Также там находились три крупнейших университета в Просвещенных государствах. Поэтому квартал был оживленным, веселым, но чванным.
В последний раз Цисами ходила по этим ярко освещенным улицам вместе с Цвеи сразу после прибытия в Алланто. Цвеи теперь бывал здесь постоянно. Поначалу он служил подручным конюха, но затем притворился, что задыхается от запаха сена, и добился перевода. Каким-то образом ему удалось проникнуть в княжеский хор, и теперь Цвеи жил в одной из башен, отведенных для обитателей с особыми талантами.
Цисами поначалу раздражало то, как Цвеи увильнул от своих обязанностей, хотя, конечно, в хоре ему было лучше, чем в конюшне. Из-за этого Цвеи и Цисами даже поссорились. Министр по Важнейшим вопросам не без причины назначила Цвеи в конюшни. Тень-убийца не сбегает в хор, если ей не по нраву купать лошадей. Впрочем, Цвеи всегда был изворотливым.
Ссора между ними дошла до оскорблений – они обвинили друг друга в полном отсутствии слуха и голоса, а затем, заключив пари на золотые ляни, направились в ближайший бар с музыкой. Там было много песен и много цзуйжо; кое-кто даже свалился со сцены. Цисами проснулась на следующее утро на куче рисовой соломы, в одной туфле. Она не исключала, что кого-то убила. Она помнила, что веселилась.
Цисами достигла места назначения посреди кучки тесно стоящих домов. Она вошла в ярко-зеленую дверь второсортного трактира под названием «Золотой кубок фантастических заработков». Помещение было тесное и узкое – не больше десяти шагов от стены до стены. Зато в высоту здание достигало шести этажей. Цисами осторожно поднялась по лестнице шириной всего в полшага, прижимаясь к стенке. Она миновала темный зал с отдельными кабинками, отделенными перегородками из рисовой бумаги. Висевшие на потолке фонари покачивались от легкого ветерка. Котеуни и Бурандин уже ждали ее на четвертом этаже, на балконе, выходившем на главную улицу. На лице у Бурандина виднелись следы наспех стертой краски, на шее – узор, изображавший кору. Детям придворных очень нравилось, как он изображал деревья.
Надзирательница тоже явилась прямо с рабочего места. От доспехов Котеуни чем-то воняло, в курчавых волосах виднелись брызги крови. На столе стояли кувшин охлажденного цзуйжо «Двойной туман», три чашки, миска с солеными орехами и лежала трубка с опиумом. Цисами на такое и не рассчитывала.
Она уселась в третье кресло, лицом к комнате. Она предпочла бы сидеть сбоку, но опоздавшим всегда достаются худшие места. Они уже несколько недель не виделись. У Котеуни вид был такой, словно ее переехала воловья упряжка. Лицо покрывали синяки и ссадины, на руках и ногах белели повязки. Еще она, похоже, потеряла зуб. Бурандин носил нелепый черный костюм с оборками. Цисами не стала задавать вопросов.
– Ужасно выглядишь, Кики, – сказала Котеуни, покручивая чашку с цзуйжо и усмехаясь.
– Это я-то выгляжу ужасно?
Да, у Котеуни действительно недоставало зуба.
– Плечи опущены, ты хандришь и ешь не переставая, с тех пор как села.
Заместительница хорошо ее изучила. Котеуни наклонилась ближе и спросила:
– Снова моешь уборные?
Цисами налила себе чашку «Двойного тумана» и отхлебнула. Цзуйжо был крепким и немедленно ударил в голову. Она с трудом отдышалась.
– Мне вечно приходится за кем-то убирать дерьмо.
Женщины усмехнулись и стукнулись чашками. Вечер пошел своим чередом. Цисами указала на разнородные фрагменты доспехов Котеуни, кое-как соединенные кожаными ремнями. Рубаха под ними была так запачкана, что белых мест почти не осталось.
– А тебе даже некогда помыться?
– Мне так весело, Кики! – восторженно заговорила Котеуни. – Меня прикомандировали к этим головорезам, ну, вроде нашего отряда, но работенка там гораздо приятнее. И платят за нее получше. Каждый день начальство дает нашему капитану задание. Мы «снаряжаемся», как у нас говорят, идем, куда велено, вышибаем дверь, бац, бац, бац! – она взмахнула кулаком. – А потом возвращаемся и пьем. Это похоже на тренировочную школу, только все с тобой очень вежливы. Никаких задиристых девчонок вокруг. Нет, ты не поймешь…
На самом деле Цисами ее понимала. Она так же себя чувствовала в башне прислуги.
– Гляди, не привыкни, – сказала она и допила цзуйжо.
Бурандин заново наполнил ей чашку.
– А ты как поживаешь, верзила? – спросила Цисами. – Почему на тебе ночнушка?
Он ухмыльнулся.
– Я тень.
– Ты кто? – переспросила Цисами.
– У них есть сцена во втором акте, когда могучий герой Ли Руй попадает в другой мир и встречается с собственной тенью, которая подражает ему, а затем убивает. Идеальная роль для Бурандина, – сказала Котеуни, обнимая мужа. – Я так им горжусь.
Бурандин явно был доволен. Он ткнул себя в грудь и произнес:
– Я хороший актер.
Цисами допила и закрыла лицо руками.
– Это все похоже на очень странный сон…
– Как там Цвеи? – спросил Бурандин.
– Этот поганец устроился в княжеский хор. Клянусь, если распорядитель хора сделает Цвеи солистом, я их убью, потому что похвальбе конца-краю не будет!
