– Изгнанница, предательница, еретичка и мятежница? – со смехом спросила Мархи. – Сразу все? Завидую!
Хотя Сали точно знала, кто победил в бою, она надеялась, что Хампа жив. Схватки между военными искусниками необязательно завершались смертью. Юноша мог скрыться, или лежать без сознания, или попасть в плен. Возможно, Хампу засыпало обломками, или он свалился с утеса, и ни у кого не дошли руки его прикончить. Последнее случалось на удивление часто. Несмотря на годы упорных тренировок, доводивших боевой стиль до совершенства, военные искусники, как ни странно, отличались ленью. Отколотить противника – это весело. А вытаскивать его из-под рухнувшего здания – так себе развлечение. Насколько понимала Сали, ледяные постройки в Хурше были не слишком прочными. Хаппане как будто складывали дома из кубиков, чтобы при необходимости разобрать их и возвести на новом месте.
Во всяком случае Сали надеялась, что увидит своего ученика живым. В крайнем случае ей придется позаботиться о его спасении. Это тоже был бы неплохой исход. В городе, вероятно, имелась лишь одна тюрьма, и она все равно отправилась бы туда за Даэвоном. Спасти двоих ненамного сложнее, чем одного. Но на пути стоял Райдан. Ни городские стражники, ни остальные Ловцы Бури не страшили Сали. В нынешнем состоянии она не могла биться с Райданом. Проникнуть в тюрьму нужно было тихо, а Сали не отличалась скрытностью.
Кроме того, стоило ли пытаться? Шансов было мало. Даже Хан в расцвете сил не справился с целым кланом, особенно таким мощным, как Ловцы Бури. Во что бы там ни верили чжунцы, Хан все-таки был человеком, во многом даже более уязвимым, чем большинство людей.
– Эй, гнилая душа, – сказал мастер ритуалов, подходя к Сали.
Суриптика помогал целительнице ухаживать за ранеными. Вершинный квартал еще не разгромили лишь по той причине, что громыхалы бросились на стражников, позволив старикам и детям добраться до пещер. Многие бойцы погибли, а выжившие, скорее всего, попали в плен.
– Слушаю тебя, мастер ритуалов Кончитша Абу Суриптика.
Сали заметила, что, когда мастер ритуалов отдавал какой-то приказ, люди бросали все дела и немедленно отправлялись его исполнять.
– Здесь будет опасно. Я договорился, чтобы тебя вывезли на рыбацком судне сегодня вечером. Корабль идет в Цунарко, но, во всяком случае, ты выберешься отсюда. Капитан будет ждать у Черепа, к западу от ворот. Один из наших рудокопов тебя проводит. Путь предстоит долгий, так что советую тебе отдохнуть, Бросок Гадюки.
Ей и в голову не приходило бросить Хампу и Даэвона. Ни за что. Она никуда не поедет без своего ученика и без зятя. Если Хампа погиб, она, по крайней мере, привезет домой его тело.
– Я остаюсь, мастер ритуалов, – сказала Сали. – У меня здесь друзья.
– Не делай глупостей, Сальминдэ, – Суриптика заговорил на редкость прямо. – Ты не в том состоянии, чтобы драться, а уж тем более бросать вызов Ловцу Бури. Если хочешь освободить друзей, советую тебе вернуться домой и собрать армию. Масау сейчас сгоняют хаппан, как скот. Они только ищут повода. Пока мой народ страдает, ты, по крайней мере, можешь отдать ему дань уважения, вырвавшись на свободу. Если нет, бери дубинку и идем с нами.
Мастер ритуалов был прав. Вместо разума в ней говорила гордыня. Ее неверное решение стоило жизни многим людям. Хаппане страдали, жертвовали собой и гибли ради нее, а она в последние оставшиеся ей дни по-прежнему думала лишь о себе. Сали кивнула.
– Прости, мастер ритуалов Кончитша Абу Суриптика. Спасибо, что устроил это. Я буду на корабле сегодня вечером.
Вскоре появилась Мархи. Вид у нее был такой, как будто она давно не спала, на лице читались горе и изнеможение. Девушка явно отчаялась.
– Больше половины громыхал погибло! Я думала, они такие стойкие и умелые. Мои ребята задавали жару городской страже, но Ловцы Бури нас перерезали… – она вытерла слезы. – Они собрали старшин из всех хаппанских кварталов и посадили их под замок.
– И Богача Юраки? – Суриптика прищурился. – Вот это скверно. Он единственный, кого общины уважают и к кому прислушиваются. Кроме него, никто не убедит хаппан действовать заодно.
– Если мы хотим вытащить их из тюрьмы, придется собрать всех уцелевших громыхал, – сказала Мархи.
– Там самое малое десяток Ловцов! – отрезал Суриптика.
– Я не стану сидеть сложа руки, после того что они учинили! – воскликнула девушка. – Мы должны что-то сделать! Нельзя терпеть бесчестие!
– Ты и понятия не имеешь, что такое бесчестие, девушка, – сказал Суриптика. – Твое «что-то» означает мятеж. Его подавят, как подавляли все предыдущие со времен катуанского завоевания. В последнее время они лишь ищут повод, чтобы стереть нас с лица земли, и она, – он ткнул пальцем в Сали, – она им этот повод дала!
Мархи взглянула на нее.
– Они кое-что требуют.
– Ну конечно, – пробормотала Сали.
– Что? Чего они требуют? – Тут Суриптика понял. – Нет. Ни за что.
Сали скрестила руки на груди.
– Это справедливо.
