Сначала ребята зашли в лавку мясника, миновав по пути блестящие, готовые для жарки, красные утиные тушки, свисавшие с потолка. За прилавком в белом фартуке стоял настоящий великан, почти не уступавший монаху Ханьсу, с руками, как каменные колонны, и густыми седыми бровями. Двое подмастерьев медленно поворачивали вертел с утками над жаровней.
Мясник держал гигантский нож, а разделочной доской ему служил огромный пень. Вероятно, в молодости великан был превосходным воином. Он разрубил четыре тушки шестью точными ударами и живо превратил их в маленькие аккуратные квадратики, способные поместиться в деревянные ящички. Стопку ящичков он протянул молоденькой девушке.
– Первый мусорщикам. Второй скорняку. Заказ для городского суда будет готов к твоему возвращению, так что поторопись.
Цзянь и его друзья терпеливо ждали в очереди. Мясник отсек заднюю ногу свиной туши, завернул ее в бумагу и дружелюбно поболтал с клиентом, прежде чем протянуть покупку через прилавок.
– Следующий!
Тут великан поднял взгляд и уныло вздохнул:
– А, это ты.
– Здравствуй, Сума.
Цзянь понятия не имел, отчего мясник огорчился, увидев его.
Цофи уперла руки в бока.
– Где мое мясо, Сума? Ты обещал мне индейку еще весной, и я заплатила сполна.
Сума закатил глаза. Очевидно, этот разговор между ними шел не впервые.
– На все нужно время, девочка. Дело не пойдет быстрее оттого, что ты будешь мне докучать. Индейку пришлось заказать на другом конце Просвещенных государств! Да еще эта война…
– Не берись за то, что не можешь сделать, – отрезала Цофи. – Я требую возмещения.
– Возмещения? – воскликнул мясник. – Заказ почти доставлен! Нельзя взять и отменить его. Индейка, вероятно, уже на полпути. Будь благоразумна!
Требовать от Цофи благоразумия было большой ошибкой. Она закатала рукава и хлопнула себя по бедрам, как настоящая сварливая хозяйка.
– Благоразумна я была три месяца назад! Если ты не мог выполнить то, за что взялся, не надо было брать денег. Более того, ты мне должен с процентами, потому что я тебе, по сути, дала в долг.
– Нет, девочка, ничего не выйдет. Я лучше вообще брошу торговать мясом, чем верну хоть один лян, – Сума с размаху воткнул массивный тесак в колоду. – Вот что. Я дам тебе жареную утку, чтоб ты успокоилась, и не буду в обиде.
– Я тебе заплатила по-княжески, а ты хочешь умаслить меня какой-то подпорченной уткой? Кто тут должен быть в обиде, я или ты?
Цзянь затаил дыхание. Сума пробасил гулким голосом, напоминающим раскаты грома:
– Как ты назвала мою дважды обжаренную в собственном жире утку?
Цофи действительно хватила лишку, но не отступала.
– Ты кладешь слишком много приправ, и я подозреваю, что мясо стало хуже. В последнее время утки у тебя с душком.
Сума покраснел. Он дважды тяжело вздохнул и склонился к Цофи.
– Ты это чуешь?
– Да. У меня тонкий нюх. Большинство здешних рудокопов не отличат утку от кролика… – Она задумалась и потребовала: – Дай мне три утки.
– Три!
Цзянь взял Кайю за плечи и повел прочь.
– Пошли. Она тут надолго. Встретимся у повозки.
Цофи крикнула им вслед, когда они выходили из лавки:
– Проследите, чтобы кактусовый чай был свежий! И даже не заходите на рынок – ты, Цзянь, все равно не умеешь выбирать дыни.
– Вот и умею!
– А еще ты каждый раз привозишь петрушку вместо кинзы.
– Ладно. Сама возись, – сказал Цзянь, отмахнувшись, и вышел на улицу.
– Почему они ссорятся? – поинтересовался Кайю.
– Цофи тоскует по дому. А мясник сказал, что может заказать у поставщика настоящую пустынную индейку и кувшин цацики. Пока что ни того ни другого она не получила.
Кайю поморщился.
– Индейки – гадость.
Цзянь усмехнулся.
– Если Цофи что-то обещали, слово придется сдержать. Исключений не бывает.
Они торопливо направились к чайному дому «Туманные сны», примыкавшему к лавке мясника, и открыли низкую фиолетовую дверь с ярко-зеленым рисунком. Все строение было оранжево-синее, единственный яркий дом в унылом поселке. Когда юноши вошли, звякнул колокольчик.
– Здравствуйте, тетушка Найфунь, – сказал Кайю.
Его все считали своим названым племянником.
Пожилая женщина с длинными, белыми, как полотно, волосами, переброшенными через плечо, приветствовала мальчика радушной улыбкой, которая почти не сходила с ее губ.
– Кайю, дитя мое, как поживает отец? Надеюсь, он еще доставит мне хлопот.
На Найфунь было яркое желтое платье, расшитое розовыми цветочками. Тонким вкусом она явно не отличалась.
Цзянь передал записку от Тайши, пока Найфунь продолжала над ними ворковать.
– Как поживает тетушка Роха, Гиро? – спросила она, взвешивая мешочек с чаем.
От нее пахло старостью и свеженарезанным чаем.
– Все хорошо, госпожа, – ответил Цзянь, отводя взгляд.
