Внезапно все кончилось, как будто занавес упал в конце кукольного представления. Не было ни ревущего Скилла Чейда, ни шепота Неттл, а хуже всего – когда я огляделся в поисках неуверенного Скилла Пчелки, то ничего не нашел. Совсем ничего.
Я обнаружил себя лежащим на полу рядом со своей койкой. Слезы катились по моим щекам.
Моя Пчелка была где-то там, унесенная, развеянная штормом Скилла, в плену, подвергающаяся ужасному обращению. Все это время Шут был прав. Я не мог сдаться и снова нырнул в Скилл, просеивая его поток снова и снова, пока не ощутил, что силы на исходе. Вернувшись в реальность, я обнаружил, что свернулся калачиком. Все тело болело, сердце колотилось. Я почувствовал себя столетним стариком. Я подвел и бросил не только своего ребенка, но и своего наставника.
Я подумал о нем. Чейд, бедный старый Чейд, потерян в магии, которой так желал овладеть. Теперь она подчинила его, и он мчался в ее потоке, как на жеребце, который понес, закусив удила. Сегодня мы обидели его, я знал, что он не впервые чувствует себя брошенным и гонимым. Хотел бы я оказаться рядом, сесть у его постели, взять за руку и заверить, что он всегда был любим. Его отчаянная потребность в этом обожгла меня почти так же сильно, как и его буйный Скилл.
Но как бы горячо я не хотел оказаться рядом с Чейдом, меня полностью поглощала тревога за Пчелку. Она сказала, что находится на корабле, который направляется в Клеррес. Жива. Без сомнения, жива! В ужасном положении, но жива. Она не понимала, почему я не пришел ее спасти. Похитители были с ней жестоки. Но все же она жива! Поразительное осознание прогремело во мне, как звон колоколов. Безмерная радость уверенности в том, что Пчелка выжила, столкнулась с гнетущим страхом за мою дочь. Как она выдержала все эти месяцы наедине со своими мучителями? Меня жгла мысль о том, что я оттолкнул ее, когда она меня нашла.
Но она жива! Без сомнений жива! Это знание ощущалось, как воздух в легких, как глоток воды после засухи. Я поднялся на ноги. Она жива! Я должен был поделиться новостями с Шутом. Теперь нашей первоочередной задачей стало ее спасение!
А уже потом безжалостная месть тем, кто украл ее у меня.
– Я уже говорил тебе, что она жива.
Я все еще дрожал и задыхался после того, как обежал весь корабль в поисках Шута. То, что леди Янтарь не приняла всерьез мои новости, привело меня в бешенство.
– Это другое! – настаивал я. – У тебя был сон, который мог значить или не значить, что Пчелка жива. А я почувствовал ее Скилл. Она говорила со мной! Я знаю, что она жива и плывет в Клеррес, что те, кто ее похитил, плохо с ней обращаются.
Янтарь разгладила юбки. Я обнаружил ее стоящей у поручня и слепо глядящей за борт корабля. Волны плескались об него, но я не видел признаков движения. Я ощущал боль в груди от потребности в том, чтобы корабль плыл в Клеррес, разбивая волны на своем пути. Янтарь взглянула на меня пустыми глазами и повернула лицо к морю.
– Как я и говорила недели тому назад. Месяцы! До того, как мы покинули замок Баккип, я молила, чтобы мы поспешили в Клеррес! Если бы тогда ты прислушался ко мне, мы бы уже были на месте и ждали ее прибытия. Все сложилось бы по-другому. Все!
В ее голосе безошибочно ощущался горький упрек. Она говорила, как Шут, но она им не была.
Какое-то время я просто стоял, глядя на нее, и уже собирался молча уйти, когда она снова тихо заговорила.
– Это разрывает мне сердце. И раздражает. Всю жизнь люди сомневались в том, что я истинный Белый Пророк. Но ты, ты же мой Изменяющий. Ты видел собственными глазами, что нам удалось сделать. Ты привел меня на порог смерти и вернул обратно. Я не отрицаю, что мои силы существенно ослабели. Даже мир я вижу лишь как свет и тень. Но когда я говорю, что ко мне вернулись сны, когда я говорю, что мне приснилось нечто, что уже случилось или случится в будущем, Фитц, из всех людей, не тебе сомневаться во мне. Если бы я сказал, что сомневаюсь в правдивости того, что ты узнал при помощи Скилла, если бы я сказал, что тебе это просто приснилось, разве ты не вышел бы из себя?
– Думаю, да, – признал я.
То, что она не разделила со мной радость уверенности, а лишь упрекнула за былые сомнения, я ощутил, как увесистую пощечину. Я жалел, что поспешил к ней навстречу, что не оставил новости при себе. Разве она не могла понять, что верить в то, что мой ребенок жив, было опасно? Что я боялся лишиться столь отчаянной надежды? Разве она не могла постичь, как больно мне было знать, что Пчелка жива, и бояться за нее? Шут бы меня понял! Я опешил от этой странной мысли. Неужели Шут и Янтарь были настолько разными в моем представлении?
Да, были.
Янтарь никогда не спасала Кетриккен, не несла меня сквозь снежную ночь на спине. Не знала Ночного Волка. Ее не мучили и не калечили. Она не служила королю Шрюду вопреки опасностям и козням. Я сжал зубы. В действительности, что общего у меня с этой Янтарь? Очень мало, решил я.
