Я не возразил ему, хотя знал, что тлеющая древесина подожжет стены. Сейчас мы действительно были в ловушке.
Пчелка и Пер спускались перед нами. Я смотрел вниз на ступени.
– Обопрись на меня, – предложил Шут.
При каждом шаге рана на моем бедре раскрывалась. Внизу был свет, но слабый. Я ощутил запах ароматного соснового масла, прежде чем его заглушило тюремное зловоние. Затем услышал очень сильный глухой удар, как будто гигантская лошадь пнула стену, и дверь за нами подпрыгнула в косяке. Я решил, что основная часть потолка обрушилась. Вот и все. Мы оказались в ловушке и умрем здесь, если не найдем другого пути к спасению.
– Возврата нет, – сказал Шут.
Я ошеломленно кивнул. Мы спустились вниз, и я сел на нижнюю ступеньку. Шут опустился рядом со мной, Пчелка подошла ко мне с другой стороны. Вот мы и здесь. Все мы живы. Пока.
Я обнял ее и притянул к себе. На мгновение она застыла, реагируя на мое прикосновение, а затем прильнула ко мне. Какое-то время я просто сидел так. Мои силы были на исходе, но Пчелка была тут. Мой ребенок был со мной рядом.
Над нами был огонь, рушащиеся стены и яростный враг. Здесь внизу – холод, сырость и полумрак. Мы были в клетке между камнем и морем. Прилкоп присел рядом с узниками, которых он освободил. Они расположились вместе в одной камере, оборванные и съежившиеся, прижимающиеся друг к другу на единственном тюфяке. Я не мог слышать, что он им говорит. На той стороне помещения Спарк, нетвердо стоящая на ногах, осматривала часть стены. Я наблюдал, как они с Лантом проводят руками по каменной кладке, растирают исцарапанный раствор и качают головами. Они выглядели обескураженными.
– Мы можем попытаться использовать зажигательный снаряд, – предложил Лант.
Спарк потерла глаза и осторожно покачала головой:
– Только в крайнем случае, – сказала она громко. – Если мы не сможем заложить его внутрь стены, наибольшая сила взрыва придется по нам, а не по камню. Мы с Чейдом провели множество тестов. Если мы закапывали горшок, то при взрыве образовывалась дыра. На поверхности земли он делал широкое, мелкое углубление. Это может просто обрушить на нас свод.
– Я так устала, – сказала Пчелка. Я едва мог ее слышать.
– Я тоже, – действие семян карриса уже закончилось, оставив после себя угрюмое настроение и усталость.
– Волк-Отец сейчас с тобой?
Да.
– Да, – то, как она называла Ночного Волка, заставило меня улыбнуться.
– Что он такое?
Я не знал.
– Он хороший, – сказал я и почувствовал его одобрение.
– Да, он такой, – согласилась Пчелка. Она ждала, что я скажу больше. Я в ответ пожал плечами, и по ее лицу пробежала улыбка. Затем она спросила: – Мы здесь в безопасности?
– В достаточной безопасности. Пока, – ответил я.
Я изучал ее лицо. Ее глаза расширились, и она произнесла почти вызывающе:
– Я знаю, на что я похожа. Я больше не выгляжу красивой.
– Ты никогда и не была такой, – сказал я, покачивая головой.
Шут задохнулся от моей жестокости, а глаза Пчелки округлились в изумлении.
– Ты была и остаешься прекрасной, – Я освободил руку, чтобы коснуться ее изорванного уха. – Каждый шрам – это победы. Я вижу, у тебя их было много.
Она выпрямила спину:
– Каждый раз, когда они били меня, я старалась ударить их в ответ. Волк-Отец научил меня. Заставь их бояться себя, сказал он. Так я и сделала. Я выгрызла кожу с мясом на лице Двалии.
