рели медленно, вереницей, по ледяной каше, которая доходила лошадям до колен. Путь был мучительный, как Сали и думала. Даже хуже. Маленький отряд потерял полдня, когда пришлось объезжать утес Морака, с которого вода огромным потоком низвергалась в черную бездну. Легенда гласила, что здесь огромный раскаленный докрасна драгоценный камень, прилетевший с неба, врезался в землю и проломил кору суши – так и возникло Травяное море. Сали всегда думала, что это глупая детская сказочка, но всерьез засомневалась, увидев водопад своими глазами.
Два дня назад они остановились в Копакаре, рыбацкой деревушке, чтобы пополнить запасы, прежде чем двинуться на восток. С тех пор Сали не видела ни одной живой души, кроме своих спутников. Дорога была ужасная, и Сали радовалась, что Мали отказалась поехать с ними. Когда стало известно о намерении Сали отправиться в Хуршу, Шобанса и Даэвон решили заодно заключить торговое соглашение. Хурша, расположенная на вулканической почве, славилась богатыми запасами высококачественных огненных камней. В кои-то веки жестянщики и кладовщики Незры пришли к согласию, и Даэвона назначили представителем совета, к добру или к худу.
Вероятно, к худу.
Впрочем, неважно. Сали бы и не позволила сестре отправиться в путешествие – не потому, что та была беременна, а потому, что на раскопках ее не удалось бы никем заменить. Труд Мали приносил племени огромную пользу. А здоровье Сали было далеко не так важно для Незры.
Сали поплотнее запахнула плащ и зарылась в густую гриву своей леопардовой кобылы, пока они двигались против ветра и снежных хлопьев, густо летевших навстречу. Лошадь дернулась и хотела повернуть, но Сали движением бедер заставила ее двигаться вперед, осторожно направляя кобылу по пологому, но опасному склону. Сали никогда не думала, что будет скучать по удушливой жаре и тучам мух, заслоняющим палящее солнце. Она бы все отдала, чтобы поспать высоко в зарослях травы в тот час, когда пробуждаются ночные твари, или прислушиваться к оглушительному хору сверчков и цикад, глядя на звездное великолепие.
Потребовалось гораздо больше сил, чем она думала, чтобы попасть на вершину, но Сали достигла цели, спешившись и таща кобылу за узду. Хампа, ехавший первым, уже ждал на гребне. Он схватил Сали за руку и втянул наверх. Она посмотрела на обширные белые равнины.
– Что ты видишь?
Он указал направо.
– Уже недалеко. Видишь деревья? Нам туда, между теми зарослями и вон той горой. Если верить карте, там дорога в гавань.
Сали присмотрелась. Пусть Хампа не был прирожденным военным искусником, природа одарила его талантом разведчика. Узкая тропа, проходившая между деревьями, действительно казалась рукотворной. Травяная тундра здесь, на севере, состояла в основном из снега и льда; заснеженные пики на горизонте были окружены побелевшими деревьями. Даже воздух отливал белым. Однообразие унылой снежной равнины нарушали только тяжелые темные тучи, летевшие над головой. Сали крикнула вниз:
– Живее, механик!
Даэвон развернулся не в ту сторону, что в метель было нетрудно. Он крикнул:
– Я вас не вижу! Чьи это следы?
– Твои, тупица! – заорала Сали.
Она зарычала от раздражения, глядя, как юноша скользит и впустую перебирает ногами на месте, не в силах удержаться на скользком склоне; наконец Даэвон снова съехал на дно оврага. Медлить было нельзя. Торговцы, которые дали им указания, предупредили, что баржи не подходят к берегу в темноте. Если они еще задержатся, придется устраиваться на ночь, а мест для укрытия, вероятно, найдется немного. Сали спустилась туда, где Даэвон оставил лошадь. Кобыла тупо смотрела перед собой, жуя травинку, которую разыскала под снегом. Сали развернула кнут, висевший на бедре, и, прицелившись справа от Даэвона, захлестнула «язык» за упавшее дерево в пяди от его носа.
– Цепляйся! – крикнула она сквозь шум ветра.
Прошло десять минут, прежде чем ей удалось вытянуть механика и его каурую кобылу на холм. Даэвон рухнул на колени, тяжело дыша. Сали не понимала, отчего он так запыхался, ведь всю тяжелую работу проделала она.
– Еще далеко? – спросил он в тридцатый раз.
– Повезло тебе, что Веточка тебя любит, – сказала Сали. – Вставай и пошли.
– Ты уверена, что мы идем в нужную сторону?
Это он повторил в девятый раз. Но теперь она хотя бы могла ответить.
Сали уловила направление ветра, посмотрела в одну сторону, повернулась в противоположную…
– Туда.
– Откуда ты знаешь?
Она воздела палец вверх.
– Третий цикл, мальчик. Ветер в спину.
Хампа добавил:
– Большая Унна.
– «Звездная змея извивается по морю и ведет, – процитировала Сали, – тысячу и одного отпрыска, чтобы освещать земли, по которым странствовали наши предки».
– Она всегда меняет направление в это время года.
Сали кивнула.
– И так будет продолжаться еще три недели до лета второго цикла, а потом она начнет три недели дуть с юго-запада, немного смягчившись… – Сали помолчала. – Знание, куда направлен ветер, может спасти тебе жизнь. Иначе ты, заблудившись, и дня не протянешь.