Она беспощадно продолжила:
– Если бы ты поверил мне, мы уже были бы там, наблюдали и ждали. Мы были бы готовы вернуть ее до того, как они поместят ее в цитадель. А теперь мы вынуждены гадать, опередили они нас или отстали.
Я постарался найти аргументы, чтобы доказать, что она ошибается, но не смог. Ее упреки были слишком горькими. Я еще не рассказал ей, что Чейда обуял Скилл, а Неттл и ее ученики с трудом могут удерживать одного старика, и решил, что не стану. Я выпрямился и отошел от поручня.
– Я собираюсь немного поспать, – сказал я. Возможно, позже, когда он снова станет Шутом, я поделюсь с ним своими страхами относительно Скилла и болью и тревогой за Пчелку. Позже я, возможно, расскажу ему, как я прогнал ее с пути Чейда и от себя. Я пришел к Янтарь, полный радостного возбуждения после контакта с Пчелкой и опустошения от того, что не смог удержать и найти ее, но теперь мне было не с кем поделиться этой бурей эмоций. Я не мог поговорить с Лантом, не заставив его переживать за состояние отца. Я не хотел, чтобы Спарк тревожилась за Чейда. Прямо сейчас я не хотел давать Янтарь повод для новых нападок.
– Уходи, – сказала Янтарь убийственным тоном. – Уходи, Фитц. Беги от того, что не хочешь слышать, чувствовать и знать.
После ее первых слов я замер, но когда она продолжила, то поступил, как говорила. Я ушел. Она крикнула мне вслед, в ее словах была ярость:
– Если бы я мог сбежать от того, что знаю! Если бы я мог не верить своим снам!
Я уходил.
Корабль никогда не спит по-настоящему. Всегда есть кто-то на вахте, и команда должна быть готова оказаться на палубе по первому зову. Но я глубоко спал, когда кто-то потряс меня за плечо. Я вскочил, готовый дать отпор. В приглушенном свете фонаря я увидел Спарк, смотревшую на меня со смесью тревоги и удивления.
– Что случилось? – требовательно спросил я, но она лишь покачала головой и махнула мне следовать за ней. Я вывернулся из гамака и стал пробираться между спящими матросами.
Мы вышли на палубу. Дул слабый ветер, тихо плескались волны. Над головой висели низкие яркие звезды и полоска луны. Я не позаботился надеть рубашку или ботинки, но воздух был настолько теплым, что я об этом не пожалел.
– Что-то не так? – спросил я Спарк.
– Да.
Я ждал.
– Я знаю, что вы плохо думаете обо мне из-за того, что я отдала Янтарь дневник Пчелки и шпионила за вами, чтобы узнать, где вы его прячете. У вас есть право не доверять мне. Когда я в последний раз попыталась заговорить с вами об этом, вы дали понять, что не хотите знать никаких секретов. Что ж, я вот-вот снова обману ваше доверие и готова к тому, что вы станете думать обо мне еще хуже. Но я больше не могу хранить этот секрет.
Мое сердце провалилось в желудок. Мои мысли метнулись к ней и Ланту, я испугался того, что она может сказать.
– Это Янтарь, – прошептала она.
Я набрал воздуха, собираясь ответить, что не желаю знать секреты Янтарь. Ее ярость воздвигла между нами стену, которую я не хотел рушить. Я был сердит и обижен. Если у Янтарь был секрет, которым она не пожелала поделиться со мной, но рассказала Спарк, что ж, пускай обе держат его при себе.
Однако Спарк не волновало, хочу ли я его знать. Она затараторила:
– Ей снится ваша смерть. Когда мы плыли по реке, то это снилось ей раз или два. Теперь же – каждую ночь. Она бормочет и кричит во сне, чтобы предупредить вас, а когда просыпается, дрожит и рыдает. Она не рассказывает мне, но я все знаю, потому что она говорит во сне: «Сын умрет? Как он может умереть? Этого не должно произойти, должен быть другой путь». Если он и есть, мне кажется, она не может его найти. Это ее подтачивает. Я не знаю, почему она не рассказывает вам о своих кошмарах.
– Ты ушла от нее только что? Она знает, что ты отправилась ко мне?
Спарк отрицательно покачала головой на оба вопроса.
– Сегодня она спит хорошо. Даже когда она просыпается в рыданиях, я притворяюсь спящей. Когда однажды я попыталась помочь ей, она приказала не прикасаться к ней и оставить в покое, – она окинула взглядом палубу. – Я не хочу, чтобы она узнала, что я рассказала вам об этом.
– Она не узнает, – пообещал я.
Я задумался, смогу ли рассказать Шуту и как это сделать. Он говорил, что чем чаще приходит сон, тем вероятнее, что он сбудется. За проведенные вместе годы он часто помогал мне избежать смерти. Я вспомнил, как он позвал Баррича на вершину башни в тот вечер, когда Гален меня избил. Они вместе оттащили меня от края, к которому я полз, чтобы сброситься вниз, находясь под внушением Галена. Он предупредил меня о яде в Горном Королевстве. Спас, когда меня поразила стрела. Он часто говорил, что в его снах возможность того, что я выживу, мала, практически невероятна, но что он должен не дать мне умереть любой ценой, чтобы я помог ему изменить мир.
И мы справились. Ему снилась собственная неминуемая смерть, но вместе мы смогли победить ее.
Я верил в его сны, должен был верить. За исключением тех случаев, когда его видения были слишком ужасны, чтобы им поверить. Тогда я притворялся, что смогу их изменить.