Поначалу тот посмотрел на незнакомца с подозрением, а потом спохватился, что слишком долго раздумывает. Если он не примет помощи, это могут счесть подозрительным. Цзянь быстро схватился за протянутую руку и встал.
– Спасибо. Я, наверное, пойду. Мне вовсе не хотелось вам мешать.
Бритоголовый дружелюбно улыбнулся.
– Ничего страшного. Все прохожие непременно пытаются заглянуть. Не желает ли молодой господин зайти?
Наверное, соглашаться не следовало. Тайши внушила ему, что ни с кем не нужно особенно сближаться, тем более с чужаками. «Вполне возможно, что томная красотка на ночном рынке – это шпионка, которая выдаст тебя одному из князей».
Цзянь хотел уже извиниться и пойти дальше, в пекарню, но любопытство взяло верх.
– А что вы тут продаете?
Молодой человек с улыбкой ответил:
– Ничего. Мы предлагаем спасение и путь на небеса. Бесплатно. Заходи, заходи.
Цзянь ничего не понял, но тем не менее последовал за молодым человеком в дом. Внутри было пусто, не считая полок, прилавка и нескольких маленьких бронзовых урн под окном. В некоторых курились цветные палочки благовоний. На дальней стене висела какая-то картина.
И тут Цзянь ее узнал. Оранжево-желтое небо и свет Короля, золотящий облака. Сине-зеленая земля с горами и змеящимися по ней реками, складывающимися в фигуру обнаженной женщины. Подземные пещеры, полные рогатых огненных демонов. Это была мозаика Тяньди. Ее изображение висело над алтарем в каждом храме. Цзянь уже давно не видел мозаику, так как после бегства из Небесного дворца избегал всего, связанного с религией Тяньди. Юноша даже особенно не задумывался об этом, хотя, наверное, зря, ведь сердцем культа был он сам.
– Вы монах, – выпалил он.
Монах поклонился.
– Я брат Ху Лао из храма Маньцзин в Лаукане, где служат небесам, преисподней и всем существам, обитающим в срединном царстве. А ты кто такой, друг?
Цзянь растерялся. Он не сразу вспомнил свое имя.
– Гиро… Просто Гиро.
Он ощутил разочарование. Новая лавка, появившаяся в Бантуне впервые за год, оказалась убогим храмом Тяньди.
– Лучше бы пекарня, – буркнул он.
– Что? – переспросил Лао.
– Ничего.
Цзянь впервые внимательно взглянул на Ху Лао. Одет он был лучше местных, но это было несложно. Сбритые и нарисованные заново брови выдавали в нем уроженца запада. На шее у молодого человека, уходя под одежду, висели массивные деревянные бусы.
– Не обращай внимания на нашу бедность, Просто Гиро.
Улыбка Лао обезоруживала. Цзянь постепенно успокоился.
– Скоро здесь будет святилище, предназначенное для того, чтобы разжечь заново пламя веры. Остальные святыни прибудут следующим караваном.
Цзянь удивился тому, что культ Тяньди еще существовал. Он думал, что вера развеялась после его исчезновения. С одной стороны, он бы порадовался, перестав быть разыскиваемым беглецом, а с другой – Цзяню втайне нравилось считаться важной фигурой. Любопытство окончательно пересилило осторожность.
– Простите, но я ничего не понимаю. Я думал, что пророчество разрушено. Зачем же нужно святилище?
Молодой монах просветлел. Он, видимо, долго ждал этого вопроса.
– Нет, друг мой! Пророчество – живая вещь. События на земле – лишь легкая рябь, колеблющая небесную мозаику. Человеческие поступки, ошибочные или неверно направленные, не могут изменить волю неба, как не могут изменить течение бурной реки.
Цзянь знал, что это неправда: Цофи рассказывала, как у нее на родине, в Санбе, повернули реку, чтобы обуздать ее силу. Однако он промолчал. Меньше всего юноше хотелось, чтобы один из верующих разгадал, кто он такой. Но все-таки он не удержался от вопроса:
– Что значит «живое»? Разве пророчество изменилось?
– Нет, нет, – поспешно ответил монах. – Пророчество незыблемо. Меняется лишь наше толкование. Наши благородные настоятели получили новое откровение, касающееся воли небес.
Очевидно, в пророчество внесли поправки.
– И что оно гласит теперь?
– Если ты не торопишься, я объясню, – монах отложил метлу и поманил Цзяня за маленький столик в дальнем углу. – Позволь мне поделиться с тобой нашей мудростью. Скажи, доводилось ли тебе гулять при свете звезд?
Цзянь помедлил. Голос Тайши в голове приказывал ему убираться. И голос Цофи. И его собственный голос. Однако он шагнул глубже в лавку… то есть храм.
– Я знаю все учение Тяньди, – сказал он. – Ну… более или менее. Я, конечно, не ученый, как вы.
– Превосходно, – Лао, казалось, был искренне рад. – Значит, не придется долго объяснять. Как ты, вероятно, знаешь, несколько лет назад произошли печальные события, которые повлияли на культ Тяньди.
Цзянь старательно притворялся непонимающим.
– Когда стало известно о смерти Вечного Хана Катуа, а губитель народов Чжун скрылся из Небесного дворца, в мире настал хаос.
«Губитель?» Тем не менее Цзянь кивнул.
