В остальном же их пути редко пересекались, Александр Михайлович занимался торговым мореплаванием, а позже воздухоплаванием – профессиями, далекими от интересов августейшего поэта. В своих воспоминаниях, написанных на склоне лет в эмиграции, Александр Михайлович много едких слов посвятил великим князьям, но о Константине Константиновиче писал исключительно лестно.
Ни с Сергеем Михайловичем, ни с рано умершим от чахотки Алексеем Михайловичем Константин Константинович не поддерживал почти никаких отношений. Следующее же поколение великих князей из-за большой разницы в возрасте он знал весьма поверхностно – чтобы поздороваться в обществе, но отнюдь не завести задушевную беседу.
По законодательному акту об «Учреждении императорской фамилии», подписанному Павлом I 5 апреля 1797 года, все великие князья обязаны были служить царю и отечеству. Именно служить, а не только проживать баснословные капиталы, назначенные впервые все тем же Павлом I. Каждому великому князю выплачивалось ежегодно двести-триста тысяч рублей только за то, что он родился великим князем[102]. Для Дома Романовых был создан специальный департамент уделов, распоряжавшийся обширными земельными угодьями, предприятиями и другим недвижимым имуществом, а также денежными капиталами, принадлежавшими царской семье. Благодаря своей таинственности и привилегированности, департамент уделов обеспечивал Дому Романовых колоссальные доходы.[103]
Большинство придворных, да и вообще русское общество, за исключением простолюдинов, с завистью и ехидством относились к великим князьям. Их не любили за богатство, кастовую замкнутость, снобизм, легкость карьеры. Августейшее семейство, неподсудное ни закону, ни прессе – лишь людской молве, жило особенной жизнью, которую чаще всего можно было определить двумя словами: бегство от скуки.
Константин Константинович наивно полагал, что внутренний мир его кузенов схож с его, а потому они непохожи на старшее августейшее поколение. Годы показали, что он был глубоко не прав.
«Меня радует, что мы, молодежь, так близки друг к другу и так дружно живем. Глядя на отца и на дядей, я неприятно поражен их казенными отношениями. Они едва между собою видятся, между ними нет почти ничего общего, они еле друг друга знают. Неужели и мы, Митя, Петюша, Сергей, Павел, тоже со временем замкнемся каждый в свой семейный круг и наши отношения будут также натянуты?» (3 июля 1883 г.).
Чем дальше, тем больше пропасть, разделяющая великих князей.
«Сергей и Павел – милые и образованные, Митя – человек дела и добра, Георгий и Петюша – лихие и удалые, ничего не читающие, а только скромно пользующиеся жизнью и ее весельем» (30 июня 1885 г.).
«За завтраком наша молодежь сидела за особым столом. Я сел между Сергеем и Павлом. Митя поднял спор с Георгием и Петюшей. Он упрекал их за то, что они не довольно строго относятся к своим служебным обязанностям и позволяют себе еженедельно по два раза ездить на охоту. Георгий возразил, что наше положение (исключительное) разрешает нам иногда делать то, чего нельзя обыкновенным офицерам. Тут мы все напали на него с ожесточением, утверждая, что именно в нашем положении должно вдвое исправнее нести службу. Я припомнил Георгию, что он однажды выразил мне мнение, будто мог бы уже в настоящее время быть хорошим полковым командиром. Все его с места осыпали насмешками за такую самонадеянность. Далее Петюша и Георгий нападали на Митю, называя его вахмистром. После завтрака спор продолжался, к нему присоединился и Алексей, и принял нашу сторону. Тут сказалась наша Романовская кровь: Алексей, Сергей, Павел, Митя и я настаивали на том, что мы, великие Князья, должны вдвое строже прочих относиться к службе. К сожалению, Петюша за последние годы примкнул к Георгию, который заодно с Михайловичами смотрит на службу как на поприще, на котором можно извлечь для себя как можно более выгод и поскорее дослужиться до высших чинов. Они тяготятся теперешней долгой службой. Мы – настоящие Романовы – служим только ради службы, не думая о будущем» (21 ноября 1886 г.).
«Митрополичью обедню мы с Митей простояли как вкопанные, как солдаты в строю. Мы с ним воспитаны в церковности и любим наше православное богослужение. Нельзя этого сказать про всех членов нашей семьи, напр[имер] про Николашу или Владимировичей, которые видят в обедне одну скуку» (7 января 1900 г.).
«Кирилл и Борис[104]на прошлой неделе уехали в Париж. Странное влечение у молодых людей к заграничной жизни!» (12 марта 1900 г.)
Первый ощутимый удар по единству августейшего семейства нанес Александр III, издав новое «Учреждение об императорской фамилии», которое разделило молодых Романовых на первосортных и второсортных[105].