– А наш маленький цыпа-оруженосец? – спросила Котеуни.
Цисами фыркнула.
– Сайык учит княжескую мелочь владеть мечом.
– Он действительно им машет, как свежевылупившийся цыпленок крыльями, – Котеуни усмехнулась и отхлебнула цзуйжо. – Есть новости по делу? Колотить чернь весело, но платят за это паршиво.
– Ты только что сказала, что получаешь больше, чем мы сейчас…
Котеуни кивнула. Цисами предпочла сменить тему.
– Все как-то запуталось. Господин Аки хочет, чтобы я следила за Сунри. Сунри, похоже, о нас забыла, а Старшая Жена хочет, чтобы я кого-то убила… – Цисами пожала плечами. – Главное, ничего не забыть.
У Котеуни засияли глаза, и она хватила кулаком в кожаной перчатке по столу.
– Двойная игра! Как восхитительно!
Цисами налила себе еще.
– К сожалению, лавировать приходится между двумя князьями, и все это запросто может закончиться тем, что нас убьют, если мы встанем не на ту сторону. Я сама уже не знаю, кому мы служим. Не стану врать, я раздосадована.
– Если сомневаешься, – сказала Котеуни, – переходи туда, где больше платят.
– В том-то и дело! Нам нигде не платят! Мы трудимся даром, – пожаловалась Цисами, скрестив руки на груди. – Никто не дал мне ни одного повода хранить непререкаемую верность!
Котеуни взглянула на нее с сомнением.
– Похоже, ты жалеешь, что втянула нас в это, командир.
В словах подруги звучало нечто близкое к осуждению.
– Я не вижу ни одной веской причины тянуть волынку дальше. Закончится тем, что нас отправят на каторгу.
– Если мы пырнем княгиню в спину, каторги тоже не избежать, – прошипела Котеуни, внезапно посерьезнев.
– Янсо сделает с нами что-нибудь похуже, – ответила Цисами, пожав плечами. – Не забывай, Гиянь определенно удерживает первенство в переговорах. Возможно, поддерживать Сунри – значит проиграть.
Между ними возникло лицо Бурандина, который потянулся к стоявшей на другом конце стола бутыли. Он налил себе цзуйжо и задумался.
– Похоже, куда ни кинь, всюду клин. Зачем вообще выбирать?
И одним глотком осушил чашку.
– Неплохая мысль, мой сладенький, – медленно проговорила Котеуни. – Зачем выбирать, если это необязательно? Поиграем пока на обеих сторонах. Посмотрим, как будут разворачиваться события.
Цисами это не понравилось.
– Столько хлопот…
– Двойная игра – значит, хлопот вдвое больше, – Котеуни встала и надела покрытый вмятинами шлем. Вид у нее сразу стал смехотворный. – Но и заплатят вдвое!
Цисами сунула в рот горстку орехов.
– Такое ощущение, что я выбираю собственную смерть. Что лучше: быть застреленной из катапульты или утопленной в сточной канаве?
– У Сунри есть большие катапульты, – произнес Бурандин, жуя орехи.
От Цисами не ускользнуло, что он придвинул миску поближе к себе.
– Спасибо за ценные сведения, громила, – ответила она. – Говорят, ты – восходящая звезда нового спектакля. Я рада, что ты наконец добился успеха.
– Я видела одну их пьесу, – выпалила Котеуни, нежно беря мужа за руку. – Он простоял неподвижно целых три часа. Просто необыкновенно!
Котеуни разбивала головы непокорной черни. Бурандин стал знаменитым актером. Цвеи пел в хоре, а Цыпа, по крайней мере, мог упражняться с оружием. Почему именно Цисами досталось худшее назначение?
Она осушила чашку и со стуком поставила ее на стол. Бурандин собирался налить ей еще, но Цисами прикрыла чашку ладонью. Вечер только начинался. Она хотела сохранить ясность мысли. Сегодняшнее поручение требовало тонкости.
Котеуни попыталась увильнуть.
– Кики, я рада, что ты не разучилась развлекаться, но мне надо поспать. Завтра у нас ранний подъем, – она широко улыбнулась. – Приказано разорить несколько лачуг. Тут в каждом углу может таиться бунтовщик…
– Вообще-то, сегодня вы нужны мне в качестве прикрытия, – сказала Цисами, выплевывая скорлупки от фисташки. – Вы готовы?
Котеуни положила руку на рукоять сабли.
– Я всегда не прочь кого-нибудь прирезать.
– С каких пор ты сделалась так жестока? – спросила Цисами. – Кажется, служба надзирательницей не идет тебе на пользу…
– А ты не жестока? – парировала Котеуни.
Что ж, подруга была права.
Бурандин потянул себя за ворот черного платья, и оно разъехалось посередке; внизу оказался кожаный доспех. Он похлопал по рукояти маленького топорика, пристегнутого к бедру, и расправил плечи.
– Сохранять гибкость очень важно, мой сладкий, – проворковала Котеуни. – Особенно в твоем возрасте. Что надо делать, Кики?
– Перехватить посыльного.
– Как-то слишком просто. А мы тебе зачем?
– Я хочу, чтоб все было чисто. Не надо гадить там, где ешь, – сказала Цисами, взяла последнюю пригоршню орехов и встала. Перед глазами у нее поплыло. На всякий случай она прихватила и бутыль с водой. – Много времени это не займет. Пошли. Посыльный должен доставить письмо в полночь.