«Я мечтаю написать ряд солдатских сонетов. Тем много. «Знамя» – символ всего высокого, святого в воинской службе. «Царский смотр» – чувства преданности, мужества, восторга. «Часовой» – олицетворение терпения, стойкости, исполнения долга. Но в тысячу раз труднее сжать в кратком стихотворении выражение этих самых заветных чувств, воплотить их в художественные образы, чем предаваться лирическим излияниям по поводу красот природы» (14 января 1891 г.).
В течение 1890–1910 годов время от времени великий князь пополняет свой цикл солдатских сонетов: «Новобранцу», «Часовому», «Пред увольнением», «Полк», «Порт-артурцам», «Кадету», «Юнкеру».
Они хоть и не стали заметным явлением в мире богемной поэзии, но сыграли заметную роль в воспитании духа русской армии.
Новобранцу
Теперь ты наш. Прости, родная хата,
Прости, семья! С военного семьей
Сольешься ты родством меньшого брата,
И светлый путь лежит перед тобой.
Усердием душа твоя богата,
Хоть дремлет ум, объят глубокой тьмой;
Но верность, честь, все доблести солдата
Тебе внушит отныне долг святой.
И прежний мрак уступит дня сиянью:
Все доброе, досель в груди твоей
Дремавшее, пробудится к сознанью;
Когда ж придешь к своим, в простор полей,
Не изменяй высокому призванью
И сей добро на родине своей.
Часовому
Взят от сохи, полей вчерашний житель,
Ты на часах сегодня, рядовой,
Недремлющий, терпенья выразитель,
Неколебим, могуч и тверд душой.
Предстань тебе крылатый небожитель
И повели с поста сойти долой,
Не внял бы ты: лишь тот твой повелитель,
Чьим словом здесь стоишь ты, часовой.
Твоя рука оружья не положит,
Тебя ничто лишить его не может,
Ты лишь царю отдать его готов.
В глазах толпы пусть твой удел ничтожен.
Нет! На тебя великий долг возложен:
Здесь на посту ты Божий да Царев!
Пред увольнением
В его глазах прочел я скорбь немую,
Лишь он предстал впервые предо мной:
Семью, и дом, и сторону родную
Покинул он для жизни боевой.
Прошли года. Всю силу молодую,
Весь рьяный пыл он в долг влагает свой.
Усердие и простоту святую
Как не любить в солдате всей душой?
И я люблю с отеческой заботой;
Но сжиться он едва успеет с ротой,
Как подойдет срок выслуженных лет.
Я с ним делил и радости, и горе,
А он – печаль в моем прочтет ли взоре,
Которым я взгляну ему вослед?
Дети
Народная мудрость гласит: «Дом с детьми – базар, без детей – могила», «У кого детки – у того и ягодки».
Жениться на Руси значило обзаводиться детьми, воспитывать их, чтобы продолжили род и были опорой родителям в старости. Поэтому с первых дней семейной жизни Константин Константинович стал мечтать о потомстве.
«Моя мечта, чтобы родился сын и чтобы родился около 24 июня, Иванова дня, и назвать Иваном в честь пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна» (17 октября 1885 г.).
«Мысль быть отцом в наступающем году охватывает веемое существо» (31 декабря 1885 г.).
«Я еще более склонен думать, что беременность началась у нас в день зачатия св. Иоанна Предтечи[40]. Вот почему мне бы так хотелось, чтобы в день его рождества родился наш ребеночек» (21 июня 1886 г.).
В два часа ночи с 22 на 23 июня (Рождество Иоанна Предтечи 24 июня) у Елизаветы Маврикиевны начались родовые схватки. Муж позвал повитуху, уже несколько дней дежурившую во дворце, послал за доктором Красовским, сам же зажег свечу и расположился в углу комнаты у комода с книгой в руках. Но не читалось – невольно прислушивался к тому, что происходило за ширмами. Не выдержал, прошел туда, взял Лиленьку за левую руку, и тотчас ей стало легче, боль как будто отстала.
В 4 часа утра, когда роженица застонала громче, доктор Красовский сказал, что ей осталось ждать около часа. Константин Константинович побежал к себе в комнаты, надел свежую сорочку и китель, умылся и надушился. Вернувшись, он прошел в изголовье кровати, чтобы придерживать голову жены. В седьмом часу утра ему показалась, что Лиленька стала кричать как-то по-другому. Вдруг она притихла. Происходило что-то таинственное и великое. Неожиданно послышался тоненький голосок. Доктор Красовский воскликнул: «Мальчик! Да еще какой плотный, здоровый!» Великий князь испытал нечто вроде священного восторга:
«Мне казалось, что я не вынесу этого неземного счастья. Я спрятал лицо в складках рубашки у жены на плече, и горячие обильные слезы полились у меня из глаз. Хотелось остановить, удержать свою жизнь, чтобы сердце не билось и ничто не нарушало бы святости этого момента. Часы показывали 6 часов 22 минуты».
