а, когда тело Ризека еще и остыть не успело?
– Я предан семье, – отрезал Вакрез.
– Но почему? – спросил Акос. – Разве мать Лазмета не убила твою? – Он сделал паузу. – И почему вы до сих пор живы? Я думал, она убила всех возможных наследников?
– Он полезен, – ответила Има, проводя пальцами по перекинутой через плечо пряди белых волос. – Поэтому он жив. Это Ноавеки. Поэтому жива и я. И ты, мальчик, тоже.
Вакрез глянул на Иму и нахмурился.
– Какую пользу вы можете принести такому человеку, как Лазмет Ноавек, сэр?
Акос не смог не добавить эту вежливую форму обращения. В его памяти Вакрез Ноавек был кем-то бронированным и авторитетным – кем-то, кого следует бояться.
– Я читаю сердца, – казалось, Вакрез чувствовал себя неловко. – Что касается верности, и все такое. Это сложно объяснить.
– А ты? – спросил Акос Иму.
– Вакрез читает сердца, а я их разбиваю, – Има разглядывала ногти. – Нас прислали оценить тебя. Если у нас получится.
– Дай руку, парень, – сказал Вакрез. – У меня запланированы еще другие дела на сегодня.
Живот Акоса крутило от голода, но он пока не ощущал гул тока – выходит, его токодар еще действовал. Он протянул руку. Вакрез схватил Акоса за запястье и притянул ближе к себе. Командир смотрел в глаза Акоса, щурясь и сжимая его руку. Кожа Вакреза была теплой и грубой.
– Не работает, – сказал Вакрез. – Нужно подольше поморить его голодом. Может, избить пару раз, раз Лазмет так нетерпелив.
– Я говорила ему, что еще рано, – сказала Има. – Конечно же, он не захотел слушать.
– Он прислушивается только к тем, кого уважает, – ответил Вакрез. – То есть только к себе.
Има встала и расправила юбку. Цвет ее одежды был светло-серым, и она выделялась на фоне темного дерева дома Ноавеков. Има странно задерживала сверкающие глаза на Акосе, поджимая губы. Будто хотела что-то сказать, но не могла сформулировать.
– Отдохни, мальчик, – сказала она. – Тебе это пригодится.
Акос не ел уже несколько дней.
Вакрез заходил очень часто, чтобы выяснить, не ослаб ли дар Акоса. Но токодар отчаянно не хотел его покидать, даже когда Акос ослаб настолько, что мог лишь сидеть у догорающего пламени и разжигать его снова и снова. Там, у камина, его и обнаружила Има, когда снова вошла.
Бледно-голубая ткань, подобранная под цвет глаз, выгодно подчеркивала изгибы ее стройной фигуры. Из-за сочетания светлых волос, белой кожи и бледного цвета одежды казалось, будто Има чуть ли не светилась в темноте. Акос не потрудился включить свет, потому единственным его источником был огонь, догоравший в камине.
Има уселась в кресло рядом с Акосом, сложив руки на колени. Она казалась уверенной, когда приходила с Вакрезом, но сейчас слегка раскачивалась взад-вперед и мяла пальцами колени. Има начала говорить, не поднимая взгляда на Акоса:
– Он забрал меня из дома, когда сформировался мой токодар.
По поводу того, кто такой «он», вопросов не возникало. Има говорила о Лазмете.
– У меня была сестра и один оставшийся в живых родитель – мать, – продолжала Има. – Я была из низкого сословия. Никем. Он меня одел, обул, накормил, привил. Поэтому я не отворачиваюсь от него. Ты тоже не отворачивайся от Лазмета Ноавека, иначе закончишь…
Има слегка вздрогнула.
– Он держал меня вдали от семьи. Потому я оказалась вне опасности, когда они, можно так сказать, пошли против него. Видишь ли, моя сестра Зосита тайно преподавала языки. – Има тихо усмехнулась. – Только представь себе! Прослыть врагом народа только потому, что чему-то учишь.
Акос покосился на Иму.
– Я плохо разбираюсь в лицах, – сказал он. – Но могу ли я что-то знать о тебе? Помимо того, что ты постоянно находилась при Ризеке?
– Ты знаешь мою племянницу Теку. – Има до сих пор не подняла глаз на Акоса.
– Вот оно что!
– Честно говоря, удивлена, что мисс Ноавек не рассказывала обо мне. Пожалуй, она заслуживает большего доверия, чем я полагала. Она раскусила меня накануне битвы с братом. Именно я опоила Ризека снотворным перед их боем в амфитеатре.
– Кайра «раскусила тебя»? – удивился Акос. – В смысле, ты – шпион?
– В некотором роде, – ответила Има. – Мой случай исключительный. Я могу завоевать сердце человека, если нахожусь рядом с ним и действую тонко и неторопливо. Вот почему Ризек держал меня при себе, даже когда вся моя семья обратилась против него. Но с Лазметом все намного сложнее. Его сердце уникально. Оно… не расположено ни к кому и ни к чему. Сколько бы я ни старалась, не могу продвинуться ни на изит.
Има развернулась к Акосу, и он заметил, что ее губы шелушатся, будто женщина постоянно их кусает. Вокруг ногтей Имы было полно заусенцев. Она изводила себя, стараясь подчинить Лазмета, – это было ясно.
– Кажется, ты мне подходишь, – сказала она. – Несмотря на твою привязанность к мисс Ноавек. Но я не доверяю людям. И не стала бы доверять тебе, не будь я в отчаянии.