Это потрясло меня так, что я не смог ничего ответить. Но Шут наклонился и сказал:
– О, молодец! Хотелось бы мне сделать это самому, – он улыбнулся ей. – Тебе нравится нос твоего отца?
Она взглянула на меня, и я провел пальцем по перелому. Она никогда не видела его другим.
– А что с ним не так? – спросила она с недоумением.
– Совсем ничего, – весело сказал ей Шут. – Я всегда говорил людям: «С его носом нет ничего неправильного», – он громко рассмеялся, и Лант со Спарк вместе обернулись к нам в удивлении. Я не понял его шутки, но выражение их лиц заставило меня рассмеяться, и даже Пчелка заулыбалась. Мы выглядели, как сумасшедшие.
Она придвинулась ближе ко мне и закрыла глаза. Боль в ноге пульсировала в такт моему сердцебиению. Отдохни, отдохни, отдохни, – говорила боль. Я знал, что не могу. Мое тело хотело спать, хотело исцеления, но сейчас было не время для этого. Мне нужно подняться, чтобы помочь другим, но Пчелка сползла по мне, и я не хотел ее передвигать. Я откинулся назад и почувствовал, что последний зажигательный снаряд на поясе мешает мне.
– Помоги, – позвал я, и Шут сорвал его с меня.
Пчелка не пошевелилась. Я опустил взгляд на ее маленькое лицо – глаза были закрыты. Рубцы на коже рассказывали свою страшную историю. Шрамы, оставленные несколько месяцев назад, и несколько свежих исказили ее лицо. Я хотел прикоснуться к порезу в уголке рта и исцелить его.
Нет. Не буди ее.
Я понял, что тяжело опираюсь на Шута. Я поднял голову, чтобы взглянуть на него.
– Мы победили? – спросил он. Его опухшее лицо искривилось в улыбке.
– Бой не закончится, пока ты не выиграешь, – сказал я. Слова Баррича. Слова, сказанные им мне так давно. Я коснулся своей ноги. Теплая и влажная. Я был голоден и хотел пить, и так устал. Но они оба были рядом со мной. Я жив. Все еще истекаю кровью, и в ушах у меня звенит, но я жив.
С другой стороны комнаты Лант ковырял ножом раствор. Пер стоял на коленях на полу рядом с ним и тоже долбил раствор в стыке между камней. Спарк подошла к подставке с инструментами, предназначенными для разрывания плоти, а не камня. Ее верхняя губа скривилась, когда она выбрала одно из черных железных орудий. Я отвел взгляд от этой картины и встретился взглядом с Шутом.
– Я должен пойти помочь им, – сказал он.
– Еще нет.
Он вопросительно взглянул на меня.
– Дай мне минуту. Вы все здесь со мной. Совсем ненадолго, – я вдруг улыбнулся ему: – У меня есть для тебя новости, – сказал я и обнаружил, что все еще могу улыбаться. – Шут, я дед! Неттл родила девочку, Хоуп. Не правда ли, чудесное имя?
– Ты. Дедушка, – он тоже улыбнулся. – Хоуп – прекрасное имя.
Некоторое время мы сидели вместе в тишине. Я был так утомлен, и нам все еще угрожала опасность, но это не умаляло счастья быть здесь, быть живым, с ними. Я устал, и моя нога болела. Тем не менее, со мной было это мгновение. И я погрузился в волчью радость быть здесь и сейчас.
Отдохни минуту. Я буду следить.
Я не понимал, что задремал, пока не дернулся, проснувшись. Меня мучила жажда и ненасытный голод. Пчелка спала рядом, держась за мою руку. Кожа к коже, я ощутил свою дочь как часть себя. Медленно улыбнулся, когда понял, что у нее подняты стены Скилла. Самоучка. Она будет сильной. Я поднял взгляд на Шута. Он был изможден, но улыбался:
– Еще здесь, – сказал он мягко.
