Сали выторговала для Даэвона немного времени. И он обязан был вернуться! Она надеялась, что он уже едет на какой-нибудь повозке к причалу. Сали подумала, не послать ли за ним Хампу, но в последнее время им решительно не везло: она непременно нашла бы одного и потеряла другого. Никто в Масау, во всяком случае, не знал Даэвона. Никто не имел причин его задерживать. Значит, лучше всего было оставаться на месте и надеяться, что ничего плохого не произошло.
Сали вернулась в шатер, чтобы одеться, накинуть шубу и как следует обуться. Проголодавшись, она отправилась на поиски еды. Повар заставил ее поунижаться, но в конце концов Сали получила полную миску тонко нарезанной сырой рыбы. Почему-то после такой трапезы она никогда не чувствовала сытости. Затем Сали с Хампой вместе стали ждать Даэвона на верху трапа. Сали не сводила глаз с главной улицы, которая, огибая озеро, выходила на набережную. Даэвон должен был показаться именно там. Без их помощи он не втащил бы припасы на корабль. Время шло. И Сали постепенно начала тревожиться.
По долине разнесся удар третьего колокола. Даэвона по-прежнему не было. Провались они, огненные камни, Сали просто хотела, чтобы муж Веточки вернулся! Спустя еще немного времени топка на правом борту стала оживать. Часть команды принялась убирать грузовые трапы. В сумерках мелодично зазвенели разные инструменты.
Сали смотрела на набережную.
– Сальминдэ Бросок Гадюки, – сказал, подходя, капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль. – Скоро прозвонит четвертый колокол, друг мой. Где ваш спутник?
Сали слишком уважала капитана, чтобы просить об отсрочке. Она закрыла глаза. Все очень просто. Как бы она ни сетовала на свою беспомощность, Хампа был прав: оставаясь живой, Сали не позволяла Хану вернуться. Без этого Незра не выжила бы. Шаманы ни за что не потерпели бы изгнанников, отколовшихся от орды. Их примеру, чего доброго, последовали бы пограничные кланы. И тогда власти Шакры настал бы конец.
Сали посмотрела на ученика, который стоял рядом, опираясь на перила.
– Послушай, младший брат, когда вернемся в Незру, я хочу, чтобы ты назначил кого-нибудь главой ревунов. Вани, например.
Хампа кивнул.
– Способная девочка. Но она еще мала. Я и сам с ними хорошо справляюсь, наставница.
– Я хочу дать тебе поручение, – сказала она, приобняв юношу. – Ты отправишься в лес, найдешь кусок черного дерева, желательно вантама, и принесешь его мне. Настало время вырезать твое имя на тотеме.
Она почувствовала, как Хампа напрягся, а потом задрожал. Он взглянул на нее, открыл рот и снова закрыл, не сказав ни слова. Его лицо исказилось – он изо всех сил сдерживал слезы. Наконец Хампа проговорил:
– Я недостоин.
– Ты готов. Ты это заслужил, Хампа Бросок Гадюки.
Юноша разрыдался и припал к ее груди. Плечи у него дрожали от громкого плача.
– Быть Броском Гадюки значит не только владеть приемами, – произнесла Сали. – Нужны еще умение вести за собой, мудрость и доброта. Твои достоинства более чем превосходят недостатки. Я горжусь тем, что я твоя наставница и сестра. Ты возродишь секту Бросков Гадюки. Это честь для меня.
– Я никогда не стану таким, как ты.
– Умение верно себя оценить – вот что необходимо для настоящего военного искусника и хорошего вождя. Поздравляю, младший брат.
Он еще немного поплакал у нее на груди, а потом успокоился.
– Жаль, что мои братья и сестры этого не видят, – сказал Хампа со слезами. – Вот бы они удивились!
Вся его семья погибла в Незре, в бою с чжунцами.
– Предки смотрят на тебя – а если нет, они увидят твое имя на тотеме, и их души возрадуются.
Хампа вытер слезы.
– Разве вантамовое дерево растет так далеко на севере?
Сали позволила себе улыбнуться. В свое время она сама задала этот вопрос.
– Тебе придется съездить на восток, к соленой воде.
– Я не могу оставить племя. И тебя не брошу ради какой-то деревяшки!
– Давай подумаем об этом, когда вернемся домой.
Прозвонил колокол. Над долиной разнеслись четыре долгих удара. Настала ночь. Время истекло. Сали посмотрела на опустевший берег. Все корабли, которые собирались отплыть сегодня, уже покинули порт. На остальных царила тишина.
Даэвона не было.
– Проклятый жестянщик… – Сали сжала кулак.
Решение было очень простое, проще некуда. Стоит ли двум Броскам Гадюки рисковать гибелью из-за какого-то механика? Нет, конечно. Даэвон, если что, и сам доберется до дома.
Кого она обманывает? Бросить Даэвона значило подписать ему смертный приговор. Тем не менее это был простой выход. Пожертвовать им, чтобы спасти себя и Хампу. Остаться было вопиющей глупостью. Ошибкой.
В любом случае следовало разузнать о его судьбе, прежде чем покинуть Хуршу. Мали имела право знать, что сталось с ее мужем. Тщетно гадать, что сталось с близким человеком, – самый тяжкий жребий, Сали это поняла, когда разыскивала Веточку. Она представила выражение лица Мали, когда они вернутся без ее возлюбленного мужа, без отца ее нерожденного ребенка. Она, словно наяву, увидела, как скорбь искажает и уродует сестру. Радость покинет Мали навеки. И будет только хуже, когда Сали объяснит, почему они вернулись без Даэвона.