Из складок юбки Има вынула затянутый на шнурок мешочек, в каких обычно модники хранят ассамблейские деньги, которые являются общей валютой Солнечной системы. Шотеты такие носили редко. Има протянула мешочек Акосу, и когда он его раскрыл, из его рта потекли слюни.
Она принесла Акосу вяленого мяса. И хлеб.
– Нужно держать баланс, – сказала Има. – Нельзя, чтобы ты чувствовал себя слишком хорошо, иначе он кого-нибудь заподозрит. Но твой токодар должен действовать. От него уже почти ничего не осталось.
Акос с трудом удержался, чтобы не проглотить весь кусок мяса сразу.
– Я буду приходить к тебе и рассказывать, как с ним быть. Объясню, как притвориться, что мой токодар действует на тебя. В притворстве я хороша.
– Зачем тебе это нужно? – спросил Акос.
– Ты – единственный из всех, кого я встречала, на кого не действует его токодар, – объяснила Има. – Это означает, что ты – единственный, кто может его убить.
Глаза Имы были широко распахнуты. Она схватила Акоса за руку до того, как он успел поднести угощение к губам.
– Пообещай мне, что будешь предан идее до конца. И не наполовину. Что сделаешь все в точности, как я скажу, даже если это приведет тебя в ужас.
Акос был слишком голоден, чтобы долго обдумывать предложение. Кроме того, выбора у него не было.
– Хорошо.
– Дай слово, – взмолилась Има, продолжая удерживать руку Акоса.
– Даю слово: я сделаю все возможное, чтобы убить его.
Има убрала руку.
– Прекрасно.
Она отвернулась и продолжила наблюдать за языками пламени, пока Акос судорожно набивал рот.
42
Главная артерия Гало всегда была забита торговцами с тележек, которые уже собирались уезжать. Я остановилась возле женщины, продававшей стеклянные фигурки. Они были такими крошечными, что умещались на ладони. Торговка любовно заворачивала их и складывала в коробку. Близилась гроза, но встречу я ее не на Огре.
Я направилась к стоянке, где Тека оставила свое транспортное судно на ремонт и хранение. Я прошла мимо торговца, который ткнул копченым мясом прямо мне в лицо, и семы, которое торговало саженцами, норовящими укусить любого, кто проходил мимо. Я буду скучать по здешней суете. Она такая же, как и в Воа, но при этом еще и пугающая.
Я миновала последние тележки, заваленные корзинами с жареными орехами разных сортов, включая инопланетные, и увидела мужчину, который сидел на корточках посреди улицы и сжимал голову. Его рубаха натягивалась на плечах, отчего отчетливо выделялись кости на его спине. Я признала в нем Айджу, лишь когда подошла ближе. Узнав его, я отшатнулась и отдернула руку, не успев дотянуться до его плеча.
– Что это значит, Керезет? – спросила я.
Он дернулся, услышав свою фамилию, но не ответил. Тогда я дотронулась до его плеча и немного подтолкнула.
– Айджа! – позвала я.
Мне сложно произносить его имя. Сочетание гласных и согласных тувенского языка было для меня непривычным. В глубине души я понимала, что Айджа – мой родной брат, но в то же время не могла в это поверить, ведь я даже не могла выговорить его имени.
Айджа поднял голову. Его глаза были полны слез. Это уже было на него похоже. Айджа любил пустить слезу в отличие от своего брата.
– В чем дело, – спросила я. – Ты болен?
– Нет, – выдавил он. – Нет. Мы запутались. В будущем. Я знал, я… Я знал, это был худший исход, но нужно было проверить, мне нужно было знать…
– Успокойся, – сказала я. – Давай отведу тебя к твоей матери. Уверена, она поможет.
Мне нельзя было дотрагиваться до Айджи. Не на Огре, где мой токодар был еще сильнее. Но я схватила Айджу за рубаху и дернула его кверху. Оракул вскочил на ноги и вытер слезы тыльной стороной ладони.
– Знаешь, мама говорила мне, что те, кто ищет боли… – начала я.
– Находят ее повсюду, я знаю, – перебил Айджа.
Я нахмурилась.
Это мог знать только Ризек.
Выходит, эта фраза содержалась в одном из воспоминаний, которые Ризек передал Айдже.
Пока Айджа вытирал слезы, я обратила внимание, что его ногти были искусаны по самое основание и кутикула находилась в плачевном состоянии. Привычка моего брата. Неужели воспоминания формировали привычки?
Я взяла Айджу за рукав и потянула к временному жилищу, которое огрианцы предоставили ему с Сифой. Оно было уютнее того, где проживали мы с Текой, и находилось прямо в центре города. Я узнала его по флагу с вышитым на нем алым цветком, который висел за окном.
Внутрь вела узкая скрипучая дверь, располагавшаяся меж двух магазинов. Она была перекрашена бесчисленное множество раз, потому там, где краска отслаивалась, проглядывали слои оранжевого, красного и зеленого. Я ввалилась в дверь и потянула Айджу по узенькой лестнице наверх.
Я бы постучала, но дверь уже была слегка приоткрыта. Сифа сидела в гостиной, стены которой украшали ковры. Одни – толстые и уютные, а другие – почти прозрачные. Босые ноги предсказательницы были скрещены, а глаза закрыты. Таинственное зрелище.