– Нам это даром не пройдет, – сказал Гачи. – Начнется следствие. Знать не терпит убийства Немых.
Сонайя указала на Немого, которого убила Тайши.
– Один труп уже есть. Какая разница, если будет два?
Цзянь наблюдал за тем, как они поздравляли друг друга и радовались победе, завоеванной с таким трудом. Гачи посадил Сонайю к себе на закорки, потому что та подвернула ногу. Кайю и Синьдэ были измучены, но оба улыбались до ушей. Бывший старший ученик Луньсяна и нынешний капитан Каобу что-то сказал Кайю, и тот засмеялся. Разумеется, два человека, которые так легко со всеми сходились, немедленно стали друзьями. Узы, выкованные в бою, прочней всего.
Цзянь был рад, что друзья здесь. Они вновь его спасли. В последнее время всем только и приходилось за ним подчищать. Он почувствовал себя чужаком, глядя, как они радуются победе. Цзянь невольно поморщился; ему уже следовало привыкнуть к одиночеству.
Подавив горечь, он помахал им.
– Ребята, какие же вы замечательные!
– Цзянь, – сказал Синьдэ и крепко схватил его за плечи, – я лишь мельком заметил, как ты сражаешься с Немой, но, клянусь Тяньди, ты молодец! Поверить не могу, это тот самый мальчик, которого когда-то принесли к нам в школу полумертвым! Ты проделал долгий путь.
– Правда? – спросил Цзянь. Он в этом сильно сомневался.
Синьдэ кивнул.
– Ты долго продержался против нее в одиночку. Уж я-то понимаю, когда один из бывших учеников меня превосходит. Мне это очень приятно.
– Ты здорово дрался, – подхватил Гачи. – Благодаря тебе я успел сбегать за остальными!
– Да уж, – сказал Цзянь. До него только теперь дошло, что он тоже чем-то помог друзьям. – Я даже немного ее измотал… правда?
Синьдэ и Гачи промолчали.
Сонайя впилась ногтями в ноющие ребра Цзяня, заставив его изогнуться, словно гусеницу.
– Даже не думай драться с Немыми без меня, глупый утенок.
Пользуясь тем, что его лицо было рядом, она потянулась к нему и вдруг жадно и страстно поцеловала. Мягкие губы Сонайи прижались к губам Цзяня, их языки соприкоснулись, и вся боль, весь страх и волнение немедленно угасли. Спустя несколько мгновений Сонайя отстранилась, и Цзянь осел наземь.
Девушка подмигнула и помогла ему встать.
– Пошли, Пять, тут опасно.
Дверь лазарета распахнулась, и вышел Фаузан, а с ним – богато одетый чиновник в шляпе, имевшей форму мельничных крыльев.
– Прекрасные новости, дети мои, – с улыбкой сообщил он. – Я, Бог Игроков, вновь поймал золотого кролика удачи и держу его за уши! Мой добрый друг, господин Хусо, управляющий посольством, превосходный человек и мой большой поклонник, любезно предоставил нам на время свой личный экипаж, если только мы пообещаем помалкивать, ни во что не ввязываться и не совершать без нужды преступлений, которые могут взвалить на него.
Пыл Фаузана иссяк, когда он заметил зияющую в стене конюшни дыру.
– Что такое?
Управляющий, пухлый крепкий старик с красным вздернутым носом, явно любитель выпить, вытаращился на пробитую стену. У него отвисла челюсть, когда он увидел лежавшее посреди двора тело в черном.
– На территории посольства убит Немой?!
– Немая, – поправил Цзянь.
Глава 61. Возвращение
Малиндэ – старший механик, хоть и не получивший по очевидной причине одобрения у главы гильдии механиков, член совета Незры, временная заместительница вождя племени и руководительница восстановительных работ – проснулась с болью в желудке и провела целый час у помойного ветра, выблевывая остатки вчерашнего ужина.
– Ты здорова? – спросила Кара, ее ученица, четвертая за год.
– Принеси чаю, – проговорила Мали. – Погорячее.
– Прости, наставница, но Шобанса пригрозил отрубить мне руки, если я снова попадусь на воровстве из кладовой.
Мали сжала кулак.
– Скажи этому скряге, что старший механик не может начать свой день без горячего чая!
Она нагнулась, и ее опять вырвало. Отдышавшись, Мали подняла голову и уныло уставилась на полупереваренные рисовые шарики, плавающие в ведре. Еда пропала даром. Племя жило на половинном пайке, хотя Мали подозревала, что женщины умудрялись ее подкармливать.
Мали села, когда убедилась, что в желудке не осталось ничего, и горестно высунула язык. Она устала и злилась. Ноги опухли. Мали сильно хотелось по нужде, но она знала, что ничего не получится. И она опять проголодалась. Не хватало Даэвона, чтобы прочитал какие-нибудь стихи и растер ноги. А главное, она хотела горячего чаю.
– Долго еще до завтрака? – спросила Мали.
Кара взглянула на маленькие водяные часы.
– Наставница, сейчас глухая ночь.
Мали выругалась.
– Значит, тем проще будет стянуть парочку огненных камней из кладовой и приготовить чай!
– Прости, наставница, но я боюсь, что мне отрубят руки.
– Значит, не попадайся. Иди!
