В дверь трижды постучали, вежливо, но настойчиво – достаточно громко, чтобы было слышно сквозь шум ливня.
Кресло-качалка остановилось, и отшельник поднял голову; однако его руки продолжали водить ножом по массивному куску окаменелого ониксового дерева. Сначала он подумал, что ему померещилось. Уже не в первый раз. Несколько мгновений прошло в тишине – и кресло вновь закачалось, а отшельник принялся напевать арию из второго акта своей любимой оперы, «Длиннобородая владычица моря».
Стук повторился, громче и настойчивее. Но отшельника не настолько интересовал гость, чтобы идти и отпирать дверь. Он три дня не двигался с места и не желал шевелиться теперь, особенно ради незваного посетителя. Старик продолжал свое занятие. С каждым покачиванием кресла он проводил ножом очередную решительную линию. Если кто-то действительно хотел его видеть, пусть что-нибудь придумает.
Спустя две минуты тот, кто стоял на крыльце, наконец потерял терпение. Дверь распахнулась, щеколда разлетелась в щепки. Сырой холодный воздух ворвался в подземное жилище, сильно раздосадовав отшельника.
За порог шагнули две фигуры в плащах, с которых текла вода.
– Дверь за собой закройте, – потребовал отшельник, не отрываясь от вырезания фигурки для игры в «осаду».
Он был стар, еле жив и не имел ничего, что стоило бы красть. Превыше всего он ценил одно лишь спокойствие.
– Вы выстудили дом!
– Простите, – сказал один из гостей и немедленно повиновался.
Хороший знак. Грабители, как правило, не выполняют приказы жертв.
– Если вы заблудились, фактория Ни в трех дня пути на запад. Если вам нужен ночлег, можете переночевать в собачьей конуре. Мой пес умер два года назад. Если вы голодны, есть бульон с приправами. Если вы пришли воровать, то зря.
Отшельник наконец оторвался от работы.
Второй гость шагнул на свет. Старик прищурился и предостерегающе поднял руку.
– Ближе не подходи, дочка. Ну и вид у тебя. Ты больна?
– Это не проказа.
Судя по раздраженному тону, ее постоянно об этом спрашивали.
Молодой человек приблизился первым, держа в одной руке палицу, а в другой топор. Он обвел взглядом комнату и произнес твердо, хоть и по-юношески звонко:
– Это ты плотник Субетей?
Отшельник поморщился и невольно дернул себя за длинную жидкую бороду.
– Резчик Субетей.
– А?
– Я не строю дома, сынок, не чиню заборы, не мастерю повозки. Я оживляю мертвые деревья и превращаю их в прекрасные изделия. – Субетей вздохнул. – Я художник, тупица.
Молодой невежа слегка смутился.
– Но… ты и есть Субетей? Тебя еще когда-то звали Сакурай, хранитель легенд Шакры?
Так его не называли уже очень давно. Мало кто из живущих помнил, что когда-то он был шаманом, хоть он никогда этого и не скрывал. Татуировки на лице выдавали его сразу.
– В прошлой жизни, можно сказать. А ты кто такой?
Женщина шагнула вперед.
– Сакурай, бывший член совета, изгнанный за ересь?
– Если вы хотите поговорить о моих неудачах… – пробормотал отшельник. Неужели о нем не запомнили ничего хорошего! – Вообще-то, я ушел на покой, чтобы заниматься творчеством, но да, расстались мы не мирно.
Субетей поудобнее перехватил нож. Эти гости были не просто разбойники или заблудившиеся путники.
– Говорите, чего вам надо, если не хотите отведать моего ножа.
Женщина откинула капюшон.
– Пригласите ли вы нас к своему очагу, почтенный хозяин?
Судя по ее тону, из двоих она была главной.
– Вид у тебя как у трупа, – к чести Субетея, он не дрогнул, внимательно рассмотрев ее лицо. – Мой очаг греет плохо, но я охотно пускаю к нему тех, кто в этом нуждается. В следующий раз, когда захочешь, чтобы тебе оказали любезность, вели своему спутнику не хвататься за оружие. Он ласкает его как любовницу.
– Неправда! – возразил юноша. – Я просто приготовился.
– Готов поклясться, ты берешь его с собой в постель, – продолжал Субетей, слегка покачав головой, и заметил, что гостья сделала то же самое.
Очевидно, она была наставницей юноши.
Субетей жестом предложил им устраиваться поудобнее. Юноша остался у двери, женщина приняла приглашение. Она двигалась с изяществом человека, прошедшего военное обучение, а поведение говорило о том, что она принадлежит к высокому рангу и знает толк в хороших манерах.
Она, несомненно, умирала. Глаза у нее запали, щеки ввалились, лицо покрывала смертельная бледность, волосы были испещрены сединой. Впрочем, взгляд у незнакомки был острый. Болезнь, которая ее терзала, еще не поразила разум.
Субетей протянул руку.
– Покажи ладонь.
Пальцы у гостьи были худые и мозолистые, кожа туго обтягивала кости и была покрыта зеленовато-коричневыми пятнами. Но хватка оставалась сильной.
– Давно болеешь?
– С тех пор как умер Вечный Хан.
До Субетея дошло.
– Невозможно. Это случилось пять лет назад. Никому еще не удавалось протянуть так долго. Значит, ты… – он не договорил: все и так было ясно. – Кто ты: Справедливость, Мудрость, Супруга?
– Я – Воля Хана, – ответила женщина.
Субетей был впечатлен.