Сквозь полумрак я разглядел Ланта, сбросившего рубашку и истекающего потом, хотя было холодно. Они со Спарк и Пером использовали наши захваченные мечи, чтобы выковыривать раствор из части стены. Они сделали отверстие достаточно большим, чтобы просунуть мужскую руку. Камень, который они вытащили, был таким же длинным и широким, как мужское предплечье, но только в руку высотой. Стена была сложена из блоков в шахматном порядке. Им придется вытаскивать три сверху, чтобы достать два нижних. Нужно было вынуть, по крайней мере, шесть, чтобы Пер смог протиснуться в дыру. Я должен пойти помочь. Я знал это. Но мое тело быстро выжгло свои резервы в попытках исцелить ногу. Я посмотрел на повязку. Липкая и засохшая, без свежей крови. Но, вероятно, рана откроется снова, стоит мне подняться.
Лант встал:
– Посторонитесь, – сказал он, и, когда Пер и Спарк послушались, ударил ногой в блок, над которым они работали.
– Еще нет, – устало сказала Спарк.
Пер вернулся к выскабливанию.
– Разве мы не можем сейчас заложить туда один из ваших зажигательных снарядов?
Спарк взглянула на него.
– Если ты хочешь случайно обрушить тоннель с той стороны, я полагаю, мы можем.
Пер усмехнулся и продолжил скоблить раствор.
Мы с Шутом молчали. Из камеры вышел один из заключенных. Он подошел, спотыкаясь, к тому месту, где Пер, Лант и Спарк долбили стыки. Он сказал хриплым мальчишеским голосом:
– Я помогу, если у вас найдется для меня инструмент.
Спарк смерила его взглядом, затем протянула поясной нож, и он начал слабо ковырять линию раствора.
– Я, правда, боялся, что мне придется выбирать между вами, – сказал Шут тихо. Когда я не ответил, он добавил: – Ее сон об олене, пчеле и весах.
– И все же я здесь, и жив, а наши враги отрезаны от нас горой тлеющих камней. Возможно, я все еще Изменяющий и могу изменить предсказания о том, что должно произойти. Я еще не умер и не намерен умирать. Я забираю Пчелку домой, в Баккип. Она будет воспитываться как принцесса, и ты будешь рядом с ней, чтобы учить и наставлять ее. Ее сестра будет ее обожать, и у нее будет маленькая племянница, чтобы с ней играть.
Двое освобожденных Белых встали и направились к подставке с орудиями пыток. Они выбрали себе инструмент и затем присоединились к Ланту, Спарк и Перу, постепенно уничтожая известковый раствор. Ирония происходящего покоробила меня.
– И мы будем жить долго и счастливо? – спросил Шут.
Я смотрел, как сыплется раствор:
– Это мое намерение.
– И мое. Моя надежда. Но слабая.
– Не сомневайся в нас, или мы пропали.
– Фитц, любовь моя, в этом-то и проблема. Я ни капли не сомневаюсь в снах Пчелки.
Я открыл рот, затем призвал здравый смысл и закрыл его. Но когда ужасная мысль посетила меня, я спросил:
– Сосуд с Серебром, который ты взял из каюты. Он достался Служителям?
– Я украл его, чтобы сдержать обещание, – признался он. – А ты что думал? Что я взял его, чтобы использовать самому?
– Я боялся этого.
– Нет. Я даже не привез его с собой. Я сказал Бойо…
Рядом со мной зашевелилась Пчелка. Она подняла голову и вытащила свою руку из моей. Но Скилл, словно тонкая нить, по-прежнему связывал нас. Интересно, почувствовала ли она это. Пчелка глубоко вдохнула и выдохнула, перевела взгляд с меня на Шута. Он улыбался ей, и я не видел, чтобы он так улыбался кому-либо. Шрамы на его лице растягивались, но полуслепые глаза сияли от нежности. Она уставилась на него и прижалась ко мне крепче. Взглянув на него, она прошептала: