Теперь ему снилась моя смерть. Снова. Или нет? Был ли я Нежданным Сыном из его снов или это была Пчелка? Неужели мы рвались спасать ее, и при этом он верил, что мы не преуспеем? Я оставался удивительно безучастным к мысли о собственной гибели. Если моя смерть была ценой спасения Пчелки, я готов и рад заплатить ее. Мне стало легче, когда я подумал о Ланте и Шуте, которые будут там вместе со мной и смогут безопасно доставить Пчелку в Олений замок. Я знал, что Риддл и Неттл примут ее, и, вероятно, гораздо лучше меня справятся с ее воспитанием.
Но если ему снилось, что мы доберемся до Клерреса только для того, чтобы ее потерять... Нет. Я не мог, не хотел в это верить. Я этого не допущу.
Поэтому ли Янтарь была так жестка, когда я поделился с ней новостями? Потому что считала, что хоть Пчелка и жива сейчас, но не доживет до спасения?
Нет! Этот сон обо мне. Нежданный Сын – это я, а не Пчелка. Эда и Эль, только не Пчелка.
Спарк все еще смотрела на меня, не отрываясь. В свете звезд ее лицо казалось бледным.
– Ему и раньше снилась моя смерть, – сказал я и выдавил кривую улыбку. – Помнишь, он Пророк, а я – Изменяющий. Я не намереваюсь умирать сам или дать умереть кому-то еще. Иди спать, Спарк. Отдохни, пока можешь. То, что суждено, может случиться, а может и нет!
Она стояла молча, я видел, что в ней идет внутренняя борьба. Она подняла на меня глаза и сказала:
– Она видит больше, чем говорит вам.
Я кивнул в ответ.
– Как всегда, – сказал я и отвернулся.
Я блуждал взглядом по воде. Через какое-то время я услышал ее легкие удаляющиеся шаги. Вздох, который я долго сдерживал, вырвался у меня из груди. Я хотел, чтобы все кончилось, все сомнения и тревоги прошли. Они измотали меня больше, чем битва топором. Я хотел покончить с ожиданием и подготовкой. Но куда ни глянь – повсюду простиралась бесконечная вода, в неверном свете луны походившая на мятую бумагу.
Где-то по этим же волнам другой корабль с моей дочерью на борту шел в Клеррес. Впереди нас? Или позади? Я не знал.
Глава двадцать вторая. Плащ-бабочка.
Осы жалят, когда существует угроза их гнезду. Я пошла за глиняным горшком для мамы и взяла один со стеллажа, не зная, что осы свили под ним гнездо. Пока я убегала, целый рой преследовал меня, жаля снова и снова, и боль от укусов обжигала огнем. Они не похожи на пчел, которые платят собственной жизнью за атаку. Осы как люди, убивающие много раз подряд и продолжающие жить. У меня распухли щеки и шея, а рука потеряла очертания и заканчивалась толстыми сосисками вместо пальцев. Мама обработала укусы соком папоротника и наложила сверху прохладную глину, а потом взяла масло и подожгла гнездо, убивая всех: и взрослых ос, и невылупившиеся личинки, неся возмездие за то, что они сделали с ее дочерью. Это случилось в то время, когда я еще не могла отчетливо говорить. Ее ненависть поразила меня, ведь на самом деле я не ожидала, что мама способна на такой холодный гнев. Я смотрела на нее, пока горело гнездо. Она кивнула и сказала: «Пока я жива, никто не сможет навредить тебе и уйти безнаказанным». Тогда я поняла, что надо быть очень осторожной, рассказывая ей о других детях. Когда-то мой отец был убийцей. А мать такой и осталась.
Дневник сновидений Пчелки Видящей.
Существует множество песен о плаваниях за край света. В одних поется об огромном водопаде, спустившись по которому, можно достичь земли с добрыми, мудрыми людьми и невиданными животными. В других сказаниях говорится о моряках, добравшихся в земли поразительно умных животных, которые, знакомясь с людьми, находят нас отвратительными и глупыми. Но больше всего мне нравятся те, где, проплыв все известные карты, находишь себя ребенком, которому можно рассказать, в какой жизненной ситуации лучше сделать иной выбор. Однако в этом путешествии я начал осознавать, что человек, оказавшийся за границей известных карт, оказывается в царстве бесконечной работы, нестерпимой скуки и повторяющегося вида бескрайнего моря на горизонте изо дня в день.
Верно то, что неизведанная для одного конкретного человека территория за краем света, может быть ни чем иным, как родным прудом для другого. Совершенный утверждал, что, будучи кораблем Игрота, подходил к Клерресу с соседними островами, и даже Кеннит, тогда еще мальчик, плавал с ним. Игрот был одержим гадалками, знамениями и предсказаниями. Некоторые говорили, что эти черты передались и Кенниту. Среди экипажа, взятого на борт в Делипае, был грамотный штурман. Она ни разу не ходила к Клерресу, но хранила карту своего деда. Будучи опытным и закаленным матросом, она проводила почти все свое время с Альтией и Брэшеном, знакомые торговые пути которых давно остались позади. Ночами они сверялись со звездами, прокладывая курс, с которым Совершенный был согласен.
Бесконечные дни перетекали один в другой, хотя происходили и некоторые необычные события, разнообразящие рутину. Однажды в полосе абсолютного штиля Клеф принес свирель и вызвал ветер. Если это и была магия, то я не почувствовал ее и не знал о такой, убедив себя, что это лишь совпадение. Пер занозил ногу, и она загноилась. Альтия помогала мне вытаскивать занозу и обработала ранку неизвестными травами. Пер получил день отдыха. Мотли стала полноправным членом экипажа, проводя все свое время либо с Янтарь, либо с Совершенным. Она сидела на плече у носовой фигуры и забиралась даже ему на макушку, а когда ветер усиливался и корабль плыл, врезаясь в волны, - летела впереди.
Печально, что человек начинает ценить скуку, лишь когда оказывается перед лицом надвигающейся катастрофы. Я видел, как изменяются отношения между членами экипажа, принося напряженность, неизбежную для замкнутой команды в любом продолжительном путешествии. Я надеялся, что шторм минует нас, пока однажды, работая с Лантом на починке паруса, не услышал от него слова, которых так страшился:
- Кеннитсону нравится Спарк. Очень сильно нравится.
- Я заметил это, - на самом деле, она нравилась почти всей команде. Сначала Ант приняла ее за соперницу, и Брэшену пришлось не раз повысить голос на девчонку, не в меру ретивую и безрассудную в попытках показать себя лучшим матросом. Но постепенно соревнование перешло во взаимную дружбу. Спарк была оживленной, дружелюбной, трудолюбивой и способной девушкой. Теперь она заплетала свои темные, вьющиеся волосы в тугую косу, а ее босые ноги покрылись мозолями из-за беготни по палубе и вверх по снастям. Под палящими лучами солнца она стала смуглой, цвета полированной древесины, а тяжелый труд сделал ее руки мускулистыми. Вся она лучилась здоровьем и хорошим настроением, глаза Кеннитсона следовали за девушкой неотрывно, и он почти всегда садился напротив нее за столом на камбузе.
- Это заметили все, - мрачно ответил Лант.
- Это плохо?
- Нет, пока нет.
- Но ты считаешь, что это превратится в проблему?
Он недоверчиво посмотрел на меня:
- А вы так не считаете? Он принц, привыкший получать все, что пожелает. И сын насильника.
- Но он не такой как отец, - тихо сказал я, однако не смог отрицать охватившее меня беспокойство. Осторожно я задал следующий вопрос:
- Спарк это беспокоит? Она попросила тебя о защите?
Он чуть помедлил, прежде чем ответить:
- Нет, пока нет. Не думаю, что она видит в этом опасность, но все равно не хочу просто сидеть сложа руки в ожидании беды.
-То есть ты просишь о моем вмешательстве?
Он с трудом проткнул иглу через толстую, сложенную несколько раз холстину.
- Нет, я просто хотел предупредить вас. Быть может, вы поможете мне, когда дело примет такой оборот.
- До этого не дойдет, - тихо сказал я.
Он повернулся, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
- С твоей стороны мудро было бы ничего не предпринимать, пока Спарк сама не попросит о защите. Она не из тех девушек, что убегают или прячутся за спиной у мужчин. Если возникнут трудности, она должна научиться справляться сама. Думаю, если ты вмешаешься до того, как она попросит, это лишь рассердит Спарк. Если пожелаешь, я поговорю на эту тему с капитанами, ведь их долг обеспечивать порядок на корабле. Знаю, твои чувства к Спарк…
- Довольно. Я сделаю так, как вы посоветовали, - рявкнул он и свирепо принялся за шитье.
Остаток дня я наблюдал за Спарк и Кеннитсоном. Невозможно было не заметить, что парень увлечен девушкой и той это нравится. Она не флиртовала, но смеялась над его шутками, и это раздражало Ланта, сдерживаемого долгом и честью. От всего этого я чувствовал и усталость, и зависть перед их юностью. Сколько лет минуло с поры, когда меня самого терзали ревность и болезненные сомнения в привязанности девушке, на которую я не мог претендовать и которой не мог предложить ничего? С одной стороны, было облегчением, что меня не волнуют все эти потрясения, с другой – напоминало о прожитых годах.
Я колебался, не зная, надо ли вмешиваться, и так и не решил, должен ли поговорить со Спарк наедине, опасаясь, что девушка воспримет такую беседу как упрек. Если же поговорить с принцем Кеннитсоном, то какова будет его реакция? Если это не что иное, как дружеские подтрунивания, я выставлю себя дураком. А если его чувство к Спарк искренне, то не отреагирует ли он, как некогда я сам во время разговора с леди Пейшенс в пору юности и запретов на свидания с Молли? Ситуация осложнялась и моей растущей симпатией к молодому человеку. Несмотря на его гордыню и обидчивость, было очевидно, что парень старается стать отличным матросом. Он научился стирать одежду и выполнять все те задачи, что с момента его рождения принадлежали слугам. Но по-прежнему не мог отличить, когда экипаж насмехается над ним, а когда просто шутит. Гордость была подобна стене, за которую было трудно пробиться, но он старался.
Не единожды я доставал плащ-бабочку и призраком бродил по палубе. На корабле, в условиях жизни, лишенной уединения, плащ стал спасительным прибежищем. Я мог затаиться в таком месте, где никто не запинался об меня, и сидел, невидимый для окружающих. Длительное время, пробыв шпионом для Чейда, я поборол в себе остатки стыда за подслушанные чужие разговоры, тем более что на корабле не искал их намеренно. Весьма тесная дружба между Ант и новым штурманом из Делипая точно меня не касалась, как и мрачные разговоры Альтии и Брэшена на корме.