– Поскольку многие полагали, что пророчество рухнуло, наши мудрые настоятели задумались и попытались взглянуть на мозаику внимательнее, чем раньше. И тогда им открылось, что все это было частью великого небесного замысла.
Еще один кивок.
– Настоятели вошли в Великий Покой Божественной Мысли и пятьсот дней общались с блаженными небесами, не принимая ни пищи, ни воды, пока на них не снизошло священное откровение. Тогда эти мудрые и святые люди объявили, что пророчество Тяньди живо, сильно и истинно. Это герой был слаб и зол. Он предал народы Чжун.
– Что? – испуганно спросил Цзянь.
Лао, приняв испуг за удивление, положил руку на плечо юноши.
– К сожалению, это правда, мой друг. Все мы, адепты Тяньди, были опечалены и потрясены. Как это могло статься? Почему Предреченный герой Тяньди повернулся спиной к своему народу и предал его? Верующие приуныли, как ты и сам, наверное, убедился.
Цзянь взглянул на дверь.
– Вы не ошиблись? Ведь герой должен спасти народы Чжун от Вечного Хана Катуа!
– Да, таково было изначальное толкование пророчества, – ответил монах с безграничным терпением. – Но недавнее откровение доказывает, что на самом деле он служил предвестием гибели Вечного Хана и нашей победы над дикими катуанскими ордами. Ошибка толкователей заключалась в приписываемой герою роли. В действительности он не герой, а злодей, павший пророк, и да послужит это предостережением всем, кто уклонился с пути Тяньди.
Цзянь застыл.
– Это возмутительно.
Лао по-прежнему гнул свое.
– Да, возмутительно, Гиро. Я тоже был потрясен и разгневан. Тем не менее мудрость настоятелей велика, и они провидели новый путь для верных. Теперь наш священный долг – отыскать преступника, дабы свершилось правосудие. Его поимка и казнь также послужат укреплению народов Чжун… – Монах сделал паузу для пущего эффекта. – Люди нуждаются в вере больше, чем когда-либо.
Цзянь перестал слушать. У него в голове не укладывалось, что он, Предреченный герой Тяньди, воин пяти Поднебесных, превратился в преступника, злодея и павшего пророка. Где же правда? Может быть, он с самого начала ошибался? Вся его жизнь была еще большей ложью?
– Я… – начал Цзянь и замолчал. – Мне пора. Меня ждет тетушка.
Лао немедленно сложил ладони и поклонился.
– Конечно. Я и так тебя надолго задержал. Да почиет на тебе благословение Тяньди.
И уже другим тоном, оставив поучения, добавил:
– Я чужой в этом поселке и буду рад новому другу.
– И я тоже, – искренне сказал Цзянь.
Ему невольно понравился этот молодой монах.
Повернувшись к двери, Цзянь заметил лист бумаги, прикрепленный к стене. Кровь немедленно бросилась ему в голову, кулаки сжались, вены на шее надулись так, что чуть не лопнули. Он ткнул пальцем и спросил:
– Что это?
Лао тут же оживился.
– Да, да, пожалуйста, возьми. Ты окажешь Тяньди большую услугу. Будь бдителен!
Цзянь не мог смотреть монаху в глаза. Он выскочил из храма и бросился к загонам. Руки у него так дрожали, что он боялся привлечь чье-нибудь внимание.
Кайю был там, где Цзянь его оставил; перегнувшись через загородку, он рассматривал многочисленных львят, которые ползали друг по другу.
Цзянь схватил мальчика за шиворот.
– Нам пора.
– Уже? Мы ведь только что приехали. Мастер Урван сказал, что поучит меня кормить…
Цзянь ткнул ему под нос бумагу и повторил:
– Нам пора. Сейчас же.
– О… – Кайю неохотно отлепился от ограды. – Сходи за Цофи, а я пригоню повозку.
Глава 11. Ночь игры
Тайши давно не оставалась дома одна. В отсутствие подопечных, которые наполняли дом неумолчной звонкой болтовней, последние два дня прошли так безмятежно. Тайши не помнила, когда в последний раз ей удавалось закрыть глаза и прислушаться к вечерней тишине. Вечно эти двое перекрикивались через двор, громко топали по скрипучему деревянному полу или весело вопили за стенкой.
Впрочем, Тайши не так уж возражала против веселых воплей. В храме вновь зазвучал смех. Старый дом, казалось, ожил, наполненный энергией юности. А главное, у Тайши появился источник дешевого труда. Она и не сознавала, как ей недоставало того и другого – смеха и дешевого труда, – пока у нее не поселились двое ребятишек. Конечно, их голоса частенько вынуждали Тайши вспоминать о прежней жизни и о семье, которой она лишилась. Невозможно было воскресить покойного Сансо, но все-таки она радовалась при мысли о том, что кому-то в этих стенах хорошо.
Тем не менее Тайши возликовала, получив дом в собственное распоряжение хотя бы на пару дней. Ей очень хотелось на некоторое время сбросить бремя наставничества. Первый день и большую часть второго она провела, нежась то в лохани с водой, то в постели, то в кресле рядом с жарко натопленным очагом. Она читала любовные романы, которые одолжила в чайном доме Найфунь. Тайши проглотила первые шесть томов и обнаружила, что впереди еще восемнадцать. Кто знал, что заниматься любовью можно столь разнообразно? Тайши явно потратила молодые годы даром.