— Так бывает в тесноте.
Я сел рядом с ней. Движение корабля изменилось, и меня это не радовало. Мы отчалили от пристани, и течение реки начинало управлять нами. Я посмотрел в маленькое окошко. Мы набирали скорость и смещались от берега к более глубокому руслу и постоянному течению. Мне никогда не нравилось быть оторванным от земли. У скачущей лошади есть ритм, корабль же может в любую минуту стремительно отклониться от курса. Я пытался прийти в себя и принять непредсказуемое.
— Что с тобой? — мягко спросила она.
— У меня нет морской болезни, но мне не нравится движение. Я только привык к ходу Смоляного, а Совершенный…
— Нет. Что на самом деле тебя волнует? — он говорил как Шут.
Я не смотрел на него. Разве я мог признать это перед кем-то еще? Наверное, нет.
— Я… я не тот, кем был. Я делаю больше ошибок, и они серьезнее. Мне кажется, что я начеку и готов к чему угодно, но потом выясняется, что нет. Меня застигают врасплох обстоятельства, люди. Брэшен хватает меня сзади, а я настолько сосредоточен на Совершенном, что даже Уит не подсказывает мне, что он там. Несмотря на предупреждения, корабль почти без усилий заманил меня в зону досягаемости. Он мог убить меня. Моментально.
— Фитц. Сколько тебе лет?
— Точно? Я не уверен, ты же знаешь.
— Угадай, — упрекнул он меня.
Я откинул свою нелюбовь к этой теме разговора.
— Шестьдесят два, возможно, шестьдесят три. Может, шестьдесят четыре. Но я не выгляжу на них и в основном не чувствую себя на столько.
— Но тебе именно столько, за это ты и расплачиваешься. У тебя была хорошая жизнь, какое-то время была. Простая жизнь. С Молли. Спокойствие и благополучие отнимают силы ровно также, как бесконечные битвы и лишения приглушают в душе нежность.
— Мне нравилось, Шут. Я хотел, чтобы это длилось вечность, постареть и умереть, пока она сидит у моей кровати.
— Но тебе выпала другая участь.
— Да, мне досталось другое. Через полмира гнаться, чтобы убить, за людьми, которых я не знал, и которые не знали меня, но все равно пришли разрушить единственную известную мне частичку умиротворения и счастья.
Стоило выразить это словами, как я почувствовал неудержимую ярость, что тянула меня сломать кому-то шею. Двалия. В этот момент я мог бы разорвать ее на куски голыми руками. Потом это прошло, и я почувствовал себя глупым и опустошенным. И что хуже — не способным совладать с этим. Я озвучил свой страх:
— Они выманили меня из Ивового Леса, так ведь? Чтобы напасть, пока меня не будет?
— Боюсь, что да.
— Как они могли спланировать это?
Он уже объяснял, но я хотел услышать еще раз.
— У них есть доступ к тысячам вещих снов из записей молодых Белых. Они могли высчитать нужные обстоятельства, чтобы выманить тебя в желаемом направлении.
— А ты?
— Возможно, я был частью этого. Действительно ли я сбежал, или они просто отпустили меня? Могли ли люди, которые помогали мне в дороге, быть в сговоре со Служителями? Я не знаю, Фитц. Но я не думаю, что ты можешь винить себя.
— Я позволяю себе слишком много ошибок! Я держал меч у горла Эллика, но у меня не хватило сил. У меня не хватило магии, когда я должен был войти с Пчелкой в Скилл-коллону. Шут, столько ошибок. Как я небрежно «исцелил» тех детей…
Я посмотрел в его незрячие глаза.
— И теперь, с Совершенным… Глупый, глупый, глупый.
Я потянулся к его руке в перчатке.
— Шут, я неспособен сделать то, что ты хочешь от меня. Я подведу тебя, и из-за меня ты снова подвергнешься пыткам или умрешь. А выживут ли Лант и Пер, и Спарк? Нам придется слушать крики Пера? Смотреть, как они мучают и рвут на части Спарк? Я не смогу этого вынести, мне невыносимы даже мысли об этом. Ты думаешь, я хочу отправить их домой, потому что боюсь брать кого-то с собой? Я боюсь подвести вас сильнее, чем кого-либо в своей жизни. Если я попадусь на какую-то их уловку… как можно сражаться с людьми, которые даже сейчас могут знать мой последующий шаг. Они могут знать и то, что мы сейчас идем убить их.
— О, мне это кажется очень вероятным, — безжалостно заметил Шут. — Мне больно, — тихо добавил он.
Я разжал хватку, и он потер свою руку.
Его слова погасили во мне последние огоньки храбрости. Тишину нарушал движущийся корабль. Я слышал воду и скрип диводрева Совершенного. Чувствовал давление его сущности, и мне пришлось укрепить стены.
— Это безумие, я не могу. Мы оба умрем, и, возможно, непросто.
— Может быть. Но как бы еще ты провел остаток наших жизней?
Я подумал об этом, как волк, грызущий голую кость. Или свою ногу, застрявшую в ловушке.
— Ночной Волк, — сказал он.
— Он умер, — тупо ответил я. — Если бы он еще был со мной, я не был бы таким слабым. У него было обостренное чутье, и он всегда делился им. Но теперь его нет. Раньше я иногда чувствовал его, бывало, что почти слышал, как он смеется надо мной. Теперь я утратил и это, его больше нет, совсем.