– Сотни хаппан в ловушке, – добавила Мархи. – Я соберу всех громыхал и велю им готовиться. Мне не нужно твое разрешение, мастер ритуалов.
– Ничего подобного ты не сделаешь, девчонка! – перебил Суриптика. – Иначе всех твоих сверстников перебьют Ловцы Бури. Лучше поступить так, как мы поступали испокон веков. Спрячемся и подождем, пока катуанцы не остынут. А ты, Бросок Гадюки, – старый длиннобородый мастер ритуалов с внезапной яростью повернулся к Сали, – не опоздай на корабль. Советую поскорее собрать вещи и попрощаться. Я дам тебе лекарство и зелье, чтобы сдержать Зов Хана. Ты будешь жить полной жизнью еще долго, может, десятки лет. Только представь, ты успеешь увидеть, как крепнет и процветает твоя семья. Каждый новый рассвет – это еще один день без Хана, разоряющего наши земли. Уверяю тебя, если твоих друзей удастся найти и освободить, хаппане помогут им вернуться на родину.
Видимо, мастер ритуалов сказал свое последнее слово.
У него и у Мархи было много срочных дел, поэтому они оставили Сали предаваться мыслям в одиночестве. Она сидела в темноте и смотрела, как хаппане жмутся друг к другу, совсем как беженцы Незры. Сали приходила в ярость, сознавая, что это все устроили катуанцы; она ничего не могла поделать и испытывала безграничный стыд оттого, что вынуждена бежать.
Если она спрячется, то, возможно, отсрочит возвращение Хана надолго, на десятки лет, как сказал мастер ритуалов. К тому времени власть шаманов над остальными племенами ослабнет. Хороший способ уничтожить Шакру – просто жить.
Но настоящий воин не бежит с поля боя. Не в духе Сали было цепляться за жизнь любой ценой. Броски Гадюки не бегут. Они не боятся. Не прячутся. Броски Гадюки лежат в засаде. Они наносят удар изящно и точно. Они делают первый шаг. Они выступили на защиту своего города и приняли неизбежное, когда, кроме них, никого больше не осталось. Долг и обязанности воина были просты. Несмотря на свою громкую славу и многочисленные заслуги, Сали никогда не желала быть ни вождем клана, ни символом своего народа. Сальминдэ Бросок Гадюки довольствовалась судьбой военного искусника.
К сожалению, судьбу не волновали желания Сали. Вождь не может позволить себе такую роскошь, как простое решение. Что она предпочтет – отсрочивать возвращение Хана или сражаться с Ловцами Бури? Ее цель – выжить и спасти свой народ от гнева Хана или пожертвовать будущим Незры в попытке вызволить Даэвона и, возможно, Хампу, если он уцелел? Все в конце концов сводилось к тому, что важнее для Незры, для Мали и для ее нерожденного ребенка. Сали закрыла глаза. Выбор был ясен, и ей страшно не хотелось его делать.
– Пусть Мали простит меня.
Сали села, скрестив ноги, и попыталась уйти в медитацию. Она решилась, теперь нужно было успокоить смятенную душу и подумать, что она скажет сестре и остальным, когда вернется без Даэвона и без одного из глав племени, который был также единственным хорошо обученным воином в Незре. Сали отказывалась признавать, что Хампа мертв. Она пыталась примириться с принятым решением, но это было очень тяжело.
В пещеру вернулись Мархи и мастер ритуалов Кончитша. Сали ощутила их присутствие. Не открывая глаз, она спросила:
– Уже пора?
– Сальминдэ Бросок Гадюки, – сказала Мархи надтреснутым голосом.
Сали открыла глаза и увидела, что лицо у девушки мокро от слез. Она тут же поняла, в чем дело.
– Мы нашли Хампу, – с трудом проговорила Мархи.
Сали позволила этим словам проникнуть в глубь сознания. Со своей судьбой она уже примирилась, но все-таки ей было нужно время, чтобы признать бесповоротность случившегося. Военные искусники, как правило, погибали бескорыстно. Хампа Бросок Гадюки пал в бою за почетное дело. О большем он вряд ли мечтал – ну, разве что о том, чтобы обучать ревунов. Он был привязан к этим ребятишкам.
Сали и раньше теряла близких друзей – товарищей, братьев по набегам. Каждая смерть причиняла боль на свой лад, и каждого погибшего она оплакивала, но также и понимала, что это естественный исход в том призвании, которое они выбрали. Гибель Хампы затронула другую струну. Сали думала, что ей не суждено этого испытать. В конце концов, не считая Малиндэ, у нее больше не осталось родных. Однако Хампа был не просто Броском Гадюки, не просто ее учеником – он был для Сали младшим братом, членом семьи. И не только для нее.
У всех есть свои достоинства. Сали сородичи уважали за силу и военные умения. Мали считалась самой умной. Шобанса был самым богатым и щедрым. Даэвон всегда грезил о чем-то большем и храбро стоял за свои убеждения, поэтому люди к нему тянулись. Так он объединил побежденное племя в Цзяи.
Но Хампа от всех них отличался. Многие смотрели на него снизу вверх, особенно дети, но не потому, что он отличался мудростью или обширными знаниями. Уж точно не потому, что был великим военным искусником. Люди доверяли Хампе, потому что знали: он искренен, правдив и честен. Ему недоставало таланта и опыта, однако он с лихвой искупал свои недостатки упорством и верой в лучшее. А еще Хампа ценил хорошие шутки. Все племя любило его за доброту и скромность. Особенно Сали.