встал дыбом. Его радость пронеслась сквозь все расстояние между нами и переполнила мое сердце.
Да, дети. Повсюду эти младенцы. И чтобы поболтать о них, мы все должны просыпаться в такую рань, - без сомнения, Олух считал, что все это могло бы подождать и более позднего часа. Я пожалел маленького человечка и его больные кости.
Разбуди поваров! Закати радостный пир! Пусть подадут розовые сладкие пирожные, пряники и те маленькие пирожки с мясом и пряностями! – предложил я.
Да! - я почувствовал, как эта перспектива приободрила Олуха. - И маленькие шарики из теста, приготовленные в масле, с вишнями внутри! И темный эль!
Я не смогу быть там, дружище Олух, так что, может, ты составишь меню, чтобы отпраздновать рождение моей внучки? И съешь мою долю?
Это я могу, - и, более осторожно: – Можно я попробую ее подержать?
Я затаил дыхание. Ушами Неттл я услышал ответ Риддла: «Конечно, можно! Двумя руками, Олух, будто щенка. Нет, держи ее близко к телу. Так в твоих сильных руках она будет чувствовать себя в безопасности».
Она теплая, как щенок! И пахнет как новорожденный щенок! Со мной ты в безопасности, малышка. Она смотрит на меня. Глядите, как она смотрит на меня!
Голос Эллианы слабо донесся до моих чувств: «Она будет расти, доверяя тебе».
Хотел бы я быть там, - эта мысль наполнила мое сердце.
Не волнуйся, Фитц. Я побуду ей дедушкой, пока ты не вернешься домой.
Предложение Олуха было таким искренним, что все, что я мог сделать – это дать ему почувствовать мою благодарность. Мне пришло в голову, что, возможно, из моего чудного старого друга выйдет дед куда лучше меня.
Где ты сейчас? – спросил Дьютифул.
Стою на якоре вблизи гавани Клерреса. Сегодня иду за Пчелкой.
Эмоции, слишком многочисленные, чтоб их называть, кипели смесью страха и надежды.
Будь осторожен, - выдохнула Неттл где-то очень далеко.
Будь безжалостен. Убей их всех и повергни их город в прах. Привези нашу Пчелку домой, - это от Дьютифула. Он взглянул на маленькую дочку Неттл, затем на слегка округлившийся живот Эллианы. Пробудилась его отцовская ярость. - Уничтожь Служителей. Заставь их пожелать о том, что однажды они услышали имя «Видящий»!
В ответ на произнесенное им имя что-то громадное зашевелилось и поднялось из глубин потока Скилла. Я никогда не сталкивался ни с чем похожим. Неттл, Дьютифул и Олух разом отпрянули.
СТЕНЫ! – предостерег я их, но они уже пропали. Когда Олух потерял концентрацию, они растаяли, как туман поутру, оставив меня в одиночестве в ширящейся трясине чужой магии – магии отвратительной и неправильной, запятнанной и грязной, словно ребенок зашипел по-змеиному. Густая и склизкая, она поднималась вокруг. Миг неосторожной попытки связаться с родными открыл дверь в мой разум – и чужое сознание потекло вовнутрь, дотронулось до меня.
Оно было неряшливым потоком мыслей. Я стал неподвижным и маленьким, тугим и твердым, как орех. Меня учили использовать Скилл осмысленно и строго, нацеливая мысли, словно меч, в едином могучем выпаде пронзающий противника. Это же был бесформенный толчок - за ним стояла огромная сила, но никакой цели. Как будто рабочая лошадь придавила тебя в стойле. Я держался и не отодвигался назад.
Видящий. Это имя, - он наощупь искал меня. Я затаил дыхание. - Я чувствую тебя. Ты близко, не так ли? И с тобой что-то есть. Что это? Не человек.
Поток густой магии дотронулся до Совершенного – корабль встрепенулся, по палубе пробежала дрожь.
Руки прочь! – в приказе Совершенного я ощутил беспокойство, но тут корабль поднял собственные стены – ту же защиту, которую он использовал, чтобы не впускать меня в свои мысли.
Сознание было попыталось нашарить его, но без толку, и тогда вернулось ко мне. Его сила завертела меня, опрокинула и закачала, как удар случайной волны. Я не мог отгородиться от него стеной, ведь он уже был внутри моего сознания. Его мощь ужасала, хотя, похоже, он не знал, как ее использовать – слепо блуждал в темноте, неспособный схватить меня. Я затаился, но как только что-то другое привлекло его внимание, был грубо отброшен. Мне стало слышно голос, который отвлек его.
Винделиар, проснись. У меня к тебе вопросы, – затем голос в ужасе прошептал: – Что ты наделал? Симфи! Симфи, о нет, она мертва! Что ты сделал, ты, негодяй! И Двалию тоже? Убил и свою госпожу заодно?
Вовсе нет! Я их не убивал! Никто меня не слушает. Ты приходишь сюда, снова и снова, истязаешь меня, чтобы заставить сказать вещи, которым сам не веришь! Ты здесь чтобы опять меня мучить, ведь так, Коултри? Ты любишь причинять мне боль!
Парализующий страх обрушился на меня. Но за ним последовал прилив ярости, бешеной ненависти, которую усилила волна боли брошенного всеми юнца. Он взорвался.
Двалия мертва! Симфи мертва! Ты мучаешь меня и мучаешь, но ведь я говорил тебе – Пчелка плохая, у нее магия, и она способна на ужасные вещи, а ты заладил, мол, я вру, и терзаешь меня только сильнее! Сейчас они мертвы, а ты снова пришел пытать меня! Ну, теперь я сделаю больно тебе!
Он целился не в меня. Будь это так, я бы вопил не хуже Коултри. Тем не менее, направленный поток агонии зацепил меня, и я беспомощно упал на палубу Совершенного. Я видел всё – горячие клещи, цепи, не дававшие встать на ноги, крошечные лезвия, разгуливавшие по моей плоти. И я почувствовал, как он осознал свою силу.
Хватит орать!
Он заставил свою жертву затихнуть. Соображал он небыстро, но при той мощи, которой он обладал, это не имело значения. Его мысль ползла, как телега, взбирающаяся на крутой холм. Я ощутил его ребяческое ликование, когда он почувствовал свою силу.