— Мне жаль это слышать, но я имел в виду другое. Нет, я вспоминал Ночного Волка в конце его жизни, когда ты хотел исцелить его, а он отказался. Как ты пытался удержать его в безопасности, пока мы гнались за Полукровками, а он пришел тебе на помощь.
Я улыбнулся, вспоминая решимость моего волка жить до самой смерти.
— Что ты хочешь сказать?
Он заговорил торжественно:
— Это наша последняя охота, старый волк. И мы, как всегда, идем на нее вместе.
Глава тринадцатая. На всех парусах.
Меня очень беспокоило, если в снах не обнаруживалось смысла, но они все равно казались важными. Трудно записать историю, в которой нет последовательности и смысла, не говоря уже об образах из моих снов. Вот, например.
Охваченный пламенем человек предлагает моему отцу что-то выпить. Тот пьет, а потом встряхивается, как мокрый пес, и во все стороны летят древесные щепки. Он превращается в двух драконов, и они улетают.
Я почти уверена, что этот сон сбудется. Сон, который не имеет смысла!
Дневник сновидений Пчелки Видящей.
День выдался прохладным и дождливым. Я надела старую безрукавку поверх дешевой свободной рубашки и штаны, которые Двалия неохотно купила для меня в Калсиде. Многослойная одежда оказалась неудобной, но плаща у меня не было. Керф, Винделиар и я сбежали из зловония крохотной каюты. Мы сгрудились под узким навесом рубки и смотрели на вздымающиеся серые волны, которые бил нескончаемый дождь. Мало кто из торговцев решился сегодня выйти подышать. Мимо нас прошли двое, поглощенные беседой, от которой с надеждой подпрыгнуло мое сердце.
− Шесть дней до Вултона. Там я получу хороший барыш за бренди из Песчаного Края. Хочу поискать местный смородиновый ликер. В нем есть приятная кислинка, он хорош как тоник для мужчин и его любят леди.
Торговец был маленький, пронырливый, как крыса, и одетый во все крысино-серое.
Его собеседница, высокая женщина, рассмеялась и покачала головой. Она гуляла под дождем без шляпы, кольца в ее ушах задевали плечи, а золотые косы были уложены на голове короной.
– Мне нечего там продавать, но я надеюсь кое-что купить, чтобы не зря заходить в Вултон. Местные ткачи делают великолепные ковры. Если я возьму один в подарок моему покупателю на Островах Пряностей, он будет легче тратить деньги своих клиентов. Буду только рада ненадолго сбежать с этой посудины. У нас там остановка, а пока семь дней плавания до Тележьей бухты, если ветер будет попутным.
– Ветер - это хорошо, но дождь надоел.
– Мне нравится шторм, – женщина подняла голову, подставляя лицо дождю, а мужчина уставился на ее голую шею. – Меньше шансов, что нас заметят пираты Таможенного флота. Но я не против провести пару дней на твердой земле.
Два дня в порту. Два дня, за которые надо найти способ убраться с корабля и из-под опеки Двалии. Шесть дней, чтобы привлечь Винделиара на свою сторону. Если он сбежит со мной и будет скрывать нас обоих, будут ли у Двалии шансы нас найти? Я знала, что «путь» соблазняет его, как ягодный куст дикую птицу. Неверное слово может полностью его отпугнуть. Мне нужно быть очень осторожной. Я должна четко следовать плану. Три дня я буду добиваться его дружбы. И только на четвертый начну убеждать помочь мне.
Керф сидел рядом со мной, сгорбившись и опустив плечи под дождем. Под влиянием Винделиара на его лице застыло почти пустое выражение. Мне стало его жалко. Он выглядел как некогда гордый жеребец, запряженный в телегу с навозом. Когда вечером он раздевался перед сном, я заметила, что у него начали ослабевать мускулы на руках и на груди. Под властью Винделиара он все больше двигался как слуга, а не как воин. Еще немного – и как защитник он станет бесполезен. Интересно, заметила ли это Двалия.
С другого бока от меня сидел Винделиар. У него было странное лицо: временами оно казалось мальчишеским, а иногда – как у расстроенного старика. Сегодня, когда он уставился на волны, его пересекали унылые складки.
– Так далеко до дома, – печально сказал Винделиар.
– Брат, расскажи о месте нашего назначения, – ему всегда льстило, когда его просили что-то рассказать. Я жадно слушала его, никогда не поправляя и не перебивая. – Что мы увидим, когда прибудем туда?
– О! – он испустил долгий вздох, как будто не знал, с чего начать. – Зависит от того, где мы пристанем. Можем причалить на глубине с другой стороны острова. Или в Сизале или Круптоне. Как решит Двалия. Я надеюсь переночевать в удобной гостинице и хорошо поесть. Например, ягненка в мятном соусе. Люблю ягнятину. И теплая, сухая комната, – он замолчал, словно уже наслаждался этими простыми удовольствиями. – Двалия может нанять экипаж, чтобы отвезти нас в Клеррес. Надеюсь, так она и поступит, не хочу трястись верхом. Мой зад не приспособлен для верховой езды.
Я сочувственно кивнула.
– И мы отправимся в Клеррес. Может, причалим прямо там... Будет зависеть от того, какой мы найдем корабль. Когда мы приедем, лето будет уже в разгаре. Слишком жаркое для тебя, маленькая северянка. Приятное для меня. Солнце прогонит боль из моих суставов. В солнечный день Клеррес сияет белизной. Часть его выстроена из древней кости, а часть из белого камня.