Мали посмотрела вслед убежавшей ученице. Конечно, Шобанса вряд ли отрубил бы девочке руки. Кара была одной из многочисленных сирот, которые потеряли родителей в бою за Незру, а Незра своих не бросала. Однажды ночью Кара пробралась в покои Мали в поисках того, что можно было украсть или съесть. Ей попались чертежи, и она так увлеклась, что, когда Мали поутру проснулась, Кара по-прежнему их листала. Удивительно, но девочка многое поняла, просто изучив рисунки. Мали немедленно взяла ее в ученицы.
Она возлагала на Кару большие надежды. Талантливого подмастерья было трудно найти, особенно в пестром племени беженцев. Каре едва стукнуло двенадцать – рановато для ученичества, но племя нуждалось в лучших и самых смышленых, если рассчитывало пережить изгнание. Девочка была слегка неуклюжа и могла так сосредоточиться на задании, что забывала обо всем остальном, зато она отличалась любознательностью и обладала подходящим для механика умом. Не по годам развитая Кара во многом напоминала саму Мали в том же возрасте.
Мали вновь взглянула на водяные часы. Было еще рано, хотя, живя в пещерах, она давно утратила чувство времени. Большинство жителей Незры выходили на поверхность хотя бы раз в несколько дней, однако Мали была слишком занята раскопками. В последний раз она видела солнце, когда провожала Даэвона и Сали в Подлинную Мерзлоту, почти целый цикл назад – ну или так казалось.
Мали вздохнула и встала. Если не спится, можно сделать что-нибудь полезное. На раскопках дела шли лучше, чем она рассчитывала. Четырнадцать городских коконов были вырыты или вырублены изо льда, и оставалось еще примерно вдвое больше. Не хватало материалов для починки и запуска двигателей. У племени истощались припасы, в том числе еда и питьевая вода.
В довершение всего удача тоже начала им изменять. Несколько недель назад патруль Ликузы по чистой случайности наткнулся на компанию ревунов, и лишь в половине дня пути от Шетти тем удалось оторваться. Таким образом, вражеское племя появилось в окрестностях Незры, и разведчики Ликузы бродили в пределах видимости. Охота и собирательство сделались опасными, и скудные запасы племени почти закончились. Вожакам ревунов недоставало закалки и опыта, чтобы соблюдать осторожность. Совет решил, что жизнь детей слишком дорога, и постановил ждать возвращения Хампы. Ревуны приносили племени много пользы. Им был нужен постоянный вожак или по крайней мере наставник.
Мари торопливо направилась по лабиринту туннелей к раскопкам. Живот еще толком не вырос, но Мали приятно было касаться рукой крошечной жизни, растущей внутри нее. Даэвон ждал мальчика, а Сали девочку. Мали же просто хотела здорового ребенка, который не умрет в младенчестве. Шансов день ото дня становилось все меньше, но Мали не желала терять надежду.
– Ни о чем не печалься, Винтик, – сказала она.
Такое прозвище Мали дала ребенку, пока они не придумали для него настоящее имя. Даэвон предложил несколько штук на выбор, и у Сали наверняка тоже были свои предпочтения. Мали не желала этого признавать, но главным образом она еще не выбрала имя потому, что ждала вестей от сестры. Если родится девочка, а Сали не вернется…
Мали дошла до раскопок и, как и думала, не увидела там никого. Она встала за верстак и принялась разбирать огромные поршни гусеницы боевого кокона. Мали и в Незре занималась такими вещами, но здешние коконы создала совершенно другая школа мастеров.
Она обожала возиться с механизмами.
К ее разочарованию, эти коконы оказались вовсе не боевыми. Гусеницы были тоньше и длиннее современных, однако звенья сидели плотнее, что придавало кокону быстроту и поворотливость. Техника, при всей своей древности, далеко не устарела. Мали задумалась над тем, какие необыкновенные вещи затерялись в прошлом.
Несколько часов она, напевая, орудовала тонким ножом, как художник кистью, и с нежностью любящей матери смахивала пыль с разобранных деталей. Работа приносила радость; за ней Мали забывала все горести мира и погружалась в загадки, которые представляли собой эти шестеренки и зубцы. Кара принесла ей тепловатый чай. Пришлось смириться, хотя Мали все-таки подогрела его на горелке, когда никого не было рядом.
Она погрузилась в работу, напевая песенку, которую слышала от родителей. Они пели ее фальшиво, но гордо. Мали втайне думала, что именно от этого Сали выросла такой раздражительной. В последнее время Мали нередко вспоминала мать – по понятным причинам. Она жалела, что не знает ни одной колыбельной. Как передать ребенку семейные традиции?
Она уже почти закончила, когда ее внимание привлекла небольшая вмятина на боку детали. Мали прищурилась и поднесла светильник ближе. Ну да, так и есть, изображение купола, под ним прямая линия, а справа две стрелки, указывающие вверх. Городское клеймо!
От радости Мали чуть снова не стошнило. Она заторопилась к книжной полке и взяла тетрадь в сером переплете, содержавшую изображения древних городов Травяного Моря. Она принялась листать ее в поисках нужного символа и нашла его почти в самом конце, в главе, посвященной золотой эпохе катуанских коконов. Не боевой кокон, но тоже неплохо. Пальцы у Мали дрожали, пока она сравнивала купол, прямую линию и две стрелки… условное изображение зайца.