Он подождал, когда хозяйка чайного дома запишет их очередной долг в книгу, и быстро отступил в сторонку, чтобы Найфунь и Кайю могли поболтать.
Цзянь проводил время, притворяясь, будто рассматривает десятки горшочков с чайными листьями, стоявшие аккуратными рядами вдоль обеих стен. В отличие от Кайю, Цзянь с трудом заводил друзей. Поначалу он думал, что это из-за вынужденной скрытности, а потом понял, что Предреченного героя Тяньди никто и не удосуживается узнать. Просто Цзянь не умел заводить друзей. В Небесном дворце все хотели с ним сблизиться, потому что считали его спасителем Чжун. В Лунсяне ученики дружили, потому что считались братьями и сестрами. Но здесь… Цзянь был никем.
Он приблизился к маленькой библиотечке Найфунь, единственной в поселке. Она содержала большой запас любовных романов, которые читали и Цофи, и Тайши. Вскоре одна из учениц Найфунь, изящная, миловидная девушка с пухлыми щечками и длинными черными волосами, принесла ему сверток, перевязанный веревочкой и запечатанный воском. Найфунь держала несколько учениц, что было странно для чайного дома в столь отдаленном уголке Просвещенных государств. Неужели так сложно готовить чай?
– Здравствуй, – сказал Цзянь. – Я Гиро.
– Мы уже три раза виделись, – ответила девушка. – И ты каждый раз знакомишься заново.
Цзянь смутился.
– А… напомни, как тебя зовут?
– Не стоит, – ответила она, покачала головой и ушла.
Входная дверь звякнула, и вошедший покупатель избавил Цзяня от смущения. Юноша взял Кайю за локоть и вывел на улицу. Они двинулись дальше по делам, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться на новое оружие на прилавке у кузнеца или восхититься нарядным воином, проезжавшим через поселок. В Бантуне царила непривычная суета. Обычно в это время года большинство жителей затихали и выжидали смены погоды.
– Эй, смотри, там мастер Урван. – И Кайю убежал, прежде чем Цзянь успел ответить.
Мальчик бросился через дорогу к большому загону, в котором находились лошади, гигантские игуары и дзиси, приготовленные к аукциону. Когда Цзянь нагнал его, Кайю уже засыпал старика Урвана вопросами.
Мастер Пси Урван был еще одним ушедшим на покой военным искусником. В свою бытность старшим конюшим гияньского князя он с успехом обучал всадников князя Янсо и водил их в бой. Теперь, давно уже вложив саблю в ножны, он наслаждался покоем и пользовался репутацией лучшего заводчика в Облачных Столпах.
– Как поживаешь, мой мальчик? – спросил Урван у Цзяня, прервав расспросы Кайю. – Как дела у твоей наставницы?
Цзянь поклонился, приложив кулак к ладони.
– Наставница здорова и посылает вам привет.
– Ей скоро понадобится помощь в строительстве загона? – подмигнув, спросил Урван.
Цзянь прикусил губу.
– Я пытаюсь ее убедить.
– Она еще передумает, – Урван похлопал Цзяня по плечу и вновь повернулся к Кайю, который продолжил с того места, где его прервали.
Юноши некоторое время рассматривали разноцветных игуан и косматых львов, которые резвились, как щенята. Но Цзянь помнил, что его послали по делу. В любом случае – зачем смотреть и завидовать?
Он оставил Кайю и двинулся дальше по длинной извилистой улице, миновав несколько лавок. Цзянь решил, что зайдет в них на обратном пути. В первую очередь нужно было сходить в пекарню. Обычно к вечеру там распродавали всё, что напекли за день. Цзянь очень надеялся, что не опоздал. Он предпочел бы переночевать в повозке, чем возвращаться к Тайши с пустыми руками.
На полпути его внимание привлекла пустая витрина на месте магазинчика «Свиной жир Ви Ви».
– Пожалуйста, пусть здесь откроют еще одну пекарню, или книжный магазин, или лапшичную, – взмолился Цзянь вслух. – А лучше всего почтовую контору.
Ему страшно надоело таскаться за почтой на самый верх Четвертого Уродливого Брата.
На двери виднелось только изображение указательного пальца – традиционное обозначение лавки, – и это подстегнуло любопытство Цзяня. Слева от входа стояли козлы для пилки дров, справа лежала груда старых досок. Дверь была слегка приоткрыта, и изнутри сочился золотистый свет. Цзянь прижался носом к грязному окну, ища каких-нибудь подсказок. Большой кусок пергамента, которым окно было завешено изнутри, загораживал обзор, но Цзянь разглядел смутные очертания прилавка у дальней стены и полку, на которой раньше стояли бочонки с маслом.
У окна мелькнула тень, напугав Цзяня. Кто-то зашагал к двери. Цзянь хотел удрать, но споткнулся о разбитый бочонок. Боевые искусства не помогли ему, когда он поскользнулся на испачканной маслом доске и с грохотом рухнул.
На пороге показался наголо бритый молодой человек чуть старше Цзяня, с подведенными краской бровями.
– Чем могу помочь, дружище?
Цзянь, упираясь в землю скользкими от масла руками и ногами, попытался встать.
– Простите, что побеспокоил, – сказал он. – Мне просто было интересно, что тут у вас.
Молодой человек шагнул через порог. На нем было простое красно-белое одеяние, наброшенное на плечи и завязанное на талии узлом, на ногах – веревочные сандалии, а в руке – необыкновенно длинная метла. Он протянул свободную руку Цзяню.