Ребенок, да. Девочка, может быть, мальчик. Сали надеялась быть рядом до конца. Что, если ребенок возненавидит родную тетку, когда узнает, что она бросила Даэвона и обрекла его на смерть или рабство? С таким бременем нельзя жить…
Сали открыла глаза. Она взглянула на нос, где капитан Лэ Хуань Ци Тирапут Кунгль управлял общим хором, по мере того как с разных концов судна долетали сигналы, сообщавшие о готовности. Сали бросилась к нему, отпихивая матросов.
– Остановите баржу!
Капитан повернулся и нахмурился.
– В чем дело?
– Остановите баржу, – сказала Сали.
Свежеприжженная рана на груди так и вопила от боли. Она снова разошлась и кровоточила.
– Невозможно, друг мой.
«Хана» продолжала двигаться. Тогда Сали развернула кнут.
– Я повторю это еще один раз, а затем мы перестанем быть друзьями. Останови баржу.
Глава 40. Пленник
Цзянь очнулся, услышав негромкие голоса. Он моргнул и сначала ничего не увидел. По лицу стекал пот. Дышать было жарко, все тело чесалось. Что случилось? Где он? Как всегда с ним случалось от страха, Цзянь замер. Время шло. Вокруг слышалось неразборчивое бормотание; одни голоса звучали высоко, другие низко, но все они явно были мужскими.
Наконец Цзянь явственно расслышал:
– По-моему, он не похож…
– Ты уверен, что мы поймали кого надо?
– «Мы»? Тебя вообще там не было, когда мы его схватили.
– Ты тоже ничего не делал, Шумо, только придержал дверь!
– По крайней мере, я был там, а не пересчитывал белье на корабле!
Тут Цзянь все вспомнил. Сначала его ударили в живот – это было скорее неожиданно, чем больно, – а потом усыпили сон-травой. В глотке по-прежнему ощущался холодок. Пот струился по лицу и капал с подбородка. Цзянь осторожно подергал скрученные за спиной запястья. Не собираются ли его пытать? Он надеялся, что нет. Цзянь впервые оказался в плену и был уверен, что не выдержит пыток. Какая досада. Про него и так ходили нелестные слухи. Репутации героя конец, если станет известно, что от небольших страданий он сломался, как бумажный веер на ветру. Цзянь сам не знал, отчего его в ту минуту заботила собственная репутация, но тем не менее.
– Он очнулся? Я видел, как он пошевелился.
– Сними с него капюшон.
– Сам сними.
Спор стал оживленнее, а шепот – громче. Спорщики неизбежно пришли к заключению, что кто-то должен рискнуть и открыть Цзяню лицо.
– Это сделает Мика. Мика что угодно может.
– Да, Мика, давай.
– Ми-ка, Ми-ка! – запели голоса.
Судя по всему, они принадлежали юношам возраста Цзяня и даже младше.
– Ладно, слабаки, – буркнул Мика. – Если наставник узнает, надеюсь, он спустит шкуру с вас, а не с меня.
– Ми-ка, Ми-ка! – продолжали распевать остальные.
Дощатый пол заскрипел под тяжелыми шагами.
Где его держали? По-прежнему в Бантуне? Цзянь чувствовал, что качается вверх-вниз, больше кренясь в одну сторону. Поерзав, он понял, что стул, к которому он привязан, прикреплен к полу. Тогда Цзянь догадался, что находится на корабле. Сердце у него лихорадочно заколотилось, дышать стало еще труднее; юношу вновь охватил ужас. Сколько времени он пролежал без памяти? Если он на корабле, плывущем по Юканю, похитители могли увезти его очень далеко!
Слева на лицо пленника упала тень. Кто-то сдернул с его головы мешок. Цзянь зажмурился, когда в лицо ему ударил прохладный воздух. Прикусив губу, он попытался подавить страх, затем моргнул, отвел глаза от света и с опаской поднял голову.
Цзянь увидел лица, полные столь же неподдельного удивления и ужаса. Вокруг толпились мальчишки и смотрели на Цзяня, как испуганные оленята. Большинству вряд ли сравнялось двенадцать лет, только несколько ребят были на вид ровесниками Цзяня. Никто из них еще не нуждался в бритве.
Судя по поношенным, грубым красно-белым одеяниям, это были послушники. Одеяния драпировались по-разному – очевидно, в зависимости от ранга. Младшие смотрели на Цзяня с благоговейным трепетом, ребята постарше недоверчиво, с омерзением и негодованием. Читавшееся на их лицах отвращение было оскорбительно. Впрочем, Цзянь уже привык к чужому разочарованию.
Несколько мальчишек упали на колени и стали униженно кланяться. Цзянь покраснел.
Он растерялся, потому что не понимал, чего от него хотят эти адепты Тяньди. С одной стороны, они ему поклонялись, что было приятно. С другой – они его похитили. Как это понимать?
Он боялся не за себя. Со своей судьбой Цзянь смирился уже давно. Просто он не хотел, чтобы Тайши и Цофи беспокоились. Тайши в последнее время хворала. Сырость и холод в Облачных Столпах не шли на пользу ее здоровью. Ей надо было куда-нибудь переехать, в Лаукан, в Син, в окрестности Цветочного моря…
Цзянь подумал, что загадывать не стоит. Сначала надо сбежать. Воспользоваться своей славой.