– О-о… очень высокий ранг в Священном Отряде Хана. Причина твоего недуга – близость к источнику, но тебе хватает сил, чтобы бороться. Невероятно…
И тут все встало на свои места.
– Ты – Сальминдэ Бросок Гадюки, клятвопреступница и предательница!
На лице женщины появилась легкая улыбка.
– Если ты хочешь поговорить о моих неудачах…
Субетей засмеялся.
– Я стар, но не глух!
– Мы давно не виделись, шаман.
У Субетея зашевелилось давнее воспоминание.
– Броски Гадюки – они же из Незры… Ты – дочка Фаалана! Ты сидела рядом с ним, когда меня судили. Я еще удивлялся, что тут делает эта неуклюжая девчонка. Сколько тебе тогда было, четырнадцать?
– Десять. И вождь Фаалан был моим дядей.
– Подумать только. Клянусь, дядя гордился бы тем, как высоко ты забралась, Бросок Гадюки. Как поживает старый шакал?
– Он погиб, обороняя город.
– Ах да, печально известная Битва Исцеленных. Твой город разрушен, племя порабощено, но ты каким-то чудом привела всех из плена домой – лишь для того, чтобы твой народ изгнали… – Он указал на свои обвислые уши. – Я старик, но люблю сочные сплетни. Так вам и надо, за ваше высокомерие.
У женщины вспыхнули глаза.
– Неужели ты все еще держишь зло на мою семью?
– Я ведь был шаманом. Мы страшно злопамятны, – он усмехнулся. – Доля изгнанника ужасна, не так ли? Разлучиться со всеми, кого знал, плыть по течению, не имея ни прошлого, ни будущего… А ты теперь возглавляешь мятеж против шаманов.
– Неправда. Если кто-то и бунтует, я тут ни при чем.
– Такие слухи ходят в Травяном море. Ты, очевидно, пробудила дремлющее недовольство, – Субетей откинулся на спинку кресла. – Что заставило тебя проделать столь долгий путь, отверженное дитя Незры?
– Ты – хранитель легенд, – сказала Сальминдэ. – Говорят, ты знаешь все. Я страдаю от болезни, вызванной Зовом Хана, – ее голос зазвучал глухо и хрипло. – Тебе многое известно о Вечном Хане. Я ищу лекарство… что угодно, чтобы бороться с недугом.
– Позволь, я загляну тебе в рот, – Субетей крепко взял гостью за подбородок и повернул голову из стороны в сторону. – Часть души Хана внутри тебя гниет и отравляет твое тело. Ты продержалась пять лет. Это неслыханно. Ты уже должна быть мертва…
– Меня не интересует то, что должно быть. Меня интересует только то, что можно сделать. Как избавиться от болезни?
Субетей покачал головой.
– Прости, дочка. Единственное лекарство – отправиться в святилище Вечной топи в Шакре, взойти на смертный одр и исполнить долг Воли Хана, позволив разлагающемуся остатку его души влиться в Целое. Только так ты исцелишься. Ты умрешь.
– Так и так умирать! Предложи что-нибудь другое.
– Больше ничего. Тупик. Можешь принять неизбежное – или отказаться. Ты знала, что будет, когда принимала благословение Хана, – Субетей произнес это с неприкрытой насмешкой. – Что ж, ты прожила славную и благородную жизнь, Сальминдэ Бросок Гадюки. Лучше многих других. Твоя бессмертная душа стала ближе к просветлению. Довольствуйся этим и умри с честью.
Сальминдэ подалась вперед. В ее голосе вдруг зазвучала сила.
– Ну нет, я не желаю радовать шаманов. Мне нужно защищать свой народ!
Уже очень давно Субетею не приходилось заботиться о других. И это было странное ощущение, даже чуждое. Поскольку Сальминдэ приходилась племянницей человеку, обрекшему его на жизнь в грязной лачуге, Субетей не имел особого желания ей помогать. Но он тоже ненавидел шаманов Шакры – может, даже сильнее, чем она. В последний раз свести старые счеты – ценная возможность для старика.
Наконец Субетей сказал:
– У меня нет для тебя ответов, Сальминдэ, но я знаю одно место. Ничего не обещаю, но это твой единственный шанс.
– Что за место?
– Хурша, где родился Вечный Хан. Тамошние обитатели хорошо знакомы с духами, которыми одержимы наши ханы. Если кто-то и знает, как тебя очистить, то только они.
На лице Сальминдэ отразилось удивление.
– Одержимость. Очищение. Тебе не кажется, святой отшельник, что по отношению к божественному правителю это слишком резкие слова? Ты, видимо, совсем оторвался от своих корней.
– Я никогда и не утверждал, что меня понапрасну обвинили в ереси… – Субетей понурился. Бремя восьмидесяти лет вновь напомнило о себе. – Побудь шаманом с мое – сама начнешь понимать, что это за штуки. Мы готовим каждого, чтобы тот сыграл положенную роль, и погрязаем всё глубже. Я, как хранитель легенд, должен был записывать то, что касается Катуа, а потом передать знания преемнику… – старик отвел взгляд. – Но когда знаешь слишком много, начинаешь распознавать обман. Если и есть на свете место, где тебе скажут, как отсечь Волю Хана от собственной, то это Хурша на Солнце под Лагуной. Твой единственный шанс.
– Хурша, – повторила Сальминдэ. – Где это?
– На северо-восточной границе Травяного моря, на краю мира. От заставы Ёгуань три дня прямого пути. Советую тебе не медлить, Бросок Гадюки. Время истекает. И лучше оденься потеплее.