Новорожденного, по обычаю, завернули в сорочку, снятую великим князем перед сном, и наконец показали отцу.
«Я увидел это маленькое существо с розовой головой и тельцем, с большими, сравнительно белыми ручонками. У него был довольно большой носик, глазки он не жмурил и барахтался, испуская неопределенные звуки. Тут пошли хлопоты».
Первенца, как и предполагали, назвали Иоанном. А для родителей он на всю жизнь остался Иоанчиком.
11 июля его крестили. Несмышленый младенец получил множество подарков от статс-дам, камер-фрейлин, статс-секретарей, генерал-адъютантов, членов Государственного Совета и, конечно, от августейших родственников. От Александра III он получил наперсный крестик и покровительницу рода Романовых – Федоровскую икону Божьей Матери в золотой раме с изображениями херувимов по углам, бриллиантовой звездой и бледным рубином. Такие образа при рождении вручались каждому члену августейшего семейства, а по смерти устанавливались над их гробницами.
Но государь сам же несколькими днями раньше отчасти омрачил праздник, приказав опубликовать указ об ущемлении прав членов императорской фамилии, у кого ни отец, ни дед по прямой линии не были царями (у Иоанна только прадед Николай I царствовал).
Августейшее семейство со второй половины XIX века стало стремительно разрастаться, и Александр III, опасаясь, что доля капитала каждого великого князя из-за этого будет уменьшаться и что из-за многочисленности упадет их престиж, решил ограничить число своих самых родовитых родственников. Разговоры об этом пошли вскоре после женитьбы Константина Константиновича, так как новый указ, в первую очередь, должен был затронуть его детей. Александра III предупредили, что подобное нововведение вызовет большое неудовольствие у великого князя Константина Николаевича.
– А это и кстати, – ответил злопамятный государь.
Стали спешно, пока Елизавета Маврикиевна не родила, готовить указ.
«Я еще ни слова не упомянул об указе сенату, наделавшем столько шума. Дело в том, что изменено «Учреждение об императорской фамилии», а именно правнуки государей (например, мои дети, если им суждено когда-нибудь существовать) уже не будут Великими князьями, а князьями императорской крови с титулом Высочества. Это произвело целую бурю. Мои родители были в сильном негодовании. Что же касается меня, то я принял эту новость совершенно спокойно и нимало не считал себя обиженным. Положим, что мне несколько жалко, что, если будут у меня дети, им не дадут того же титула, как у меня. Все ж я не горюю, дети мои, во-первых, будут русские, а во-вторых, Романовы, и с меня довольно. Я думаю, этот новый закон имеет даже весьма мудрое основание. Может быть, приступили к нему и привели его в исполнение несколько неожиданно и резко, но в чем же, как ни в издании законов, должно выражаться самодержавие, за которое мы все стоим головою?» (9 февраля 1885 г).
Константин Константинович еще не знал других подробностей ущемления прав его будущих детей. Они уже не будут, как все великие князья, получать от рождения до смерти ежегодно 280 тысяч рублей, а лишь единовременную выплату в миллион рублей по достижении совершеннолетия. Не дадут им при рождении, в отличие от других родственников, орденов Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого Орла и первые степени орденов Анны и Святослава. Их вручат им опять же только при совершеннолетии. Были и другие ограничения, чтобы провести черту, разделяющую членов августейшего семейства на первейших и неполноценных.
Когда при Дворе заметили, что Елизавета Маврикиевна забеременела, заспешили с доработкой указа. Секретарь Государственного Совета А. А. Половцев 31 мая 1886 года сообщил Александру III, что «Елизавета Маврикиевна должна разрешиться от бремени в самом непродолжительном времени, а если это последует до обнародования [указа], то она родит Андреевского кавалера[41]».
Тотчас по рождении Иоанна Константиновича Александр III поспешил опубликовать долго вынашиваемый указ.
«Сегодня появился в газетах указ об «Учреждении императорской фамилии» с последовавшими изменениями, по которым мой сын носит титул Князя и Высочества. По старому положению он бы был Великим князем и Императорским Высочеством. Все семейство очень недовольно этими нововведениями, не исключая и братьев Государя» (5 июля 1886 г.).
Отец, хоть полтора года назад одобрял этот указ, теперь расстроился. Но особенно неутешными были его родители. Только горю нечем было помочь: с самодержавным царем не поспоришь, он всегда прав, даже если он и не прав.