Еще больше раздражал родственников Николай II.
Ему, во-первых, не могли простить взятых из удельных сумм от имени императорской фамилии двух миллионов рублей в пользу раненых во время русско-японской войны и разговоров о том, что Дому Романовых пора уступить часть своих земель неимущим крестьянам. Во-вторых, на него обозлились за то, что первыми советниками в помощь себе он избирал не родственников, а совсем других, им ненавистных или вовсе незнаемых людей. В-третьих, именно при Николае II участились морганатические браки в Доме Романовых, за что император, как глава семейства, нес ответственность и когда благосклонно относился к неравнородному брачному союзу, и когда запрещал его или накладывал взыскания на августейших ослушников.
Со времен Александра III великие князья не могли прийти к единому мнению, можно ли допускать неравно-родные браки, как это было в прошлом на Руси, или продолжать обособляться от русских людей, как повелось в последние сто лет.
Когда Михаил Михайлович просил разрешения жениться на дочери графа Н. П. Игнатьева, Александр III вознегодовал, с презрением заметив, что «сегодня великие князья женятся на графинях, а завтра на дочерях любого гоффурьера[106]». Константину Константиновичу пришлись по душе эти ядовитые слова.
«Никто не думал, что Государь держится такого взгляда, а мы, стоящие за поддержание старого порядка, ликуем» (21 января 1888 г.).
Но времена менялись, буквально за год с небольшим Константин Константинович изменил свои взгляды.
Мужчины Дома Романовых собрались 18 марта 1889 года на специальное совещание по вопросу бракосочетания своих детей. Владимир Александрович заявил, что морганатические браки неизбежны и привел в пример цесаревича Константина Павловича[107]. Алексей Александрович поддержал его. Их дядя Михаил Николаевич, редко имевший собственное мнение, сказал, что неравные браки нежелательны, но нельзя не допускать исключений. Сергей и Павел Александровичи высказались резко против неравнородных союзов сердец. Их поддержали Александр III и его супруга. Цесаревич Николай Александрович промолчал. Константин Константинович…
«Эти браки почти неизбежны и бояться их нет причины, они не нарушают единства и обособленности Императорской] фамилии» (18 марта 1889 г.).
Но Константин Константинович всегда высказывался резко против, когда великие князья при вступлении в брак нарушали церковные законы, обходить которые помогал своим родственникам Николай II.
«"Снисходя к просьбе Владимира..!" – так сказано в указе Сенату. Государь признал брак Кирилла. Жену его повелено называть великой княгиней Викторией Федоровной, а их дочь Марию княжной императорской крови. Странно все это! Причем здесь просьба Владимира? И как может эта просьба узаконить то, что незаконно? Ведь Кирилл женился на двоюродной сестре, что не допускает церковь… Где же у нас твердая власть, действующая осмысленно и последовательно? Страшнее и страшнее становится за будущее. Везде произвол, поблажки, слабость» (15 июля 1907 г.).
Дом Романовых распадался не только под ударами либерализма и террора, неудачных войн и неумелой внешней и внутренней политики, но и из-за неурядиц в самом августейшем семействе, из-за падения престижа царя и великих князей.
«Она, эта династия, – предсказывал в самом начале XX века историк В. О. Ключевский, – не доживет до своей политической смерти, вымрет раньше, чем перестанет быть нужна, и будет прогнана».
Война с Японией
Революционные потрясения российского общества обычно были следствием неудачных войн, обнищания населения и отсутствия очередного внешнего врага, на которого можно было направить угасающие в народе патриотические чувства. Война с Японией показала, что русское правительство ни на что не годится и верить ему нельзя.
В обмен на Курильские острова в царствование Александра II у Японии приобрели южную часть Сахалина. Долгие годы после этого в России как бы и не замечали Страну восходящего солнца. Япония экономически крепла, и после заключения в 1902 году союза с Англией могла приступить к детальней разработке войны с неугодным соседом – Россией. Мы же, купив в 1897 году за миллион рублей у Китая гору Порт-Артур и оставив там гарнизон и несколько военных судов, наивно считали себя непобедимыми в Азии.
В 1903 году едва не началась война с Японией из-за глупейшей политики на Дальнем Востоке авантюриста A. M. Безобразова, пользовавшегося непонятным доверием у Николая II.
«По его представлению, без ведома военного министра отдано повеление о передвижении в Южную Маньчжурию воинских частей… Странное дело! Уже который раз слышу, что разные малоизвестные и даже подозрительные личности имеют тайный доступ к Государю и пользуются на него влиянием» (17 июля 1903 г.).
«Спрашивал Куропаткина[108]