Даэвон с трудом влез в седло.
– Будем честны, названая сестра, я не умею драться. Не умею охотиться. Не могу построить укрытие. У меня несварение желудка от половины здешних ягод и почти от всех грибов. Если я потеряюсь, меньше всего меня будет волновать, где какая сторона света. – Он направил лошадь вперед. – Поехали.
А ведь они еще не испытали настоящих трудностей. Даэвон раскисал в минуту опасности, как юноша в первую брачную ночь. У катуанцев было присловье: «Смелость выковывается в уме. Храбрость укрепляется в душе». Этому юноше недоставало воинского духа. Неудивительно, ведь большинство сердец недостаточно тверды для битвы. Однако Мали всегда говорила, что, хоть Даэвону и недостает огня, он добр и нежен, а для нее это главное.
Катуанцы спустились по другому склону холма. На нетронутом снегу не было никаких следов, кроме их собственных. На каждом шагу копыта вязли в сугробах, поэтому трудно было понять, насколько устойчива поверхность. Под ногами слегка колыхалось. Очевидно, они приближались к побережью. Здесь, на дальнем краю Травяного моря, земля двигалась иначе, чем в середине, где жили люди. Там она качалась почти игриво, а здесь колебалась медленно, часами наклоняясь в одну сторону и переваливаясь в другую.
Они приближались к нужному месту. Сали надеялась, что купленная ими карта верна. Она взглянула на Даэвона, который, согнувшись, сидел в седле. У них не хватило бы припасов на обратный путь. Если бы речь зашла о том, что выжить должны сильнейшие, она забрала бы его лошадь и оставила Даэвона в снегах. Мали была бы недовольна, но кто ее спросит?
В такие минуты Сали была рада, что рядом ехал Хампа. Она почти убедила его остаться дома. Всеми своими умениями Хампа гораздо лучше служил племени, особенно теперь. Он, впрочем, настоял на том, чтобы поехать с ней. Он умолял, угрожал, бросался к ее ногам. Сначала он сказал: «Место ученика – рядом с наставником». Потом: «Кто-то должен тебя прикрывать». Потом: «Если ты уедешь, я последую за тобой». И наконец, сквозь неразборчивое бормотание и слезы: «Пожалуйста, наставница, не уезжай, я без тебя не могу!» Он пригрозил, что уморит себя голодом, если Сали не передумает. Хампа был исключительно верен.
– Валяй, помирай, – сказала она. – Будет одним ртом меньше.
В конце концов Хампа добился своего.
Сали велела ученику поторопить Даэвона, который снова отстал. Они достигли края крутого утеса, с которого была видна маленькая ледяная бухта. Затаив дыхание, Сали посмотрела на длинный деревянный пирс, вдававшийся в ярко-синие воды Подлинной Мерзлоты.
– Это сигнальный костер, – сказал Даэвон, указывая на огромную каменную чашу, расположенную на верхушке небольшой пирамиды рядом с пирсом.
Маленький отряд поехал по узкой тропе, которая тянулась вдоль стены бухты. Даэвон слез с лошади у подножия сооружения и стал пробираться к чаше. Сали развернулась и объехала пирамиду, внимательно разглядывая бухту и груды валунов на берегу. Они уже несколько дней не видели ни души, но Сали дожила до своих лет именно потому, что не теряла бдительности.
Даэвон вскоре добрался до чаши и вытащил металлический стержень в полруки длиной. Он щелкнул этим инструментом, носившим название «огненная ветвь», и появились язычки пламени размером с ноготь. Даэвон подкармливал огонь, пока тот не взвился над краями чаши. В ясное синее небо поднялся столб дыма.
Сали позволила усталой лошади лениво рысить вокруг пирамиды, отчасти чтобы не прозевать возможное нападение, но в основном – чтобы дать кобыле остыть после долгого путешествия. Она проехала уже четверть круга, когда увидела, что из снега торчит нечто странное.
Сначала Сали решила, что это две скрюченные ветки, но, присмотревшись, поняла, что это неподвижные руки. Затем она заметила ноги и наполовину засыпанное снегом лицо. Второй замерзший труп Сали обнаружила в нескольких шагах от первого, а потом и третий. Видимо, некоторое время назад тут случилась стычка – скорее всего, разбойники подстерегли торговцев, ожидавших баржу. Проигравшим предстояло провести вечность в снегу.
– Какая странная ветка торчит из сугроба, – заметил Хампа, пригляделся и шарахнулся. – Фу! Это рука.
Сали оглянулась и указала под ноги.
– Не наступи сам и смотри, куда ступает лошадь. Сейчас не лучшее время, чтобы сломать…
Возможно, причиной был ветер, или от слепящей белизны ее подвело зрение, но Сали показалось, что торчавшая из снега рука сжала пальцы… и вот опять. Во второй раз Сали уже не усомнилась.
– Хампа, назад, – велела она, берясь за кнут, и крикнула: – Даэвон!
– Подожди, – Даэвон перегнулся через край чаши. – Кто-то смешал масло с водой.
Труп моргнул, а потом затрясся, разбрасывая снег. Сали без особого стыда признала, что чуть не свалилась с лошади от испуга, увидев, как мертвец поднимается. Пламя меж тем взвилось в воздух. Косой столб дыма становился все толще, марая безоблачное небо.